Дипломатические отношения России и США были установлены в 1807 году, а первый официальный контакт с одной из американских колоний (будущая Пенсильвания) произошёл в 1698 году.

После Октябрьской революции 1917 года США признали СССР лишь в 1933 году. Во время Второй мировой войны СССР и США стали союзниками по Антигитлеровской коалиции. Сразу же по окончании войны, однако, США и СССР, как двесверхдержавы, вступили в ожесточённое стратегическое соперничество за влияние в мире (так называемая «холодная война»), определявшее развитие мировых процессов в течение полувека.

В настоящее время отношения между Россией и США развиваются в таких областях как борьба с терроризмом, нераспространение ядерного оружия, космические исследования.

Общая характеристика стран

Характеристика стран
Площадь, км²
Население, чел.
Государственное устройство	смешанная республика	президентская республика
Объём ВВП (ППС), $ млрд
ВВП на душу населения (ППС), $
Военные расходы, $ млрд
Численность вооружённых сил
Добыча нефти, млн т
Добыча угля, млн т
Производство стали, млн т
Производство алюминия, тыс. т
Производство цемента, млн т
Производство электроэнергии, млрд кВт·ч
Сбор пшеницы, млн т

История

История российско-американских отношений уходит корнями в конец XVII века, когда независимого американского государства ещё не существовало. В 1698 Пётр Iвстречался в Лондоне с Уильямом Пенном, основателем британской колонии, ставшей впоследствии штатом Пенсильвания. Это были первые двусторонние политические контакты.

В первой половине XVIII века начинается активная колонизация Северной Америки русскими торговцами. Множество российских поселений было основано на Алеутских островах, на континентальной Аляске, на территории современных канадских провинций Юкон и Британская Колумбия и американских штатов Вашингтон, Орегон иКалифорния. Постепенно разрозненные российские колонии-поселения были оформлены юридически; над территорией, занятой русскими поселенцами, был провозглашен суверенитет Российской империи. Столицей Русской Америки стал город Новоархангельск (ныне - Ситка).

В 1775 году в 13 британских колониях вспыхнуло восстание против экономического угнетения со стороны Англии. Георг III обратился к российской императрице Екатерине II с просьбой содействовать английским войскам в подавлении восстания, на что был получен отказ. 4 июля 1776 года в Филадельфии была провозглашена независимость колоний. Формально Россия не признала этот акт, однако поддерживала стремление колоний к самостоятельности. В 1780 году, в разгар Войны за независимость, Россия объявила о вооружённом нейтралитете, означавшем фактическую поддержку колоний.

XIX век

В 1809 году Россия и США обменялись послами, положив начало дипломатическим отношениям. Первым послом США в России стал Джон Куинси Адамс, впоследствии ставший шестым президентом США. Первым послом России в США стал Андрей Дашков.

В XIX веке отношения США и России носили в целом дружественный характер, несмотря на проблемы, возникшие в начале века в результате столкновения российских и американских интересов в районе Аляски и тихоокеанского побережья Северной Америки.

5 (17) апреля 1824 года в Санкт-Петербурге была подписана Русско-американская конвенция о дружественных связях, торговле, мореплавании и рыбной ловле, упорядочившая отношения между двумя государствами в северо-западной части Северной Америки. Именно в ходе переговоров, предшествовавших её подписанию, летом 1823 года до российского правительства было доведено намерение США выдвинуть в качестве одного из принципов своей внешней политики тезис «Америка для американцев», впоследствии оформленный в виде Доктрины Монро. Конвенция зафиксировала южную границу владений Российской империи в Аляске на широте 54°40’ с.ш. Согласно конвенции, севернее этой границы обязались не селиться американцы, а южнее - русские. Рыбная ловля и плавание вдоль побережья Тихого океана были объявлены на 10 лет открытыми для судов обеих держав.

В 1832 году США и Россией был подписан торговый договор, которым стороны на взаимной основе предоставили режим наибольшего благоприятствования товарам и гражданам обеих стран.

В середине века правительство Николая I привлекало американских инженеров к своим проектам модернизации империи. Так, специалисты из США сыграли важнейшую роль в строительстве железной дороги между Москвой и Санкт-Петербургом и оснащении её подвижным составом, в проведении первых линий телеграфа и перевооружении армии после Крымской войны.

Пиком сближения России и США стали 1860-е гг. - время Гражданской войны в США и Польского восстания 1863-1864 гг. Тогда у России и северных американских штатов имелся общий недруг - Англия, которая поддерживала как южан, так и польских повстанцев. Для противодействия действиям британского флота в 1863 г. в Нью-Йорк прибыла Балтийская эскадра контр-адмирала С. С. Лесовского, а в Сан-Франциско - Тихоокеанская эскадра контр-адмирала А. А. Попова. Базируясь в США, русские моряки должны были, в случае войны, парализовать английскую морскую торговлю.

В 1867 году все российские владения к востоку от Берингова пролива были проданы США за 7,2 миллиона долларов. Кроме самой Аляски к ним относился весьАлеутский архипелаг и некоторые острова в Тихом океане.

Однако и в XIX веке между Россией и США накапливались противоречия. В 1849-1850 гг. лидер венгерской революции Лайош Кошут посетил США и нашёл сочувственный отклик в американской провинции. В 1850 г. Сенат США по инициативе сенатора-демократа Льюиса Касса обсуждал «резолюцию Касса» о необходимости судить европейских монархов за подавление революций 1848 г. (прежде всего, как указывалось в проекте резолюции, «русского императора»). Активным сторонником резолюции выступал сенатор-демократ Джон Паркер Хелл. Вот что пишет об этом американский историк Артур Шлезингер в работе «Циклы американской истории»:

Будущий историк, по словам Хейла, мог бы начать главу, посвященную 1850 г., так: «В начале того года американский сенат, наивысший законодательный орган мира, собравший мудрейших и великодушнейших людей, какие когда-либо жили или будут жить, отодвинув в сторону пустяковые местные дела, касавшиеся их собственных краев, образовали из себя некий трибунал и приступили к суду над нациями Земли, допустившими жесточайшие акты деспотизма». Предложение Касса, продолжал Хейл, заключается в том, чтобы «мы выступали в качестве разгневанных судей! Нам надлежит призвать к ответу нации Земли, и они предстанут перед нами в качестве подсудимых, а мы будем выносить им приговоры». Превосходный принцип. Но почему ограничиваться Австрией? Хейл высказал надежду, что будущий историк опишет, как Соединенные Штаты приступили «к суду не над какой-то второстепенной державой, у которой торговля незначительна и санкции против которой обойдутся недорого, но в первую очередь над Российской империей, объявив ей приговор». В конце концов Кошута победила русская армия. «Я не соглашусь судить Австрию, пока мы не вынесем приговор некоторым более крупным преступникам. Я не желаю, чтобы наши действия уподобились ловле частыми сетями, которые улавливают мелкую рыбу, но упускают крупную». Я хочу судить русского царя, заявил Хейл, не только за то, что он сделал с Венгрией, но и «за то, что он сделал давным-давно, отправив несчастных ссыльных в сибирские снега… Когда мы сделаем это, мы покажем, что, поднимая свой гневный голос против более слабой державы, мы делаем это вовсе не из трусости».

«Резолюция Касса» принята не была. Но в 1880-е годы Конгресс США принял серию решений, осуждавших политику Александра III в еврейском вопросе.

Царствование Александра III (1881-1894)

Как отмечает российский исследователь А. А. Родионов, царствование российского императора Александра III (1881-1894 гг.) характеризовалось изменениями в отношениях России и США, которые определили всю дальнейшую перспективу их развития. Если период до 1881 г. описывается историками как время гармоничных отношений, то начиная примерно с 1885 года между этими государствами происходит столкновение стратегических интересов и усиление соперничества во всех сферах государственных отношений. Вступление России и США в более высокую стадию экономического развития приводит к их внешнеполитической переориентации, сближению США с Великобританией и Японией и американо-российскому конфликту интересов на Дальнем Востоке и в Маньчжурии. В Российской империи после убийства Александра II происходит ужесточение политического режима, что усиливает американо-российские противоречия в области идеологии и форм правления, появившиеся задолго до этого. Поэтому именно в это время в американском обществе зарождается устойчивый интерес к событиям, происходящим в России, - в частности, к деятельности организации «Народная воля» и российских «нигилистов». В американской прессе активно обсуждались вопросы русского «нигилизма», сторонники и противники этого движения выступали с публичными лекциями и устраивали дебаты. Вначале общественность США осудила террористические методы, применяемые российскими революционерами. Во многом, по мнению исследователя, это было связано с проявлениями феномена политического терроризма в самих США - достаточно упомянуть покушения на жизнь президентов А. Линкольна и Д. А. Гарфилда. В это время американское общество было склонно проводить исторические параллели между убийствами А. Линкольна и Александра II как двух великих реформаторов.

Позицию американского общества по отношению к российскому политическому режиму России в первой половине 1880-х гг. А. А. Родионов характеризует как умеренную критику царского авторитаризма, во многом обусловленную обострением противоречий между двумя странами в области идеологии и форм правления. Царское правительство подвергается критике в США за подавление русского освободительного движения, прекращение реформ, отсутствие свободы прессы и органов народного представительства, угнетение евреев и т. п. В то же время на общественном мнении США благоприятно сказывается сохраняющееся наследие дружественных отношений между русским и американским народами, а также отсутствие острых конфликтов между Россией и США на международной арене. Тем не менее в американском обществе начинает складываться образ России как недемократического государства, где отсутствуют гражданские свободы и применяется насилие в отношении инакомыслящих, при этом причины зарождения радикального революционного движения связываются с политикой царского правительства. В сознании американцев к чувству дружбы примешивается осуждение реакционного курса самодержавия.

Во второй половине 1880-х - начале 1890-х гг. заключение русско-американского договора о взаимной выдаче преступников (1887) приводит к коренным переменам в общественном мнении США - к переходу от традиционных взглядов на Российскую империю как на дружественную державу к так называемому крестовому походу за «свободную Россию». Сама возможность выдачи политических беженцев противоречила базовым демократическим принципам американского общества и его либеральной традиции. Борьба против ратификации договора в США вызвала к жизни общественное движение, выступавшее за реформирование России на основе принципов свободы и демократии и оказывавшее поддержку российским политическим эмигрантам. Именно в этот период в американском общественном сознании складываются устойчивые негативные стереотипы в отношении России. Россия для многих американцев становится страной, которая находится на средневековой ступени развития, где «деспотичное» царское правительство угнетает население, жаждущее освобождения.

В конце 1880-х - начале 1890-х гг. в американском обществе появляется немногочисленная, но весьма активная оппозиция царскому режиму, которую представляет небольшая группа русских политэмигрантов, американских журналистов, общественных и политических деятелей, устраивавшая кампании в поддержку дела «русской свободы», оказывавшие значительное влияние на формирование образа России. Под воздействием этой агитации многие американцы, - отмечает исследователь, - начинают понимать отношения США и России с позиции конфликта цивилизации и варварства, в общественном мнении США происходит сдвиг, который впоследствии приведёт американское общество к русофобским настроениям и к убеждённости в «мессианской роли» США - в том, что США призваны осуществлять освободительную миссию и вмешиваться в дела других стран и народов. От умеренной критики политического режима России общественное мнение США переходит к его активному осуждению. Подобной перемене также способствуют другие объективные причины - вступление США в новую стадию развития в качестве одного из экономических лидеров мира и связанное с этим столкновение экономических интересов США и России, массовая иммиграция российских евреев в США, технический прогресс и развитие средств массовой информации в совокупности с идеологическим развитием американской нации - появлением и претворением в жизнь идей превосходства и учений о цивилизаторском долге англосаксонской расы. Россия становится одним из объектов глобальной миссии США как страна, которая должна быть преобразована по североамериканскому образцу.

Среди наиболее существенных проблем, которые обсуждались в указанный период американским обществом, следует назвать:

1. русско-американский договор о взаимной выдаче преступников 1887 г.;
2. национально-конфессиональную политику царизма по отношению к евреям (так называемый «еврейский вопрос» и связанный с этим «паспортный конфликт»);
3. карательную политику царизма в отношении политической оппозиции.

Общественное мнение США о России на рубеже XIX-XX веков

Как отмечает российский историк Р. Ш. Ганелин, на рубеже XIX и XX вв. отношения между США и Россией «не носили интенсивного характера»: торговые связи были развиты весьма слабо, американский капитал только начинал проникать в Россию, а правительства не рассматривали друг друга в качестве значимых внешнеполитических партнеров. Тем не менее, уже во второй половине XIX в. стали складываться представления о биполярности мира, на разных концах которого располагались Россия и США. Образ России, по определению российского историка В. В. Носкова, «слагался из трёх основных элементов - представлений: о коренной противоположности путей исторического развития России и Америки, исключающей возможность их мирного сосуществования; о России прежде всего как экспансионистской державе, действия которой на мировой арене особенно угрожают интересам Соединённых Штатов; об особом - бескомпромиссном и всеохватывающем - характере и неизбежности борьбы между Америкой и Россией». Русско-японская война и последовавшая за ней Революция 1905-1907 гг., а также интенсивное экономическое развитие России на рубеже веков способствовали усилению внимания американской общественности к России.

Определяющими факторами, влияющими на американо-российские отношения на рубеже XIX и XX вв., стали враждебная позиция администрации президента СШАТеодора Рузвельта и американских СМИ по отношению к России, особенно во время Русско-японской войны, столкновение экономических интересов на Дальнем Востоке и в Маньчжурии, а также трения по «еврейскому вопросу», связанные с ограничениями прав евреев в России и активной эмиграцией российских евреев в США.

Число иммигрантов из России в США увеличивалось постепенно, начиная с 1880-х годов, и достигло пика в десятилетие перед Первой мировой войной. Всего из Российской империи в США, по официальным данным, прибыло более 3,2 млн человек. Отличительной чертой, выделявшей российскую эмиграцию из общеевропейского потока, являлось преобладание представителей национальных (в первую очередь, евреев, но также поляков, немцев, прибалтийских народов) и религиозных (староверов и религиозных сектантов - штундистов, молокан и духоборов) меньшинств Российской империи, переезжавших в США по причинам национальной и религиозной дискриминации. Кроме того, среди российских эмигрантов были представители оппозиционных и запрещённых политических партий и движений, а также беглые политкаторжане и ссыльнопоселенцы. При этом в законодательстве Российской империи существовал запрет на эмиграцию, так что переселение в США носило полулегальный, криминальный характер. Российские власти предоставили санкцию на выезд из страны лишь некоторым этническим и религиозным группам, в частности евреям и сектантским группам духоборов и молокан. Свободный переход в иностранное подданство не допускался, а время пребывания за границей ограничивалось сроком до пяти лет. Фактически это привело к тому, что большая часть российских иммигрантов находилась в США нелегально, и при возвращении на территорию Российской империи им грозило уголовное преследование.

Увеличение революционной и этноконфессиональной (особенно еврейской) иммиграции из России стало вызывать опасения у американских политиков, однако, несмотря на принятие нескольких ограничительных иммиграционных законов, снижения численности или изменения структуры потока российских иммигрантов в США не последовало. В то же время нелегальный статус российских переселенцев в США и нежелание царской администрации решать проблему нелегальной эмиграции из страны стало одним из факторов, способствовавших ухудшению российско-американских отношений в начале XX века. Определённую роль сыграли и действия ряда влиятельных еврейских финансистов, пытавшихся оказывать давление на российские власти с целью заставить их снять этноконфессиональные ограничения на евреев в России.

Соперничество на Дальнем Востоке

В 1880-е годы США окончательно закрепились на Тихом океане. В 1886 г. по инициативе президента Гровера Кливленда Конгресс провёл слушания на тему о будущей политике США на Тихом океане. Участники слушаний пришли к выводу, что из всех тихоокеанских стран только Российская империя потенциально может угрожать интересам США.

В этой связи США не поддержали русско-германо-французский ультиматум Японии (1895). В 1899 г. США провозгласили политику «открытых дверей», предусматривавшую сохранение территориальной целостности Китая, прежде всего - за счёт сдерживания российского продвижения в Маньчжурию и Корею.

В 1900-1902 гг. американский военно-морской теоретик контр-адмирал А. Т. Мэхэн разработал теорию «сдерживания» России как мощной «континентальной» державы путём создания блока «морских» государств во главе с США. А. Т. Мэхэн и разделявший его концепцию президент США Теодор Рузвельт полагали, что США должны проводить политику активной экспансии на Дальнем Востоке. Соперничество между Вашингтоном и Петербургом из-за экономического преобладания в данном регионе (прежде всего в Маньчжурии) и стало одной из причин ухудшения русско-американских отношений. Идеологи внешнеполитического курса США считали, что распространение влияния России на Дальнем Востоке угрожает экономическим и политическим интересам США. Выступая за нейтрализацию российского влияния в этом регионе, они заявляли, что «Россия не является цивилизованной страной и поэтому не может играть цивилизаторскую роль на Востоке… В складывающихся условиях недемократический режим, архаичность социальной структуры и экономическая неразвитость служили дополнительным аргументом против России».

С 1901 г. администрация Теодора Рузвельта оказывала финансовую и военно-техническую помощь Японии - основному противнику России на Дальнем Востоке.

Русско-японский военный конфликт 1904-1905 гг. ознаменовал новый рубеж в развитии американского общественного мнения о России, поставив его перед необходимостью определить своё отношение к каждой из воевавших держав. Теодор Рузвельт фактически поддержал Японию, а синдикат американских банков, организованный Дж. Шиффом, предоставил Японии значительную финансовую помощь. Одновременно были предприняты усилия с целью закрыть России доступ к западным кредитам. Россия и США вступили таким образом в новую фазу отношений - открытое соперничество. Общественное мнение в США также было настроено крайне враждебно по отношению к русскому правительству.

Первая мировая война. Октябрьская революция и Гражданская война в России

В Первую мировую войну Россия и США вступили союзниками. Переломным для отношений двух стран стал 1917 год. После того, как в России произошла революция, США отказались признавать Советское правительство. В 1918-1920 годы американские войска приняли участие в иностранной интервенции.

СССР - США

Советские и американские танки друг напротив друга. Берлин, 27 октября 1961 года." class="cboxElement">

США стали одним из последних государств, признавших СССР. Первым послом СССР в США в 1933 году сталАлександр Трояновский. С 1919 г. в США была развёрнута борьба против коммунистического и социалистического движения - запрещалась деятельность организаций левого толка, из страны выдворялись опасные, по мнению властей, лица. Дипломатические отношения между Советским Союзом и Соединёнными Штатами были установлены16 ноября 1933 года. Из других событий этого периода, важных для двусторонних отношений можно отметить участие американцев в спасении «Челюскина» в 1934 году (два американских авиамеханика были удостоены за этоОрдена Ленина), а также перелёт Валерия Чкалова через Северный полюс из Москвы в Ванкувер в 1937 году.

В ходе Второй мировой войны отношения США и СССР оставались умеренно хорошими. Германское нападение 22 июня 1941 на Советский Союз вызвало среди американского народа волну уважения и сочувствия к Советскому Союзу, практически в одиночку противостоявшему фашистской агрессии. Решением Рузвельта с ноября 1941 года на СССР был распространён закон о ленд-лизе, в рамках которого в СССР стали поставляться американская военная техника, имущество и продовольствие.

Но союзного договора между СССР и США (как между СССР и Великобританией) подписано не было. СССР и США были союзниками на основе международного документа - Декларации Объединённых Наций от 1 января 1942 года. Позже 23 июня 1942 года было подписано советско-американское соглашение о поставках военных технологий. США, ссылаясь на текст Атлантической хартии 1941 года, отказывались признать Прибалтику частью СССР. Конгресс США также регулярно ставил вопрос о религиозных свободах в СССР.

Договорённости между членами Антигитлеровской коалиции, достигнутые в ходе и после окончания войны, определили создание биполярного мира, в котором объединённый Запад при лидерстве США противостоял блоку социалистических стран, сплотившемуся вокруг Советского Союза.

Холодная война

Джимми Картер и Леонид Ильич Брежнев подписывают договор ОСВ-2. Вена, 18 июня 1979 года." class="cboxElement">

По окончании Второй мировой войны СССР превратился в мощную сверхдержаву, чьё влияние распространялось от Западной Европы до Тихого океана. Установление в государствах Восточной Европы просоветских коммунистических режимов привело к резкому ухудшению отношений между СССР и США. Американское руководство пыталось предотвратить распространение советского влияния и левых идей (чему способствовала победа СССР в войне) дальше на Запад, в Латинской Америке, Азии и Африке. В самих США началась антикоммунистическая истерия - так называемая «Охота на ведьм».

Очень скоро борьба двух идеологий вышла за пределы дипломатических отношений и переросла в глобальное противостояние систем с то и дело вспыхивающими вооружёнными конфликтами по всему миру - Корейская война, Вьетнамская война, многочисленные арабо-израильские войны, войны в Латинской Америке, на Ближнем Востоке и в Африке.

Важным фактором в отношениях Советского Союза и США стала гонка вооружений. С августа 1945 Соединенные Штаты считали себя монополистом на обладание атомным оружием и пытались использовать этот козырь против СССР. Но в 1949 Советский Союз тоже обзавёлся атомным, а в 1953 - термоядерным оружием, а затем - и средствами доставки этого оружия к целям на территории своего потенциального противника (баллистическими ракетами). Обе страны вкладывали колоссальные средства в военную промышленность; совокупный ядерный арсенал за несколько десятилетий вырос настолько, что его хватило бы для того, чтобы уничтожить все население планеты не один десяток раз.

Уже в начале 1960-х годов Соединенные Штаты и Советский Союз оказались на грани ядерной войны, когда СССР в ответ на размещение в Турции американских ракет средней дальности разместил свои собственные ядерные ракеты на Кубе, что привело к Карибскому кризису 1962 года. К счастью, благодаря политической воле лидеров обеих стран Джона Кеннеди и Никиты Хрущёва, военного конфликта удалось избежать. Но, кроме опасности ядерной войны, гонка вооружений несла угрозу экономикам США и СССР. Постоянное, по сути бессмысленное, увеличение вооружённых сил угрожало экономическим коллапсом обеим сторонам. В этой обстановке и был подписан ряд двусторонних договоров, ограничивающих накопление ядерного оружия.

Рональд Рейган и Михаил Горбачёв в Женеве 19 ноября 1985 года" class="cboxElement">

В 1970-х гг. были проведены переговоры об ограничении стратегических вооружений, в результате которых были подписаны договоры ОСВ-I (1972), включавший Договор по ПРО и ОСВ-II (1979) по ограничению пусковых установок.

После разоблачения сотрудничавших с советской разведкой Уокеров (военно-морской офицер Уокер, Джон Энтони) были высланы 25 советских дипломатов.

1 июня 1990 года было подписано Соглашение между СССР и США о линии разграничения морских пространств(Соглашении о Линии Шеварднадзе-Бейкера) по условиям которого к США отошли часть исключительной экономической зоны СССР и участок континентального шельфа площадью 46,3 тыс. квадратных километров в открытой центральной части Берингова моря, а также территориальные воды на небольшом участке в Беринговом проливе между островами Ратманова (Россия) и Крузенштерна.

Острейший политический, идеологический и межнациональный кризис, охвативший Советский Союз к концу 1980-хгодов, привёл к распаду государства. Многие консервативные американские политики склонны в этой связи приписывать Соединённым Штатам победу в холодной войне. Так или иначе, распад СССР (и предшествующий ему распад социалистической системы) принято считать окончанием холодной войны и началом новых отношений между Востоком и Западом.

Современная ситуация

Г-н Буш-младший и его помощники попрезидентской кампании (2000 года)обещали нации, что откажутся от назойливого и непродуктивного, по их оценкам, вмешательства США в дела России в эру Билла Клинтона, который придавал первостепенное значение интеграции России в глобальную систему демократических государств со свободной рыночной экономикой.

После распада СССР Российская Федерация объявила себя государством-продолжателем Советского Союза, благодаря чему Россия унаследовала постоянное место в Совете Безопасности ООН. Американские консультанты активно участвовали в разработке экономических реформ, знаменовавших собой переход России от плановой к рыночной экономике. В переходный период США оказывали России гуманитарную помощь (операция «Provide Hope»). Отношения России и США улучшились, но ненадолго.

Распад Советского Союза, экономический и социально-политический кризис в России, резкое падение её международного престижа и военно-политического потенциала привели к тому, что США стали фактически единственным мировым лидером. В России рассчитывали, что с роспуском Организации Варшавского договораНАТО рано или поздно также будет распущено, тем более что руководство США давало гарантии того, что блок не будет расширяться на восток.

Владимир Путин и Джордж Буш подписывают Договор о сокращении наступательных потенциалов (СНП)" class="cboxElement">

Однако в 1999 г. в НАТО были приняты Чехия, Польша и Венгрия, а в 2004 г. -Эстония, Латвия, Литва, Румыния, Словакия, Словения и Болгария. Этот факт, а также операции США и их союзников против Югославии, Афганистана и Ирака вызвали в России замешательство по поводу выстраивания отношений с США. С одной стороны, после террористического акта 11 сентября 2001 в США Россия присоединилась к антитеррористической коалиции, возглавляемой США, рассчитывая на то, что под понятие «терроризма» удастся подвести и действия чеченских сепаратистов, а значит, получить хотя бы молчаливую поддержку Запада; с другой, уже 13 июня 2002 года США денонсировали договор по ПРО от 1972 года, мотивируя это необходимостью защиты от «стран-изгоев».

В 2003 году Россия совместно с Францией и Германией фактически возглавили «лагерь несогласных» с действиями США в отношении Ирака. В конце 2004 года в российско-американских отношениях наступило небывалое «похолодание», связанное с событиями на Украине («Оранжевая революция»).

Возобновление противостояния

(Во время визита М. Олбрайт в Россию в январе 1999 года.) Б. Н. Ельцин и М. Олбрайт подтвердили приверженность России и США строительству двусторонних отношений на основеравноправия, уважения и учета интересов друг друга . Было особо подчеркнуто важное значение конструктивного российско-американского взаимодействия какстабилизирующего фактора международной жизни . Президент Российской Федерации и госсекретарь США высказались за дальнейшее поступательное развитие многоплановых отношений между двумя странами на всех уровнях и отметили, что возникающие расхождения в подходах к тем или иным проблемам не должны заслонять общности основополагающих стратегических целей двух стран. М. Олбрайт подтвердила принципиальную линию администрации США на поддержку российских реформ.)

К основным проблемным вопросам между Россией и США относятся помощь России Ирану в осуществлении ядерной программы, энергобезопасность, ситуация в Грузии, Украине и Палестине, а также развёртываемая Соединенными Штатами в Европе система противоракетной обороны. Под предлогом развития демократии США финансируют некоторые российские неправительственные организации и политические партии.

4 мая 2006 года вице-президент США Ричард Чейни, находясь вВильнюсе, произнёс речь, которую многие теперь называют «Вильнюсской» по примеру «Фултонской» речи Черчилля. По его словам, США не устраивает «использование Россией своих минеральных ресурсов в качестве внешнеполитического оружия давления, нарушение в России прав человека и деструктивные действия России на международной арене». Отказ России от прекращения сотрудничества с Ираном, Сирией, КНДР, Белоруссией и другими государствами, «вызывающими тревогу» у США, приводит к постоянным российско-американским конфликтам в Совете Безопасности ООН.

В начале 2007 года между США и Россией с новой силой разгорелся конфликт по поводу намерения США разместить в Польше и Чехии элементы своей системы ПРО. По словам руководства США, этот шаг направлен на защиту Европы от северокорейских и иранских ракет. Российское руководство категорически отвергает такое объяснение. 8 февраля 2007 министр обороны США Роберт Гейтс заявил, что «Соединённым Штатам Америки следовало бы быть готовыми к возможному вооружённому конфликту с Россией». В свою очередь, на Мюнхенской конференции по безопасности 10 февраля 2007 Владимир Путин с жёсткой критикой обрушился на внешнюю политику США. Главнокомандующий РВСН генерал Соловцов также заявил, что в случае, если элементы ПРО США все-таки будут размещены в Восточной Европе, Россия может денонсировать Договор о ликвидации ракет средней и меньшей дальности.

14 июля 2007 года президент России Владимир Путин подписал Указ «О приостановлении Российской Федерацией действия Договора об обычных вооружениях в Европе и связанных с ним международных договоров». Наблюдатели полагают, что это решение стало первым шагом российского руководства в сторону коренного изменения военно-политической обстановки на европейском континенте, складывающейся с начала 1990-х годов не в пользу России.

В сопровождающей документ справке указывается, что данное решение было вызвано «исключительными обстоятельствами, влияющими на безопасность Российской Федерации». К таковым, в частности, отнесены:

1. Превышение восточноевропейскими государствами - участниками ДОВСЕ, присоединившимися к НАТО, «групповых» ограничений ДОВСЕ в результате расширения альянса;
2. Невыполнение странами НАТО принятого в 1999 году политического обязательства об ускоренной ратификации Соглашения об адаптации ДОВСЕ;
3. Отказ Латвии, Литвы и Эстонии, вступивших в НАТО, от участия в ДОВСЕ и, в результате, появление на северо-западной границе РФ территории, «свободной» от ограничений на размещение обычных вооружений, в том числе и вооружений других стран;
4. Планируемое размещение военных баз США на территориях Болгарии и Румынии.

В августе 2008 года новый виток противостоянию России и США дало вторжение грузинских войск в Южную Осетию. Российские войска очистили территорию почти полностью захваченной непризнанной республики от грузинской армии и в течение нескольких дней продолжали бомбардировки военных объектов на всей территорииГрузии, после чего Россия официально признала Южную Осетию и Абхазию независимыми государствами. Под вопросом оказалось дальнейшее существование Совета Россия-НАТО.

Фрэнсис Фукуяма отмечал, что с избранием Барака Обамы на первый срок: «Я не исключаю, что могут возобновиться отношения периода холодной войны, когда мы имели дело с русскими, которым нельзя было доверять и которые в любой момент могли прибегнуть к военной силе. Разница будет лишь в том, что в отличие от Советского Союза Россия более интегрирована в мировую экономику, а оттого и более уязвима. Это накладывает определенные ограничители на действия России, которых не существовало в период холодной войны».

На брифинге 07.01.2009, посвящённом политике уходящей администрации президента США Буша-младшего, его советник по нацбезопасности Стивен Хэдли, говоря об американо-российских отношениях, так сформулировал итоги последних лет: «…президент Буш работал над тем, чтобы перевести двусторонние отношения из русла противостояния времен «холодной войны» на путь сотрудничества в тех областях, где мы имеем общие интересы, решая при этом имеющиеся разногласия в открытой, последовательной и транспарентной манере». Среди достижений Хэдли отметил американо-российское сотрудничество в области сокращения ядерного оружия, нераспространения ОМП, в решении иранской и северокорейской проблем, поддержании переговорного процесса по достижению мира на Ближнем Востоке.

В 2013 году как темы разногласий между РФ и США выделяются ситуация в Сирии и КНДР, противоракетная оборона, положение некоммерческих организаций в России, «Закон Магнитского» и «Закон Димы Яковлева».

В ночь с 13 на 14 мая ФСБ при вербовке одного из сотрудников спецслужб России был задержан Райан Фогл сотрудник Центрального разведывательного управления, который работал в должности третьего секретаря политического отдела посольства США в России.

Экономическое сотрудничество

Соединённые Штаты, несмотря на проблемы в политической сфере, традиционно являются одним из ведущих торговых партнеров России. В 2005 г. двусторонний товарооборот достиг 19,2 млрд долларов, при этом российский экспорт составил 15,3 млрд, а импорт США - 3,9 млрд

19 ноября 2006 г. в рамках российско-американской встречи на высшем уровне на саммите АТЭС в Ханое был подписан Протокол о завершении двусторонних переговоров с США по условиям присоединения России к ВТО в пакете с межправительственными соглашениями о сельскохозяйственных биотехнологиях, о торговле говядиной, об инспекциях предприятий, о торговле свининой, о защите прав интеллектуальной собственности и о процедуре импортного лицензирования товаров, содержащих шифровальные средства.

В 2005 г. поставки в США российской нефти и нефтепродуктов достигли уровня 466 тыс. баррелей в день. При сохранении этой тенденции Россия может войти в четвёрку основных экспортёров энергоресурсов в США. В 2003 «Газпром» начал работу над проектом поставок в CШA сжиженного природного газа. В 2005 были осуществлены первые «своповые» поставки. В середине 2000-х годов США занимали 6 место (8,3 млрд долл.) по объёму накопленных иностранных инвестиций в России (6,5 % от общего объёма), причём примерно половина американских прямых инвестиций вложена в топливно-энергетический комплекс. В числе основных проектов - «Сахалин-1» и Каспийский трубопроводный консорциум. На российских автозаводах расположены сборочные цеха американских автомобилей марки Форд, General Motors. На непроизводственную сферу приходится четверть прямых инвестиций США, направляемых в первую очередь в банковскую и страховую деятельность, а также в сферу информационных услуг.

Прямые российские инвестиции в американскую экономику превышают 1 млрд долл. В США работают российские компании «Лукойл», «Норильский никель» (завод по производству металлов платиновой группы), «Северсталь» (компания по производству стали), «ЕвразГруп» (завод по производству ванадия), «Интеррос» (водороднаяэнергетика) и некоторые другие.

Развивается сотрудничество в сфере высоких технологий, инновационной деятельности и информатики. Создан российско-американский Инновационный совет по высоким технологиям, работает Межправительственный комитет по науке и технике, российские компании участвуют в инновационных форумах в США. Ведущие компании аэрокосмической отрасли США - Боинг, Локхид Мартин, Пратт энд Уитни - на протяжении многих лет активно взаимодействуют с российскими предприятиями в рамках проектов по МКС, космическим запускам, производству авиадвигателей, разработке новых моделей самолётов.

Американские компании проявляют значительный интерес к развитию торгово-экономического сотрудничества с регионами России. Более 10 лет действует «Российско-американское тихоокеанское партнерство», объединяющее представителей бизнеса, науки, общественных кругов, федеральных и региональных властей Дальнего Востока России и Западного побережья США.

Диалог о правах человека

Должностные лица США время от времени делают публичные заявления о положении с правами человека в России. Государственный департамент США ежегодно выпускает доклады о положении с правами человека в странах мира; Министерство иностранных дел России в 2005-2013 годах отвечало на оценки, высказанные этими докладами в адрес России В 2008, 2009 и 2013 гг. МИД РФ также комментировал подход к России в ежегодных докладах Госдепа о свободе вероисповедания в странах мира.

МИД России в 2011 году выпустил доклад о правах человека в ряде стран, начинающийся с раздела о США. Пресс-секретарь Госдепа США заявил, что США не считают вмешательством во внутренние дела критику со стороны иностранных государств по вопросам прав человека, не комментируя конкретных утверждений доклада. В 2012 году МИД РФ выпустил особый доклад по США. Пресс-секретарь Госдепа США В. Нуланд прокомментировала это так: «мы - открытая книга и хотим продолжать улучшать наше общество; открытость для наблюдения со стороны мира у нас не вызывает озабоченности».

Сенат Конгресса США в 2011 и 2013 гг. проводил слушания о правах человека и верховенстве права в РФ, Госдума Федерального собрания РФ в октябре 2012 года проводила слушания о правах человека в США.

Сотрудничество в области культуры

Культурное сотрудничество между Россией и США осуществляется на основе Меморандума о взаимопонимании между правительствами России и США о принципах сотрудничества в области культуры, гуманитарных и общественных наук, образования и СМИ от 2 сентября 1998.

В 1999 году в Вашингтоне был открыт Российский центр науки и культуры.

США сотрудничают с российскими музеями, культурными центрами, художественными коллективами и артистами на базе индивидуальных проектов и контрактов. Федеральные и муниципальные власти США делают ставку на прямые связи между организациями, гражданами, учреждениями культуры и образования.

Одно из основных мест в российско-американском культурном сотрудничестве занимает проект долгосрочного сотрудничества между Фондом Гугенхайма иГосударственным музеем «Эрмитаж». Его основной целью является представление на постоянной основе экспозиций произведений классического искусства из собрания Эрмитажа в музеях Гугенхайма и, соответственно, представление коллекций западного искусства XX века в залах Эрмитажа. В октябре 2001 г. в Лас-Вегасеоткрылся музей Гугенхайм-Эрмитаж. К открытию была приурочена совместная выставка из коллекций Эрмитажа и Гугенхайма.

В 2001 году в Посольстве России в Вашингтоне состоялся гала-концерт под девизом «Санкт-Петербург-2003: культурный ренессанс». Он положил начало серии мероприятий в связи с 300-летним юбилеем Санкт-Петербурга в целях его популяризации как центра мировой культуры и привлечения внимания американской общественности к культурному наследию Петербурга.

Активно развиваются связи по линии Библиотеки Конгресса США. В рамках реализации программы для российских управленческих кадров «Открытый мир», которая была учреждена в 1999 г. по инициативе директора Библиотеки Джона Биллингтона, в США с краткосрочными ознакомительными поездками побывали более четырёх тысяч молодых российских политиков, предпринимателей и общественных деятелей. Был запущен совместный проект Библиотеки Конгресса и Мариинского театра по модернизации архивных фондов театра.

Осуществляется программа сотрудничества Центра сценических искусств имени Джона Кеннеди с Мариинским театром. Этот проект рассчитан на 10 лет и предполагает ежегодные гастроли «Мариинки» в крупнейшем оперном театре США. Первые выступления Мариинского театра в Центре Кеннеди состоялись 12-24 февраля 2002 г. и стали новой вехой в развитии российско-американских культурных связей.

В 1813 году в США разразился спор о России. Это был первый такой спор, о ко-тором мне, например, известно. Что же такого произошло в 1813 году? Дело в том, что в это время Соединенные Штаты находились в состоянии войны с Великобританией. У них была своя «война двенадцатого года» Англо-американская война 1812-1815 годов (иногда называется второй Войной за неза-висимость) — велась на Юге, во Флори-де, и британских территориях в Канаде; закон-чилась возвращением к статус-кво. . Россия в это время воевала против Наполеона, а США — против Англии. Технически мы бы-ли на разных сторонах, но при этом отношения между нашими странами оста-вались ровными. Так вот, в самих Соединенных Штатах к войне, которую вело правительство президента Мэдисона Джеймс Мэдисон (1751-1836) — четвертый президент США, один из ключевых авторов Конституции США и Билля о правах, государ-ственный секретарь при третьем президенте Томасе Джефферсоне. против Англии, отношение было неод-нозначным. Весь северо-восток США — Бостон, частично Нью-Йорк, регионы, в которых основу экономики составляла торговля, — испытывал очень серьез-ные проблемы из-за войны. Англия, контролировавшая моря, просто пресекла американскую торговлю, поэтому северо-восток США, переживавший настоя-щее экономическое бедствие, был очень недоволен продолжением войны. Но прямо высказываться против войны было непатриотично. И тогда северо-восточная элита, деятели тогдашней партии федералистов, изобрела способ высказать свое публичное неодобрение, несогласие с войной, не зарекомен-довав себя непатриотами.

Как они это сделали? Они провели целый ряд банкетов по празднованию побед русского оружия. Сначала более 500 человек собрались в Бостоне, потом — в Джорджтауне, пригороде американской столицы Вашингтона, на огромные празднества в честь того, что русские победили Наполеона. Всем — и сторон-никам президента, и его противникам — было понятно, что эти банкеты были призваны выразить недовольство оппозиции тем, что Америка продолжает воевать против Великобритании. И именно поэтому в американских газетах и журналах немедленно появились статьи, разоблачающие банкеты и Россию, которая стала поводом для этих банкетов.

В одних журналах писали, что праздновать победы русского оружия — то же самое, что праздновать победы желтой лихорадки в Центральной Америке, поскольку Наполеон потерпел поражение от морозов, а не от ударов русских. Другие писали, что Россия — это отсталая азиатская страна, праздновать побе-ды которой неправильно для цивилизованной Америки. Третьи говорили, что русские — это варварская нация, каждый русский — это казак, а каждый ка-зак — это каннибал. То есть это были тексты, описывающие Россию самыми черными красками. Частично их источниками были более ранние антирусские памфлеты, созданные французами и англичанами.

Конечно же, организаторы банкетов взялись за оправдание России. Они опуб-ликовали статьи, в которых говорили, что Россия — самая свободная страна Европы, освобождающая ее от тирании Наполеона; что русский царь — самый либеральный из монархов европейского континента; что рус-ские — нация, которая за 100 лет со времен сделала огромный скачок вверх по лестнице цивилизованных народов; что Россия — страна, которая развива-ется быстрее всех европейских стран и которую ждет великое будущее.

Впервые американская журналистика и американские политики столкнулись на тему отношения к России. Повторю: это 1813 год, и, собственно, к России ни у той ни у другой стороны никаких претензий (да и особого интереса) до на-чала этих дебатов не было. Почему же они случились? А именно потому, что Россия оказалась удобным инструментом для высказывания важной внутри-политической позиции.

Я начал с этого сюжета для того, чтобы показать, что традиционное описание российско-американских отношений, основанное на рассказе о геополитичес-ком соперничестве двух стран, которое восходит по большей части к периоду холодной войны, то есть ко второй половине ХХ века, недостаточно для того, чтобы объяснить более глубокие сюжеты, связанные с использованием образа другой страны в политике и в общественных дебатах России и США — тех деба-тах, которые мы наблюдаем и в XXI веке, когда, казалось бы, холодная война ушла в прошлое и геополитическое соперничество между двумя странами, конечно, иногда проявляется, но не является основным содержанием отноше-ний России и Соединенных Штатов.

Для того чтобы осознать, каким образом используется образ одной страны в общественном мнении другой, стоит применить метод, который ученые называют конструктивистским и который обращает внимание на такие поня-тия, как, например, национальная идентичность. Любая социальная группа — но в данном случае нация, государство — рассматривает себя, отвечая на во-прос «Кто мы такие?». Часто объяснение дается через противопоставление себя какой-то другой нации. И очень часто конституирующим Другим — то есть Дру-гим, на противопоставлении которому описывают себя, — являются соседи. Так происходит с большими и могущественными нациями. Например, Соеди-нен-ные Штаты — конституирующий Другой для Мексики и Канады. Канадцы часто себя определяют так: «Мы не американцы». Россия является конституи-рующим Другим для многих соседей, которые любят определять себя так: «Мы не русские». И это, в общем, частое явление для стран, у которых есть более могущественные соседи с имперским прошлым. Наиболее частая форма опи-сания себя через Другого — это как раз описание себя через сильного сосе-да. Но ни у Соединенных Штатов нет соседа, который был бы сильнее их са-мих, ни у России такого соседа, по сути, нет. По меньшей мере с конца ХIX века они являлись друг для друга таким конституирующим Другим: Россия — для США, а США — для России.

Почему Россия и Соединенные Штаты используют друг друга в таком каче-стве? До того как Россия заняла это место в Америке, был период, когда кон-сти-туирующим Другим для нее была Великобритания, то есть бывшая метро-полия. Однако постепенно Великобритания стала союзником США, и амери-кан-цы гораздо больше стали говорить о том, что объединяет их с британца-ми: язык, культура и даже демократия (хоть и в разных формах, но существо-вавшая в ХIX веке в обеих странах). А вот Россия была осознана как страна, наиболее далекая от Америки в том, что сами американцы считают для себя наиболее важным, — в политическом и государственном устройстве. К концу XIX века Соединенные Штаты уже столетие определяли себя как демократи-ческую республику, свободную и либеральную страну. Россия же в это время воспринималась как самодержавная деспотичная монархия. Она оказалась для США наиболее удобным оппонентом, другим полюсом внутри цивилиза-цион--ной общности, которую широко понимали как европейскую. Взять Китай в ка-честве Другого для американцев в тот момент было невозможно, потому что китайскую политическую систему в ХIX веке было невозможно описать с помо-щью европейских понятий. А вот Россию можно, и именно поэтому ее было очень удобно выбрать в качестве Другого.

Америка же для России тоже стала конституирующим Другим, потому что именно она формировала модели, привлекательные для реформаторов и рево-лю-ционеров. Именно на Америку смотрели через океан люди, которые хотели изменить что-то в своей собственной стране, и она оказывалась полюсом, кото-рый привлекал внимание очень многих россиян — и консерваторов, с одной стороны, и реформаторов, с другой. Взгляд друг на друга как на конституирую-щего Другого, на определение себя через оппозицию к другой стране набирал силу с конца ХIX века и достиг, наверное, своего пикового значения в период холодной войны, когда к этому выстраиванию образов добавилось настоящее геополитическое соперничество.

Тем не менее с окончанием холодной войны и с прекращением геополитичес-кого соперничества накопленный репертуар смыслов, взглядов, представлений друг о друге как об аргументе во внутриполитической борьбе продолжал сохра-няться. Так же как и в 1813 году, американцы продолжали и продолжают время от времени использовать образ России для того, чтобы объяснить какие-то изме-нения у себя в стране. Еще чаще, наверное, Америка используется как та-кая модель, или контраст, или угроза в России. Здесь привыкли вспоминать Америку в качестве примера — к месту и не к месту. Депутаты Государственной думы, политики в исполнительной власти, журналисты, простые люди в обы-ден-ных разговорах между собой говорят: «А вот в Америке…» Этот аргумент, в общем-то, объясняет что угодно в нашей жизни.

Но можно вспомнить примеры из более ранней истории, из ХIX века. Если говорить об Америке, то, например, в середине века, когда Россия использовала силу, чтобы помочь Австрии подавить , когда Россия оказалась лидером легитимизма, сторонником законных монархий, против которых восстали европейские революционеры, — в этот момент в Аме-рике на короткое, но довольно интенсивное время отношение к России ухуд-шилось. Один из тамошних политиков, журналист и будущий депутат Конгрес-са Генри Дэвис опубликовал книгу под названием «Борьба Ормузда и Аримана в ХIX веке» Ормузд и Ариман — древнеиранские божества, воплоще-ния добра и зла в зороастризме. . Вообще-то, это была первая книга по российско-американским отношениям в истории. Дэвис использовал в заглавии книги манихейский об-раз борьбы бога добра с богом зла, и Россия, конечно, выступала в роли зла, с которым боролось добро в лице Америки.

В это время изменилось описание России. Буквально за год или за два до этого момента отношения между нашими странами были, наоборот, очень хороши-ми. Американцы привыкли описывать новости из России сравнением с их соб-ственными реалиями, и вот, например, как они описывали войну на Кавказе, которую уже несколько десятилетий вела Россия: чтобы понять, что проис-хо-дит на Кавказе, любому американцу достаточно посмотреть на наши собст-венные войны с индейцами. Черкесы — это те же индейцы, а Россия — это те же Соединенные Штаты, то есть страна, которая пытается черкесов цивили-зо-вать, а они сопротивляются, как это происходит в Америке с индейцами. Этот образ должен был нарисовать для любого американского читателя Россию как положительную страну, которой можно верить. Но вот в США стали прихо-дить новости о европейских революциях — и, кстати, в Америку приехал один из ли-деров подавленной венгерской революции Лайош Кошут, который произ-носил очень много воспламеняющих революционных речей. В этот момент отно-шение к России в Америке испортилось, и те же самые газеты вдруг стали писать о войне на Кавказе в совершенно других тонах. Они опять же сравнива-ли ее с американским опытом, но совсем по-другому: черкесы, которые борют-ся против России на Кавказе, ставят те же самые цели, что ставили наши отцы, когда боролись за независимость против Великобритании. И в этом сравнении уже Россия оказывалась злом, она уравнивалась с деспотической метрополией, против которой восстали колонисты.

Оказалось, что через сравнение с собственной внутренней политикой другую страну можно описать и в положительных тонах — сравнивая с собой, — и в от-ри-цательных — сравнивая со своими врагами. Это очень показательный при-мер, который демонстрирует, насколько текучи и подвижны наши представле-ния друг о друге и как в связи с контекстом, привходящими обстоятельствами, вну-триполитической борьбой можно вытянуть из образов другой страны поло-жи-тельные или отрицательные стороны, каким образом на одну и ту же страну можно смотреть как на угрозу и как на модель и образец. Такое много раз слу-ча-лось в отношениях между нашими странами.

Я бы хотел обратить внимание на то, что за двести с лишним лет российско-американских отношений Россия и Америка не воевали между собой. Было од-но условное исключение — когда Соединенные Штаты отправили экспедици-он-ный корпус для участия в российской Гражданской войне. Одна часть этого корпуса высадилась на Дальнем Востоке, во Владивостоке, а другая — на севере европейской части России, в Архангельске. На Дальнем Востоке американский корпус не принимал участия в войне. Более того, другие интервенты — францу-зы и особенно японцы — жаловались на американских военных в Вашингтон, что они испытывают чуть ли не большую симпатию к большевикам, чем к бе-лым силам. Частично это действительно было так. А вот на Севере американ-ский корпус поступил в подчинение англичан и нес полноценную военную слу-жбу, в том числе по меньшей мере однажды вступил в бой с Красной армией под Шенкурском и понес там потери. Это единственное в истории открытое боевое столкновение между американцами и россиянами. Важно понимать, что накопленный багаж наших отношений в гораздо большей степени — это багаж риторики, багаж накопленных представлений друг о друге, того, что мы успели сказать и написать друг о друге, но не багаж реальных конфликтов и боевых действий.

Это важно понимать, потому что очень часто нам кажется, что Соединенные Штаты — наш традиционный противник или враг. Очень часто в Америке мож-но услышать, что Россия — традиционный противник или враг. Но этот «традиционный противник» существует в значительной степе-ни в рамках внутриполитического использования образа Другого. Митт Ром-ни, который в 2012 году во время президентской гонки сказал Бараку Обаме, что Россия — наш традиционный враг, имел в виду вовсе не Россию, а Барака Обаму, кото-рый после первого своего срока относил к достижениям своей внешней поли-тики перезагрузку отношений с Россией. И когда через четыре года тот же Барак Обама уже испортил отношения с Россией — ну или Россия испортила отношения с Обамой, — то новый кандидат от республиканцев Дональд Трамп обвинял его в том, что он не смог удержать хорошие отноше-ния. Трамп занял прямо противоположную позицию по отношению к своему предшественнику-республиканцу — опять же не столько потому, что Россия стала другой, сколь-ко потому, что во внутриполитических дебатах оказалось выгоднее использо-вать ее в другом качестве.

В России можно найти аналогичные истории, когда президенты или генераль-ные секретари меняли свое описание Соединенных Штатов: из дружественной страны, страны-модели они превращались в угрозу и вызов. Это обычное явле-ние, но я повторю: его важно понимать, и важно изучать, как именно использу-ется Другой во внутреннем политическом, общественном дискурсе. Та рамка, которая уже сформирована в общественно-политических обсуждениях, влияет на политические решения, которые может принять президент любой из сто-рон. Потому что если в обществе существует и актуализирован в данный мо-мент образ другой страны как противника, то сломать его или сделать ка-кой-нибудь шаг навстречу оказывается очень сложно.

Мы видим, как в сегодняшних США актуализирован образ России как врага и угро-зы, и это сковывает по рукам и ногам президента Трампа. Напротив, семь-десять лет назад, когда президентом России был Дмитрий Медведев, в тех же Соединенных Штатах был актуализирован образ России как традици-онного союзника, и ничто не мешало делать шаги навстречу друг другу. Это говорит о том, что образы друг друга, накопившиеся в двух странах, оказыва-ются не менее, а может быть, и более важными, чем какие-то конкретные усилия дипломатов или военных, которые пытаются поддержать или сломать стратегическое равновесие, — то есть то, о чем гораздо чаще говорят на уроках истории, что гораздо чаще исследуют историки холодной войны или современ-ные специалисты по международным отношениям. О том, какими были обра-зы друг друга в России и США и как они формировались, мы поговорим в сле-дующих лекциях. 

Расшифровка

Первым образом Америки в России стал образ страны индейцев. Еще в XVIII ве-ке российское общество интересовалось местными народами, населяющими Америку. Надо сказать, что примерно в это же время русское общество стало читать просветителей, и особенной популярностью пользо-вался в России Жан-Жак Руссо, одной из теорий которого была идея благо-род-ного дикаря. Ну, вы помните: люди, которые живут вдали от цивилизации, благородны. Цивилиза-ция — это сила, которая портит их, которая становится причиной моральных и социальных проблем. А вот человек, живущий диким образом где-то в лесах, по определению благороден. Сквозь эту теорию Жан-Жака Руссо российское общество воспринимало американских индейцев. И это можно увидеть даже в стихах одного из первых русских поэтов Сумаро-кова. Он писал:

Коснулись европейцы суши,
Куда их наглость привела,
Хотят очистить смертных души
И поражают их тела.

Русское общество испытывало симпатию к тем самым благородным дикарям, которых европейцы, то есть американцы, угнетают, принося в Америку ту са-мую, портящую натуральное благородство, цивилизацию.

Образ Америки как страны индейцев существовал довольно долго. В начале XIX века Федор Толстой, дальний родственник будущего знаменитого писателя Льва Толстого, поучаствовал в кругосветном путешествии Крузенштерна. Но он был большим хулиганом, Крузенштерн высадил его где-то на острове, и он сам добирался до Петербурга. Добрался он туда татуированным — навер-ное, пер-вый человек, который привез в Россию татуировку. И вот в салонах пуш-кин-ской поры часто вечерним развлечением для мужской части публики было то, как Федор Толстой снимал рубашку и показывал свои красочные та-туировки, привезенные им из Америки. Именно поэтому у него появилось про-звище Фе-дор Толстой Американец. Американец — в значении «дикарь» или в значении «индеец».

В это время первым, наверное, популярным американским писателем, которого читали в России, стал Джеймс Фенимор Купер, человек, писавший как раз об ин-дейцах, об их взаимодействии с англичанами: Натти Бампо, Кожаный Чулок, «Следопыт», «Пионеры», «Прерия» — кто-то, может быть, читал эти романы в детстве. В начале XIX века это были первые американские романы, прочитанные российским обществом. Я читал отчет американских посланни-ков 1820-х, 1830-х и даже 1840-х, которые приезжали в Петербург, встречались с , и одним из первых вопросов, которые они получали от царя и его супруги, был «А не написал ли господин Купер новый роман?». То есть Купера читали во дворцах, и представление об американцах как об индейцах воспроиз-водилось именно таким образом.

Представление об индейцах как о благородных противниках плохих бледноли-цых продолжало существовать и дальше, хотя, конечно, оно было потеснено другими. И когда уже во времена СССР советские дети смотрели вестерны про-изводства германской студии DEFA Deutsche Film AG (DEFA) — ведущая киноком-пания в ГДР, существовала с 1946 по 1992 год. , где югославский актер Гойко Митич играл благородных индейцев, то это были почти что классические вестерны, почти такие же вестерны, как те, что смотрели американские дети, с одним важным отличием: в американских классических вестернах индейцы были плохими. В Соединенных Штатах не было представления об индейцах как о благородных дикарях. Очень долгое время это были враги, это была пробле-ма, а уже в ХХ веке — обуза, но представления о том, что индейцы были более благородными, чем бледнолицые, в Америке не возникало. И вот те вестерны, которые смотрели в Советском Союзе, были исполнены того самого руссоист-ского духа: благородные дикари, которые борются против плохих белых, при-шедших туда со своей цивилизацией и угнетением.

Второй русский образ Америки сформировался в ходе американской . Это было очень сильное и яркое событие. Эта война произо-шла в 1770-е годы, за полтора десятилетия до Французской революции, и обра-зо-ванное русское общество увидело в Американской революции символ свобо-ды, возможности нового государственного устройства. Российские революцио-неры, реформаторы, люди, которые хотели изменить российское общество, с этого времени стали обращаться к Америке как к примеру страны свободы и страны справедливого государственного устройства. Радищев, с которого мно-гие, начиная с Ленина, ведут отсчет русского освободительного движения, прямо в своей оде «Вольность» обращался к Америке К тебе душа моя вспаленна, / К тебе, словутая страна, / Стремится, гнетом где согбенна / Лежала вольность попрана; / Ликуешь ты! а мы здесь страждем!.. . в своих конституционных проектах копировали, переписывали, дополняли американ-скую конституцию. Известно, что в их библиотеках были и конституция США, и конституции отдельных штатов.

Надо сказать, что такой взгляд на Америку был характерен не только для Рос-сии. Вся монархическая Европа XIX века смотрела на Соединенные Штаты при-мерно таким же образом — как на страну, где уже осуществлены теории соци-альных мыслителей эпохи Просвещения. На США смотрели как на ожившую, осуществленную утопию. Надо понимать при этом, что к реальной Америке это имело достаточно условное отношение. В Америку путешествовали в то время мало, американцев в Европе тоже было довольно мало, и стране приписыва-лись те черты, которые сами реформаторы считали правильными. Поэтому в зависимости от того, что считал правильным тот или иной реформатор или революционер — анархическое ли устройство общества или общество с силь-ным, но справедливым государством, — он соответствующим образом и рисо-вал образ США. Было гораздо удобнее агитировать и верить в то, что на земле уже есть страна, где осуществлены самые правильные социальные реформы. Это страна за океаном — страна Америка.

Этот образ Америки как страны сбывшейся социальной утопии развивался на протяжении всего XIX и значительной части ХХ века. В Европе он немного поблек после Второй мировой войны, когда Соединенные Штаты пришли в Ев-ропу в качестве военной державы, сильного экономического игрока, да и про-сто стало приезжать больше американских туристов. В Западной Евро-пе в это время возникает разочарование и, как следствие, антиамериканизм. Америка оказалась свободной, но не такой свободной или не в той области свободной, как мечталось многим реформаторам.

Россия и Восточная Европа испытали подобное разочарование в 1990-е, когда пал железный занавес и общаться с США оказалось возможным напрямую. В это время начал появляться антиамериканизм, основанный на этом разочаро-вании. Америка оказалась не там, не здесь и не в той форме свободной. Она не вполне отвечала утопическим представлениям о ней. Тем не менее на протя-жении более чем 200 лет Америка ассоциировалась со свободой, с правильным государственным и социальным устройством, и началось это со времен Войны за независимость в Соединенных Штатах.

Третий образ Америки — образ страны технических инноваций. «Рассадник промышленности», как написал один из русских журналистов в середине XIX века. Это страна, откуда можно было заимствовать инженерные решения или приглашать инженеров. Страна, на которую можно было опираться в своих собственных проектах модернизации. Вот такая Америка была особенно инте-ресна государственным реформаторам — не революционерам, а тем, кто хотел совершить для государства рывок в будущее. Рывок, в ходе которого Россия могла обогнать Европу и встать вровень или почти догнать саму Америку.

Первый такой период модернизации — правление Николая I. Его глав-ным мо-дернизационным проектом стала железная дорога между Петербургом и Мо-сквой, и он строил ее при участии и по проекту американских инженеров. Сначала в США были отправлены два российских инженера корпуса путей со-об-щения, Павел Петрович Мельников и Николай Осипович Крафт. Они год путешествовали по Америке, изучали там железные дороги, Мельников приду-мал российские варианты для американских железнодорожных терминов, они познакомились с производителями паровозов и, собственно, со строителями железных дорог. Вернувшись в Россию, они убедили самого Николая и других чиновников, которые имели к этому отношение, что Россия должна опереться в своем железнодорожном строительстве не на английский, австрийский или какой-нибудь бельгийский опыт, а на опыт Соединенных Штатов.

В Россию были приглашены американские инженеры. Главным инженером-консультантом стал Джордж Вашингтон Уистлер, строитель Балтиморско-Огайской железной дороги, с которым Мельников и Крафт познакомились в Балтиморе. Подвижной состав, то есть паровозы и вагоны, стали производить братья Уайнанс и Джордж Гаррисон — им отдали самый тогда технологичес-ки продвинутый завод в Александровском, тогдашнем пригороде Петербурга. В итоге Николаевская железная дорога была построена полностью по амери-кан--скому образцу и в значительной степени — усилиями американских ин-же-неров.

Кстати, знаменитая российская колея — расстояние между рельсами, которое в России отличается от европейского — совпадала с колеей, которую в тот момент использовала Балтиморско-Огайская железная дорога. Уистлер просто привез с собой ее чертежи, по которым потом строилась дорога здесь, в России. В самих Соединенных Штатах в то время не было единого стандарта, а потом, когда он был введен, использовался другой стандарт. Но в России остался тот самый, привезенный Уистлером в 1844 году.

Американских инженеров приглашали, когда Россия стала строить свои теле-графные линии. Конечно же, Россия приглашала американских оружейников: еще в ходе Крымской войны, когда стало очевидно, что она уступает Англии в вооружении, было заключено несколько контрактов с полковником Сэмюэ-лом Кольтом, который производил многозарядные револьверы. После войны реформа вооружения также была связана с американскими образцами. Мы все, наверное, знаем слово «берданка» в качестве обозначения охотничьего ружья. Но первоначально в последней трети XIX века берданка была главным стрелко-вым оружием русской армии. А само слово «берданка» происходит от имени американского инженера Хайрема Бердана: вместе с русским инженером генералом Горловым он изобрел и усовершенствовал ту самую винтовку, кото-рая стала такой популярной в России и даже дала русскому языку такое слово.

В конце XIX — начале ХХ века американские инженеры стали наиболее извест-ны в России как изобретатели швейной машинки. Правда, тут произошел интересный казус. Большинство россиян сейчас считает, что швейная машинка «Зингер» немецкая. На самом деле Айзек Зингер был нью-йоркским купцом, то есть его швейные машинки — американские. В 1900 году компания «Зингер» построила свой завод в Подмосковье, в Подольске, и ее машинки очень широко разошлись по русским семьям. Это было, наверное, самое массовое присут-ствие американской техники тогда в России.

В 1920-е годы, когда большевики поставили задачей быстрый рывок в будущее и для них стала важна индустриализация, они снова обратились к образцу Соединенных Штатов. В это время Европа с трудом восстанавливалась после Первой мировой войны, а США оказались безусловным лидером в области промышленности и технологий. И когда первая пятилетка фактически совпала по времени с началом Великой депрессии, Советский Союз этим воспользо-вался и пригласил большое количество инженеров и мастеров, чтобы очень быстро, в течение нескольких месяцев, совершить прорыв в российской эконо-мике и промышленном производстве. Все огромные знаменитые стройки пер-вых пятилеток — от Днепрогэс до Магнитки, от Сталинградского тракторного завода до Нижегородского автомобильного завода — и сотни менее крупных предприятий по стране проектировались и налаживались американскими инже-нерами; использовались станки, привезенные и закупленные в Соединен-ных Штатах. Мы знаем, какую цену Советский Союз за это заплатил: коллекти-ви-зация и голодная смерть буквально миллионов людей была платой за инду-стриализацию. А деньги при этом были потрачены на покупку технологий в США, на приглашение американских специалистов, так что индустриализа-ция, по сути, была новой волной американизации экономики.

После этого, как только советские (или уже постсоветские) реформаторы заго-варивали об ускорении, о модернизации, сразу же в качестве модели появля-лись Соединенные Штаты. Мы помним, как Никита Сергеевич Хрущев совер-шил поездку в США. Он привез оттуда не только кукурузу, но и массу всего: например, такие организационные формы, как магазины самообслуживания или массовые столовые — те самые столовые, по которым надо ходить с подно-сом самостоятельно. После поездки Хрущева в Советском Союзе появилось ог-ромное количество разных мелочей, которые меняли облик страны, делали ее в каком-то смысле более человечной. Говорят, что и при возникновении идеи массового производства автомобилей и даже массового жилищного строитель-ства не обошлось без подсмотренного лично Хрущевым или людьми из его сопровождения в США.

Соединенные Штаты также стали моделью и во время ускорения Михаила Гор-бачева, и в раннем периоде президентства Бориса Ельцина, уже после рас-пада Советского Союза. Даже когда Дмитрий Медведев был пре-зидентом Россий-ской Федерации и заговорил о модернизации, он сразу же поехал в Кремние-вую долину и привез оттуда айфон и какие-то новинки аме-рикан-ской техни-ки. То есть США каждый раз оказываются для российского руководства источ-ником технических новинок и индустриальных решений. Мы даже не пред-ставляем себе степень американизации советской промыш-лен--ности — насколь-ко многое в том, что существовало в СССР и продолжает существовать в сего-дняшней постсоветской России, восходит к тому, что наша страна привозила из США. И кстати, если говорить о совет-ском промышлен-ном шпионаже, то опять же его главной целью и источником были Соединен-ные Штаты.

Ну и наконец, очень важным русским образом Америки стал образ страны, представляющей угрозу — особенно со времен холодной войны. В самом деле, с момента, когда Советский Союз и США стали двумя безусловными лидерами биполярной системы международных отношений, взгляд на Соединенные Шта-ты как на угрозу был, с одной стороны, объективно этой самой двуполяр-ностью обусловлен, а с другой стороны, для населения подкреплялся всей мо-щью советской пропаганды. Мы знаем, как в 1947-1948 годах принимались целые серии специальных постановлений ЦК КПСС, а потом отдельно — Союза театральных деятелей или Союза писателей, в которых на многих страницах по пунктам расписывалось, как нужно писать романы или пьесы на антиамери-канскую тему, как нужно внедрять в умы советских людей образ Соединенных Штатов как угрозы. Это было серьезной проблемой, потому что в конце 1940-х годов люди еще помнили, что американцы были союзниками, что во время Вто--рой мировой войны США, Англия и Советский Союз вместе победили на-цизм. Быстрое изменение отношения ко вчерашнему союзнику было непро-стой зада-чей, но советская пропаганда с ней справилась.

Вот такой странный набор образов Соединенных Штатов существует в нашем общественном сознании. В связи с разными задачами, которые выходят на пер-вый план в нашей жизни, из этой копилки представлений об Америке можно вытащить одно или другое. Мы можем вдруг вспомнить о том, что это страна индейцев, свободы или технических чудес, а можем вспомнить, что это тради-ционный потенциальный враг, к нападению которого нам надо готовиться. Всё это сосуществует в одном и том же общественном сознании или даже в од-них и тех же головах. Каким образом это используется, зависит от повестки дня в конкретное время.

Чтобы всё сказанное не выглядело очень уж механистично, не могу не доба-вить: у каждого из периодов, когда Россия обращалась к Соединенным Штатам за тем или другим изобретением или приглашала американцев в Россию, ока-за-лись и непредвиденные результаты. Непредвиденные не только для России (в каком направлении она начинала двигаться), но и для самих Соединенных Штатов.

Николаевский период, когда американских инженеров впервые стали пригла-шать в Россию, стал для США своего рода периодом открытия самих себя. Потому что в первой трети XIX века Соединенные Штаты все-таки еще были провинциальной страной, второго или даже третьего ряда. Им было далеко до влияния, мощи, известности европейских держав, к которым, безусловно, относилась в то время Россия. И вдруг одна из европейских держав, Российская империя, опирается на эту далекую, заокеанскую и тогда еще очень небольшую по населению республику, чтобы обновить свою собственную экономику. Это не только породило в американцах гордость за свою страну, но и дало им но-вый источник для гордости. Если до этого они привыкли гордиться своей рели-гиозной избранностью, а потом гордились революцией, Вашингтоном и свобо-дой, то заказ в Америке пароходов и приглашение американских железнодо-рож--ных, телеграфных инженеров в Россию заставили американцев переоце-нить самих себя и поверить в себя как в народ индустриально развитый, индустри-аль-но творческий.

Джеймс Эббот Макнил Уистлер. «Мать». 1871 год Musée d’Orsay; Wikimedia Commons

И наконец, еще один побочный результат взаимодействия. Тот самый Джордж Вашингтон Уистлер — инженер, строивший Николаевскую железную дорогу — привез с собой в Петербург семью. Его сын, подросток, стал изучать здесь рус-ский язык и постоянно портил свои учебники рисунками. Он рисовал на форза-цах, на полях, и, как это часто бывает в таких случаях, родители решили отдать его учиться. Они выбрали Императорскую академию художеств, где сын Уист-лера и проучился все время, пока его отец строил железную дорогу, мосты в Петербурге и другие инженерные сооружения. В результате Америка получи-ла своего первого великого художника. Джеймс Макнил Уистлер, который вер-нулся в США, а потом уехал в Англию, во всех учебниках считается первым великим художником американского происхождения. Наверное, многие из нас помнят картину «Мать » (или, как ее часто называют, «Мать Уистлера»), кото-рая стала для американцев вообще таким каноническим изображением матери. Но он, конечно, написал гораздо больше, и один из музеев в Вашингтоне начи-нался, в общем-то, с коллекции картин Уистлера. Так вот, этот самый вели-кий американский художник учился рисовать в Петербурге, на берегах Невы, при-ехав со своим отцом, железнодорожным инженером. Об американ-ских образах России мы поговорим в следующей лекции. 

Расшифровка

За два с лишним века российско-американских отношений в американском обществе накопилось большое количество разных представлений о России, и этот репертуар дает возможность американцам вспоминать тот или иной образ нашей страны и вытаскивать его на первый план, когда в этом есть необходимость. Прежде всего образ России для американского общественного сознания — это образ союзника. Дело в том, что во всех важнейших войнах, которые вели Соединенные Штаты на протяжении своей истории, Россия оказывалась для них союзником. Речь здесь не идет о таких периферийных войнах, как Вьетнамская или Афганская, — речь прежде всего о тех войнах, в ходе которых американцы решали вопрос, быть им или не быть как незави-симой стране, или когда они ощущали, что их идеалы, само их существование оказалось под угрозой.

Первой такой войной была . Конечно, Россия не оказала Америке такой поддержки, как Франция, которая отправила за оке-ан своих солдат. Но в разгар войны, в критический для американских колоний момент, Екатерина II выступила с декларацией о вооруженном нейтралитете — о том, что Россия будет поддерживать право свободной торговли с Америкой, и, если по-надобится, при помощи своего военно-морского флота. Фактически это была декларация, направленная против попыток Великобритании блокиро-вать тор-говлю восставших колоний. Это было очень серьезным заявлением, к которому присоединились очень многие европейские страны, также недру-же-любно от-но-сившиеся в то время к Великобритании. И в какой-то мере это действитель-но помогло колониям выстоять.

Когда в 1861 году в Америке разразилась Гражданская война между Севером и Югом Гражданская война в США , Россия также оказалась единственной из европейских держав, кото-рая без каких-то колебаний, без попыток играть на два фронта поддержала Север — федеральное правительство и президента Авраама Линкольна. В 1863 го-ду в Нью-Йоркскую гавань даже пришел русский флот, и американцы восприняли это как недвусмысленную демонстрацию поддержки Севера. Это и было де-мон--страцией, хотя у России были другие причины отправлять флот в Нью-Йорк: в том же самом году поставило вопрос о том, не на-падет ли на Российскую империю Великобритания, которая сочувствовала поля-кам. У российского адмиралтейства была задача вывести Балтийский флот — самый мощный на тот момент — из Балтийского моря, чтобы в случае войны он имел свободу передвижения по Атлантике. То есть была стратегичес-кая цель, она не была тайной, о ней знали и американцы, и Европа, но вот вторая, дипломатическая составляющая этого похода русских кораблей в Нью-Йорк была, наверное, более важной. Символическая поддержка прави-тель-ства Линкольна оказалась одним из самых долго существующих символов рос-сий-ско-американской дружбы. Про нее вспоминают даже сегодня, когда в Аме-рике хотят сказать о том, что Россия — это все-таки традиционный союз-ник, а не про---тивник Соединенных Штатов.

В ХХ веке во время обеих мировых войн Россия (или Советский Союз) и Соеди-ненные Штаты были на одной стороне, и это очень важно. Когда президент Вильсон Вудро Вильсон (1856-1924) — 28-й президент США (1913-1921), при котором страна вступи-ла в Первую мировую войну. Лауреат Нобе-левской премии мира 1919 года. выступал в Конгрессе, собственно, с объявлением о том, что Соеди-ненные Штаты вступают в Первую мировую войну, он в качестве одного из глав-ных аргументов такого решения приводил революцию в России. Он так и сказал: до 1917 года война в Европе не могла быть нашей, американской вой-ной, потому что там воевали две империалистические системы, два союза, которые пытались поделить свои территории и решить свои старые феодаль-ные проблемы. Но теперь мы видим, что европейский театр военных действий разделился на две очень четко опре-деляемые стороны: с одной стороны — старые средневековые империи, Гер-ман-ская и Австро-Венгерская, а с другой стороны — демократические страны: Великобритания, Франция и теперь — демократическая Россия. И место Соеди-ненных Штатов, безусловно, на сто-роне этой, как он сказал, «лиги чести». Это было важным переосмыслением того, что собой представляла Первая миро-вая война.

Вторая мировая война тоже объединила Великобританию, Соединенные Шта-ты и Советский Союз. И это все-таки война против абсолютного зла, а не стол-к-но-вение двух тоталитарных режимов — такая идея набирает все бо-льшую популярность, прежде всего в Центральной Европе. В Америке тоже есть ее сторонники, тем не менее в общественном сознании американцев это все‑таки была совместная борьба против главного зла ХХ века. И когда в 2001 го-ду Соединенные Штаты подверглись атаке террористов и президент Путин первым позвонил президенту Бушу, американцы сразу же вспомнили про то, что Россия — это всегда союзник в важных войнах Америки. Когда Буш объ-явил войну с террором, то первые ее месяцы, до начала войны в Ираке, Рос-сия воспринималась как союзник в этой войне. То есть образ России как союз-ника существует в Америке, живет. Может быть, к этому образу пыталась обра-ти-ться российская внешняя политика, когда начиналась операция в Сирии. Потом все стало гораздо сложнее, но первая идея была такая, что мы вместе боремся с «Исламским государством» (запрещенным в России). Это все было апелляцией к тому же самому образу России как союзника, и это важный взгляд американцев на Россию.

Конечно, кроме этого, для американцев Россия еще и соперник. Соперником она стала тоже раньше, чем началась холодная война, — по меньшей мере с 1917 года, в тот момент, когда оказалось, что, кроме идеала, который миру предложила американская революция, появился альтернативный идеал, пред-ложенный миру . Это было очень непривычное для аме--риканцев положение. Они привыкли считать себя тем идеалом, к кото-рому вся Европа стремится и рано или поздно придет, и вдруг оказалось, что идеал может быть и другим — тот самый советский коммунистический идеал, пред-ложенный Россией после революции. С этого времени Россия стала сопер-ни-ком США — прежде всего идеологическим, а после Второй мировой вой-ны еще и военно-политическим. Поэтому взгляд на Россию как на страну, которая смогла бросить вызов в самой важной для американцев сфере, предложив дру-гой набор идеалов — коммунистический, — тоже жив и тоже для американцев является очень важным.

Конечно, во время холодной войны к образу России как вызова, соперника или угрозы приложила руку и американская пропаганда, и маккартизм Маккартизм — антикоммунистическое дви-жение в США в конце 1940-х и 1950-х годах, лидером которого стал сенатор-республика-нец Джозеф Маккарти. , когда всех коммунистов записывали в советские шпионы. В общем, разницы между идеологией и военно-политическим противостоянием тогда не видели. Имен-но к этому образу вдруг обратились и, как мы видим, легко его вытащили из глу--бин общественного сознания критики Дональда Трампа, когда захотели использовать Россию в качестве аргумента в борьбе с нынешним президентом, избрание которого стало таким сюрпризом. То есть образ России как соперни-ка, как врага тоже оказался живучим и, в общем, существует до сих пор, когда, казалось бы, с военно-стратегической точки зрения или даже с точки зрения идеологии Россия уже не является таким уж серьезным вызовом для США.

Но соперник и союзник — это не исчерпывающий набор образов России в Аме-рике. Существовал еще и образ страны-ученика или страны — объекта гумани-тарной помощи. Каждый раз, когда Россия затевала модернизацию и пригла-шала американских инженеров, американцы, конечно, воспринимали это как желание русских учиться. Это, в общем-то, тешило их национальное самолю-бие: в XIX веке великая держава Россия готова учиться у Соединенных Штатов. Представление о себе как об учителе, а о России как об ученике сфор-мирова-лось уже тогда. И оно возвращалось каждый раз, когда Россия снова приглаша-ла американских инженеров, а это случалось несколько раз на протя-жении 200 лет наших взаимоотношений. И каждый раз, когда в России начи-нались серьезные общественные реформы или революции, реформаторы и ре-во-лю-цио-неры использовали американский пример для каких-то обществен-ных и социальных реформ, и снова американцы оказывались в положении учителей по отношению к России. Это очень важное для американского само-сознания представление: если американцы могут быть учителями, то это под-нимает само-оценку и это очень важно для национальной идентичности. Имен-но поэтому Россия остается одним из важных объектов большой гуманитарной миссии Соединенных Штатов.

Иван Айвазовский. Корабль помощи. 1892 год

Подобное происходило и в те моменты, когда Россия испытывала серьезные гуманитарные проблемы, прежде всего голод. В 1891-1892 годах в России был голод, и Соединенные Штаты впервые отправили нам то, что в ХХ веке стало называться гуманитарной помощью, — продукты питания. Собирали их амери-канские общественные и религиозные организации, и в Россию приплы-ли не-сколь-ко кораблей, груженных продовольствием для голодающих районов. Именно в это время русская интеллигенция обращалась напрямую к американ-скому народу с просьбой оказать такую помощь, а русский художник Иван Айвазовский написал две картины специально для продажи в Соединенных Штатах, чтобы вырученные от них деньги тоже пошли на покупку помощи. На одной из картин был изображен американский корабль, который пришел в русскую гавань с грузом продовольствия, она так и называлась — «Корабль помощи». А на второй картине русская тройка едет по деревне — и деревня явно русская нарисована, — а к ней прикреплен американский флаг. И с этой тройки с флагом раздают продовольствие, а по бокам стоят крестьяне, которые смотрят на нее как на избавителя: кто-то даже кланяется, бьет ей земные по-клоны. Эта картина, с одной стороны, была попыткой русской интеллигенции привлечь внимание американцев к проблеме помощи, а с другой стороны, она закрепляла у самих американцев образ их народа как того, кто оказы-вает по-мощь. Ну а тот, кто оказывает помощь, может смотреть несколько свы-сока на тех, кому он помогает.

Иван Айвазовский. Раздача продовольствия. 1892 год Частное собрание / Sotheby’s

Этот образ тоже несколько раз выходил на первый план на протяжении нашей истории. Похожая ситуация была во время большого голода после Граждан-ской войны, уже в 1921-1922 годах, когда в Россию пришла Американская адми-нистрация помощи Американская администрация помощи (American Relief Administration, ARA) — фор-мально негосударственное объединение по-лутора десятков религиозных, общественных и национальных организаций США, которое существовало с 1919 года до конца 1930-х, но наиболее активным было во время голода в Советской России 1921-1923 годов. , привезла очень много продуктов и на самом деле проделала очень большую работу для того, чтобы накормить умирающих от го-лода жителей Поволжья и Южного Урала. И наверное, эти же идеи вспо-мнили американцы, когда на исходе перестройки из Соединенных Штатов в Россию стала поступать гуманитарная помощь. На этот раз в Советском Сою-зе голода не было, но неко-торое время в СССР поступали посылки с продоволь-ствием из США.

Кроме того, на протяжении первой половины XIX века в России и Соединенных Штатах существовало несколько общих, похожих проблем. Как ни странно, вплоть до Гражданской войны в США два общества смотрели друг на друга как в зеркало. Это касалось прежде всего главных проблем для обеих стран: для Рос-сии — крепостного права, для Соединенных Штатов — . Рабство и кре-постное право с социально-экономической точки зрения очень разные вещи, по меньшей мере не во всем похожие. Однако с точки зрения тех, кто боролся за сохранение или за отмену этих институтов, самое главное было оди-наковым: это были институты принудительного труда и личной несвободы. И здесь оказывалось, что два общества, русское и американское, использовали друг друга для того, чтобы достичь каких-то целей внутри, у себя в стране. Сто-ронники защиты этих старых институтов кивали на другую страну.

Например, русские защитники крепостного права прибегали к следующему аргументу: даже такая передовая республика, как Соединенные Штаты, сохра-няет у себя рабство, и это правильный институт, который в общем не проти-во--речит ни идеям свободы, ни экономической целесообразности. Американ-ские защитники рабства тоже указывали на Российскую империю: там 20 мил-ли-о-нов крепостных (хотя они, конечно, использовали то же самое слово, что и для своих рабов), и это гораздо больше, чем у нас, в США, а страна живет счастливо, развивается, и никому этот институт не мешает.

При этом, конечно же, противники рабства и противники крепостного права еще более активно использовали образ другой страны для критики этих инсти-тутов. Вот один такой пример — он был не единственный, но просто очень показательный. Когда осенью 1857 года российский либерально настроенный профессор Харьковского университета Дмитрий Иванович Каченовский читал курс лекций о рабстве американских негров, на этот курс приходила вся обра-зованная публика, и все понимали, что на самом деле он говорит о крепостном праве. Каченовский критиковал рабство за то, что оно ведет к деградации как господина, так и раба, критиковал его за экономическую неэффективность, критиковал его с моральной точки зрения, критиковал его с точки зрения раз-вития общества, но все это было обращено на Америку, потому что крити-ко-вать крепостное право в России просто было нельзя: существовала цензура, существовал государственный контроль. И с помощью такого Каченовский добивался нужного ему результата: все его слушатели понимали, что речь идет не о рабстве негров в Америке, а о крепостном праве в России.

И буквально в тот же самый год, в ту же самую осень в Америке Эндрю Диксон Уайт, молодой ученый, будущий президент Корнеллского университета и ди-пло-мат, читал в Йельском университете лекцию о крепостном праве в России. Он использовал те же самые приемы, что и Каченовский: рассказывал о том, как крепостное право плохо влияет на крепостных и на их хозяев, как плохо крепостное право сказывается на морали и экономике, как мешает развитию общества. Но он говорил о крепостном праве в России. Его друзья-аболицио-нисты, то есть сторонники отмены рабства в Соединенных Штатах, после лек-ции подошли к нему с вопросом, почему он не упомянул рабство негров в са-мих Соединенных Штатах. А он им ответил: если бы я начал критиковать раб-ство, то значительная часть аудитории не стала бы меня слушать — они просто встали бы и ушли. В Америке не было государственной цензуры, но об-ще-ство в этот момент, в 1850-е годы, воспринимало аболиционистов как опас-ных смуть-янов, как людей, которые призывают к гражданской войне, и отказы-ва-лось их слушать. Чтобы обойти эту самоцензуру, Уайт и обратился к россий-скому примеру. Это зеркальное использование другого в один и тот же период очень показательно.

Другим объединявшим две страны явлением была в это время территориаль-ная экспансия. Соединенные Штаты воевали с Мексикой и в 1840-е годы сде-лали своей практически половину ее территории. Россия в это время воевала на Кавказе, а позже начала продвижение в Центральную Азию. Такое продви-жение на территориях, непосредственно граничивших с начальным государ-ством, было характерно именно для этих двух стран и было очень не похоже на то, что происходило в Европе. Поэтому территориальную экспансию тоже сравнивали, брали друг у друга уроки, использовали друг друга для обоснова-ния каких-то своих задач или объяснения того, что происходит у соседа. Например, американцы писали о том, что войны России с Турцией — примерно то же самое, что войны Америки с Мексикой. Турция — более слабая, отсталая страна, и что плохого, если более развитая страна отберет у нее часть террито-рии и построит там цивилизацию. Это буквальный пример из американских журналов того времени.

Вторая треть XIX века — период наибольшего сближения России и США. Соеди--ненные Штаты в это время с наибольшей симпатией относились к Рос-сии. А вот в 1870-е и особенно в 1880-е годы отношение стало ухудшаться. Главной причиной опять стало не то, что изменилась Россия, а то, что изме-нились Соединенные Штаты. В это время они переживали очередной кризис идентичности. После Гражданской войны, после окончания периода Рекон-струкции Реконструкция Юга — период после окон-чания Гражданской войны и до 1877 года, когда проигравшие южные штаты Конфеде-рации возвращались в состав США и по всей стране упразднялось рабство. американцы вдруг, оглянувшись назад, ужаснулись тому, что сде-лали. Шестьсот тысяч погибших в Гражданскую войну, очень непростые годы Реконструкции — и после всего этого к власти на Юге пришли, в общем-то, те же самые представители белой элиты. Рабство было отменено, но черное насе-ление все равно угнеталось, оно никак не было представлено в государстве. То есть 1870-е годы — это период разочарования в самих себе плюс распростра-нив--шиеся слухи о коррупции в администрации тогдашнего президента Улис-са Гранта. И в это время Америка вдруг поворачивается к России, и становится все более популярной критика Российской империи как страны отсталой, как страны, противоположной Соединенным Штатам, как страны, которую можно чему-то научить.

В Америке появляется Общество друзей русской свободы. Кста-ти, часть его членов и основателей составили бывшие аболиционисты и их дети, то есть те, кто несколькими десятилетиями или поколением раньше боролся за отмену рабства на Юге США. И, в общем-то, ту же самую риторику они стали исполь-зовать по отношению к России. Они стали говорить о том, что русский народ нуждается в освобождении, потому что он живет под гнетом самодержавного, деспотичного правительства. И сам он освободиться не мо-жет, так же как афро-американцы не могли освободиться на Юге, и поэтому надо каким-то обра-зом этому народу помогать.

Очень большой вклад в развитие такого взгляда на Россию внес американский путешественник, журналист и писатель Джордж Кеннан — наши отношения знают двух человек с таким именем, это старший из них Джордж Кеннан (1845-1924) — путешествен-ник, журналист и писатель, автор книг о Рос-сии. В его честь был назван Институт Кен-на-на, занимающийся углубленным изу-чением России.
Джордж Фрост Кеннан (1904-2005) — внуча-тый племянник Джорджа Кеннана — старше-го; дипломат, политолог и историк, посол США в СССР в 1952 году, один из основате-лей Института Кеннана. . В 1880-е годы он путешествовал по Сибири. Это была его третья поездка по России, и прежде он писал с симпатией к Российской империи, поэтому ему разрешили ездить, где он хочет, и встречаться, с кем он хочет. Но это были 1880-е годы, то есть тот самый период, когда в России началась реакция после убийства народо-воль--цами «Народная воля» — российская революцион-ная организация, существовавшая с 1879 по 1887 год. Требовала демократических пре-образований в обществе, введения всеобще-го избирательного права, свободы слова и т. п. Среди ее самых известных чле-нов бы-ли Петр Лавров, Софья Перовская, Андрей Желябов и Николай Кибальчич. Александра II. В Сибири к этому времени оказались в ссылке и на ка--торге большое количество членов «Народной воли», разного рода лю-дей, сим-па-тизировавших революционерам, либералов, то есть людей, сомне-ваю-щихся в той самодержавной деспотичной политике, которую начал вести Александр III. И Кеннан, проехав по Сибири, пришел к выводу, что лучшие лю-ди российского общества находятся в ссылке, что Сибирь — это такая боль-шая тюрьма. Вернувшись в Америку, он издал книгу «Сибирь и ссылка», опуб-лико-вал целую серию статей и стал читать лекции. Десять лет он читал лек-ции о том, что Сибирь является большой тюрьмой. Он выходил на помост в зале в кандалах и в робе русского ссыльного каторжанина. Кто-то из его био-графов подсчитал, что Кеннан читал лекции чуть ли не каждый день, кроме выходных. Он проехал по всем Соединенным Штатам Америки, и в общей сложности его послушали чуть ли не миллион человек. То есть он один внес огромный вклад в формирование представления о Сибири как о большой тюрь-ме и о России как о стране, в которой деспотичное правительство подавляет, ссылает и наказы-вает лучших людей.

Этот образ, кстати, надолго пережил Кеннана. Он пережил русские рево-люции, и когда в США опубликовали «Архипелаг ГУЛАГ» Солженицына, то очень мно-гие восприняли его как продолжение кеннановской истории. Сам Солженицын не был этому рад: он писал именно о Советском Союзе, и для него Российская империя вовсе не была таким уж злом. То есть она точно не была злом, которое можно было сравнивать с СССР. ГУЛАГ для него был другой исто-рией, не похо-жей на ту каторгу и ссылку, о которой писал Кеннан. Но для американских чи-тателей это было напоминанием об образе России, который они уже узнали когда-то из книг Кеннана.

В этот же период, в последние два десятилетия XIX века, окончательно оформ-ляются основные взгляды на Россию, которые — конечно, с некоторыми изме-нениями — продолжают существовать и сегодня. Те самые друзья русской сво-боды и Кеннан считали Россию страной, в которой есть хороший, готовый к демократии народ и плохое, деспотичное правительство. Были также люди, которые считали, что российское правительство и российский народ соответ-ствуют друг другу — и те и другие любят автократию, деспотизм, — и поэтому, в общем, ничего хорошего из России ждать не стоит. Можно их условно назы-вать русофобами, хотя кто-то называл их реалистами, которые смотрят на Рос-сию как на некое зло. В ХХ веке именно эти люди настаивали в политике на сдер--живании России и на том, что главная задача — не дать «российскому злу» распространиться за ее пределы.

Но в это же время сформировался и третий подход к России. Это были люди, которые называли себя — да и другие их так называли — русофилами. Кто они? Прежде всего это люди, занимавшиеся русской культурой. Например, Изабель Хапгуд, переводившая Льва Толстого, или люди, которые привозили в Америку Чайковского с концертами. Переводчики Достоевского, Тургенева, а потом и Чехова. Они говорили, что Россия — это страна замечательной культуры и Россию надо любить именно как страну замечательной культуры, невзирая на ее политику. Почему, говорили они, мы вообще обращаем внимание на то, как политически устроена Россия? Россия — это страна, которую надо любить за то, что она дает миру замечательных писателей, музыкантов, художников. Эту Россию мы любим и про эту Россию готовы разговаривать.

И вот все эти образы проявляются каждый раз, когда в Америке начинается новый раунд дебатов о России. Даже в XXI веке очень легко можно увидеть, как в американском общественном мнении эти три подхода к России спорят между собой. 

Расшифровка

Важной частью истории российско-американских отношений является история эмиграции. Наши страны обменивались эмигрантами в очень больших объе-мах. Конечно, наибольший поток эмиграции шел в одну сторону — из Россий-ской империи (а потом из Советского Союза) за океан. Но был и встречный ру-чеек, не такой многочисленный, но очень активный и показательный.

Прежде всего, Америка в середине XIX века привлекала реформаторов, которые хотели ставить социальные эксперименты. Европейцы отправлялись за океан для того, чтобы создавать там коммуны религиозного или социального утопи-ческого образца — для того, чтобы попробовать на практике жить в соответ-ствии с теми теориями, которые им казались привлекательными. Туда ехали сторон-ники Фурье Шарль Фурье (1772-1837) — французский философ, один из представителей утопичес-кого социализма, автор термина «феминизм». , Оуэна Роберт Оуэн (1771-1858) — английский фило-соф, педагог и социалист, проводил социаль-ные эксперименты в Англии и основал ком-муну «Новая гармония» в США. — знаменитых европейских социалистов-утопи-стов. Была по меньшей мере одна коммуна, созданная русскими народни-ками. На Западе США, в Канзасе, в 1870-е годы существовала коммуна Кедро-вой до-лины, где русские народники строили собственную жизнь. Она не была успеш-ной — кстати, как и большинство этих утопических коммун, — но это был один из пер--вых сюжетов российской политической эмиграции.

Вообще говоря, народники и близкие к ним люди в конце XIX века добились ряда существенных успехов, повлияли на американскую жизнь и построили соб-ствен-ные карьеры. Например, Петр Алексеевич Дементьев, который вся-чески отрицал свою связь с народниками, но в начале реакции, после убийства Алек-сандра II, очень быстро уехал за океан и стал одним из самых успешных рус-ских в Америке. Именно он основал во Флориде город Санкт-Петербург. Он был тверским помещиком, продал свое имение в России и вложил деньги сна-чала в покупку леса и создание во Флориде деревообраба-тываю-щего пред-прия-тия, потом стал подводить к этому предприятию желез-ную дорогу, кото-рая в конце концов дошла до побережья Мексиканского залива, где конечную стан-цию он и назвал Санкт-Петербургом — в честь города, который больше всего любил.

Еще один народник, бежавший от преследования русского правительства, Нико-лай Судзиловский, сделал политическую карьеру, как ни странно, аж на Гавайях. В конце XIX века Гавайи провозгласили себя республикой, и они были на пути к тому, чтобы стать американским протекторатом. Суд-зи-лов-ский, долго проживший в Калифорнии, перебрался на Гавайи, был избран в Се-нат и стал первым председателем Сената независимых Гавайев в тот корот-кий период, когда они были республикой.

То есть были истории политически активных русских, которые не бросали по-ли-тическую активность и за океаном. Основной поток переселенцев, конеч-но, не играл такой большой политической роли в Америке, но он создавал огром-ный слой людей, эмигрантов, которые массово отправлялись из Россий-ской империи за океан. Это были люди, бежавшие от религиозного и полити-ческого гнета, и прежде всего это были евреи. В конце XIX — начале ХХ века в США приехало от двух до трех миллионов эмигрантов из Российской импе-рии. Кроме того, уезжали поляки, немцы Поволжья, вроде духоборов.

Надо сказать, что среди них тоже были люди, занявшиеся политической дея-тельностью. Назову одну яркую женщину — Эмму Гольдман, которая уехала 17‑летней девушкой из Петербурга от гнетущей действительности той самой Российской империи периода реакции Александра III. Но, приехав в Америку, она стала свидетелем казни анархистов, обвиненных во взрыве на Хеймаркет в Чикаго, и решила посвятить свою жизнь революционной борьбе уже за океа-ном. Ее взросление в Российской империи сделало ее активным противником любого сильного деспотичного государства. Но она увидела такое деспотичное государство и в Америке и вскоре стала самой известной анархисткой в США. Когда американского президента МакКинли застрелил анархист Леон Чолгош, то первой, к кому пришла полиция, была Эмма Гольдман, хотя она лично никак не была связана с убийцей. Именно ей пришлось потом прятаться и даже менять фамилию, потому что во всем оказались виноваты анархисты, а она бы-ла самой известной анархисткой Соединенных Штатов. Эмма Гольд-ман стала героиней нескольких художественных книг, романов. Ну и кроме того, когда уже в 1960-е годы началась новая волна феминизма, то феминистки тоже стали считать Эмму Гольдман одной из своих предтеч и ходили на демон-стра-ции, скандируя лозунг «Emma said it in 1910, now we are going to say it again» («Эмма Гольдман говорила это в 1910 году — мы сейчас это повторим»).

Раз уж я начал говорить про судьбу русской женщины — вернее, российской еврейки, бежавшей от деспотичного правительства в Америку, — то для срав-нения мне хочется рассказать коротко о судьбе еще одной женщины. Она сбе-жала из того же города — правда, когда она в 1920-е покидала Советскую Рос-сию, он уже назывался Ленинград — от революционного советского больше--вистского правительства. Ее звали Алиса Розенбаум. Эта девушка тоже стала очень популярной в Америке, фактически превратилась в одного из интел-лек-туаль-ных лидеров совершенно противоположного политического тече-ния — правых. Известна она под творческим псевдонимом Айн Рэнд. Ее рома-ны, в ко-торых описывалось моральное превосходство капитализма над социа-лизмом, стали учебным пособием для целого поколения американцев. Среди ее учени-ков, например, Алан Гринспен, который возглавлял американскую Федераль-ную резервную систему. Это он сказал, что Айн Рэнд научила его тому, что капитализм не только экономически эффективен, но еще и морально превос-ходит социализм. До работ Айн Рэнд это было, в общем, неочевидно.

И Эмма Гольдман, и Айн Рэнд стали влиятельными интеллектуальными лиде-рами в Америке, но направление их интеллектуальных исканий было задано тем государством, от которого они бежали. Значительная часть российских эмигрантов пыталась сделать из Америки то, чего они не видели в России. Их идеалом было что-то противоположное России, противоположное Совет-скому Союзу, той стране, откуда они бежали от каких-то гонений или от каких-то проблем. В этом смысле российские эмигранты сделали Америку противопо-ложностью той страны, откуда они сбежали. И это влияние нельзя недооце-нивать. Три миллиона в начале ХХ века — это очень значительная доля насе-ления, и сегодня в Америке можно встретить большое количество людей, кото-рые знают, что их предки приехали из России.

Этот массовый переезд, конечно, создал не только политических лидеров. Еще в большей степени, наверное, эта массовая эмиграция из России создала амери-канскую поп-культуру ХХ века. Сразу несколько деятелей первого ряда амери-канской худо-жественной жизни ХХ века родились в России, родители привезли их из России маленькими детьми. Напрямую, конечно, трудно говорить, что рос-сийское прошлое или российское происхождение как-то влияло на то, чтó они думали или, например, как они писали свою музыку. Но само их при-сут-ствие в Америке было результатом эмиграции из России. Наверное, самый известный американский автор популярной музыки ХХ века Ирвинг Берлин родился в Тюмени и приехал в Америку маленьким мальчиком. Из че-тырех главных студий Голливуда три — Metro-Goldwyn-Mayer, 20th Century Fox и Warner Bros. — основаны людьми, родившимися в России, а некоторые даже выросли в России и приехали в Америку в юности. Таким образом, популярная амери-кан-ская культура ХХ века в значительной степени формировалась под влия-нием выходцев из России.

Когда между СССР и США в 1958 году было подписано так называемое согла-шение Лэйси — Зарубина о культурном обмене, то главным импресарио, кото-рый занимался этим культурным обменом, стал еще один выходец из России — Сол Юрок. И--менно е-----му приписывается фраза «Знаете, что такое культурный обмен между Советским Союзом и Соединенными Штатами? Это когда они везут ко мне своих евреев из Одессы, а я везу к ним своих евреев из Одессы». Не только популярная культура, но и культура музыкальная — камерная, клас-сическая музыка — в обеих странах развивалась за счет работы одних и тех же школ. Культура Голливуда также очень связана с русской актерской школой: Михаил Чехов был не просто одним из самых влиятельных актеров, но и учите-лем актеров в Америке первой половины ХХ века. То есть американская культу-ра в значительной степени обязана эмиграции из России — но не только еврей-ской, но и этнической русской. Может быть, в меньшей степени, но это тоже важная струя.

После Гражданской войны к эмиграции, которая бежала от притеснений со сто--роны российского правительства — прежде всего религиозным и этни-чес-ким меньшинствам, — добавилась эмиграция людей, которые принадле--жали к российской элите. Среди них были инженеры, аристократы, и эти люди также оказали свое влияние на Америку. Те самые инженеры, которые были известны и успешны в России или стали успешными уже после эмиграции, также изменили облик Америки. Наиболее известно, наверное, имя Игоря Сикорского, человека, который до революции успел построить здесь самый боль-шой самолет своего времени, «Илья Муромец», а в Америке вскоре стал од-ним из основателей производства нового средства передвижения по воздуху — вертолетов. Корпорация Sikorsky — до сих пор крупнейший производи-тель вертолетов в Соединенных Штатах Америки. То есть люди, которые приехали в Америку, получив инженерное образование в России, оказались там конку-рентоспособными. Более того, они меняли Аме-рику в инженерном плане.

Аристократы в меньшей степени прижились в Америке. Для энергичного, развивающегося американского общества, в меньшей степени обращающего внимание на происхождение, они значили меньше, но по крайней мере одну успешную историю я расскажу. Это история князя Сергея Оболенского, чело-века из одной из самых титулованных фамилий Российской империи, который приехал в Америку и женился на дочери Джона Джейкоба Астора — одной из наследниц большой империи гостиниц, тех самых «Асторий» в Соединен-ных Штатах. Вместе с братом супруги Оболенский стал работать в гостинич-ном бизнесе. Когда началась Вторая мировая война, он пришел на призывной пункт и сказал, что хотел бы служить в армии, потому что не может видеть, как в Европе разворачивается такая ужасная война. Он был человек военный, успел послужить в Первую мировую и теперь хотел служить опять. Ему сказа-ли: «Вам 50 лет, мы вас можем отправить охранять водокачку». Оболенскому это очень не понравилось. Он использовал свои связи для того, чтобы погово-рить с тогдашним министром обороны США, и тот его отправил к Уильяму Доно-ва-ну, человеку, который в это время формировал УСС: это будущее Цен-тра-льное разведывательное управление, а тогда — Управление стратегических служб. Донован взял-таки Оболенского на службу, и тот сыграл очень серьез-ную роль в одном из эпизодов Второй мировой войны.

В 1943 году итальянский король попытался совершить переворот, отстранив Бенито Муссолини от власти, и в Италии на какой-то период возникла ситуа-ция двоевластия. Было не очень понят-но, на чьей стороне окажутся вооружен-ные силы Италии и где они будут про-должать воевать против англо-американ-ских войск, а где — перестанут. И вот в этот момент князя Оболенского сброси-ли с парашютом на остров Сардиния. Он нашел путь к командующему италь-янским корпусом на Сардинии, избегая немецких патрулей, и, найдя его, про-вел с ним несколько часов в разговорах о прекрасной эпохе до Первой мировой войны, о той самой аристократии, кото-рая в это время была наднациональной, путешествовала по всей Европе. Нашли общих знакомых. Оболенский вспом-нил, как играл на скачках с италь-янским послом в Российской империи. Выяс-ни-лось, что этот итальянский посол был дядей командующего Сардинским кор-пусом. В общем, результатом этого разговора было то, что итальянский командующий согласился передать остров Сардиния американцам. Наутро в аэро-порту уже садились американ-ские «Геркулесы». Как говорят, это была самая успешная операция УСС времен Второй мировой войны, проведенная фактически одним русским аристокра-том.

Ну, если уж я начал говорить об аристократах — эмигрантах из России, то, навер-ное, можно вернуться и в самое далекое прошлое и вспомнить самого первого эмигранта-аристократа из другой очень известной русской фамилии — Дмитрия Голицына. Один из отпрысков большого рода Голицыных, сын послан-ника Российской империи в Гааге, в конце XVIII века он решил после учебы не возвращаться в Россию — в разгар войн, развернувшихся в Европе после революции во Франции, он отправился за океан и там остался. Голицын принял католичество и устроил в западной части штата Пенсильвания такой поселок, где принимал всех католиков — а католикам в то время в Америке жилось не очень хорошо, все-таки страна протестантская. Он стал священ-ни-ком, принял сан, собрал под своим крылом несколько тысяч католических семей. Сейчас в честь Голицына назван округ в Западной Пенсильвании, а его самого рассматривают в Католической церкви на предмет причисления к лику святых. Он прошел первый этап, беатифицирован и может оказаться одним из первых католических святых русского происхождения, хоть и жил в Америке.

Но из США в Россию эмигранты тоже отправлялись. Этот поток, конечно, не ис-числялся миллионами или даже десятками тысяч, но это был очень интересный поток. Кто же ехал в Россию?

Прежде всего в Россию начиная с рубежа XIX и ХХ веков отправлялись афро-аме-риканцы. США долго были страной расовой дискриминации: чело-веку с черным цветом кожи очень тяжело было сделать какую бы то ни было карь-еру в Америке даже в каких-то профессиональных областях, в спорте или в биз-несе, не говоря уже о политике. И мы знаем несколько историй успеха амери-канцев с черным цветом кожи, перебравшихся в Российскую империю до рево-люции. Два наиболее известных сюжета — это сюжеты с ресторатором и с жокеем.

Фредерик Томас, который в России стал Федором Томасом, начинал посыль-ным в гостиницах: сначала за океаном, потом в Европе, а затем добрался до Мо--сквы, где он тоже работал в гостиничном и в ресторанном бизнесе. Начи-нал он с работы метрдотелем, но, скопив достаточно денег, выкупил сначала ресторан «Аквариум», а потом на деньги, заработанные в «Аквариуме», купил и перестроил (а фактически создал) самый фешенебельный ресторан Москвы «Максим». Два его ресторана — особенно «Максим», куда ходила наиболее ари-сто-кратическая публика, — стали большим успехом человека, который в Аме-ри-ке просто из-за цвета кожи никогда не смог бы стать в тот период успешным бизнесменом.

Другой пример — это пример жокея по имени Джеймс Винкфильд, как его на-зы-вали в России. На американский манер, наверное, правильнее будет произ-носить Уинкфилд. Джеймс Винкфильд начал свою карьеру жокея в Кен-тукки, даже победил там в знаменитом Кентуккийском дерби, но после этого черных жокеев стали отстранять от участия в соревнованиях, и он сложным путем через несколько месяцев странствий оказался в России. Здесь он ока-зался очень успешным — он был, наверное, самым известным жокеем в Импе-ратор-ских конюшнях в Петербурге, потом в конюшнях Манташёва, знамени-того предпринимателя-нефтяника, в период первого десятилетия ХХ века. Винк-фильд выиграл большое количество скачек, женился на русской, стал тут бога-тым человеком.

У обоих, Томаса и Винкфильд, карьера рухнула после революции. Томас уехал с белой армией, добрался до Стамбула, создал там ресторан «Максим», но по-том в Турции пришли к власти националисты. В общем, Томас в результате умер в бедности. Винкфильд же после революции уехал в Европу, добрался до Фран--ции, а когда туда пришли немцы, вернулся в Америку. Но там все еще процве-тало расовое неравенство, и после освобождения Франции он снова отпра-вился туда, был известным человеком, тренировал жокеев. Я нашел в ме-муарах чле-нов советской команды по конному спорту — уже в послевоен-ный период, когда Советский Союз начал принимать участие в международных спортивных соревнованиях, — историю про то, как они, выступая где-то в Па-риже, встре-тили этого старенького афроамериканца. К нему подошел руково-дитель совет-ской команды и сказал: «Вы меня не помните, я начинал у вас маль-чиком в ко-нюшне до революции». То есть пиетет и память о Джеймсе Винкфильде сохра-нялись очень долго, его вспоминали даже в 1-й Конной армии: там наездники хвалились, что они с Винкфильдом начинали скакать на лошадях.

Новый поток афроамериканцев, приезжающих в Россию, связан, конечно, уже с Советской Россией и с провозглашением интернационализма и равенства лю-дей независимо от цвета кожи. Из Америки в конце 1920-х — начале 1930-х годов приехали несколько американцев с черным цветом кожи, которые доби-лись успеха.

Сначала я, наверное, расскажу об Оливере Голдене. Он был из числа тех амери-канцев, кто получил образование в США в институте, специально созданном для развития афроамериканцев и занимавшемся подготовкой агрономов. Гол-ден был специалистом по выращиванию хлопка — это та область хозяйства, в которой афроамериканцы были заняты со времен дореволюционного рабства. Голден женился на девушке из еврейской семьи Берте Бялик, что сделало для него почти невозможным пребывание в Америке: оказалось, что семья его жены была настроена против чернокожих, а его собственные афроамерикан-ские родственники оказались антисемитами. В общем, такая история, после которой супруги уехали в Россию. Мы знаем про историю этой семьи из книги мемуаров внучки Оливера Голдена и Берты Бялик, известной российской жур-налистки Елены Ханги. Голден приехал в Центральную Азию, в Узбекистан, и стал одним из тех людей, кто начинал развивать там производство хлопка. Так американский опыт, американские агрономические подходы к массовому производству хлопка были перевезены из Америки в советский Узбекистан.

Другая история с черным американцем этого же времени — это история квали-фицированного рабочего Роберта Робинсона, который приехал в Советский Союз в 1930 году в составе группы американских рабочих, которых советское правительство пригласило для осуществления программы модернизации. Робинсон оказался на Сталинградском тракторном заводе единственным чер-ным американцем среди довольно большой группы из 400 рабочих, приехав-ших из Америки, и в первые же дни у него возникли конфликты с его белыми согражданами. Среди них было много расистов, были южане, и его стали побу-ждать к тому, чтобы он уехал, вернулся в Америку, отказался от работы. Аме-риканские сограждане даже отказывались с ним вместе обедать. В какой-то момент у него произошла стычка, драка с двумя согражданами, свидетелями которой стали советские рабочие. И когда об этом конфликте стало известно, советская пропаганда сделала из него показательный случай. Все центральные газеты написали об этой истории, в Сталинграде прошел суд, на котором суди-ли этих двух белых за расизм. Это был уникальный случай, когда советский суд вынес приговор по делу о расизме против двух белых американцев, которые обидели черного американца. Белых выслали: один из них убедил суд в том, что его роль меньше, и ему разрешили доработать до конца контракта, а второ-го сразу выслали из страны. А вот Роберту Робинсону, наоборот, оказал-ся зака-зан путь назад, в Америку.

Про эту историю написали американские газеты, журнал Time, и когда Робин-сон вернулся в США, то приняли его не очень хорошо. Говорили, что он стал ин-струментом советской пропаганды. Побыв некоторое время в Америке, Робин-сон вернулся опять в Россию, на этот раз в Москву, принял советское граждан-ство, поступил на работу на Московский подшипниковый завод, даже был избран депутатом Моссовета в конце 1930-х годов и прожил в Советском Союзе 40 лет, до 1970-х. Правда, уже с конца 1940-х он стал искать пути верну-ться в Америку. Это оказалось очень сложно, он уже был советским граждани-ном. Лишь в 1970-е ему разрешили выехать в Уганду, с которой в тот момент Советский Союз дружил, и оттуда он вернулся в Америку, где издал книгу «Черный на красном» о своих приключениях в СССР. В слу-чае с Ро-бинсоном нам интересно то, что из тогдашней расистской Америки в Советский Союз переезжала часть наиболее активных, энергичных афроамериканцев, которые видели в СССР альтернативу, страну расового равенства.

Еще одна часть американцев, которые переезжали из США в Советскую Россию после , — это, конечно, политически активные левые. Часть из них была выслана из Соединенных Штатов в 1918 году на специаль-ном пароходе, часть поехала по собственной инициативе для того, чтобы по-мочь Советскому Союзу построить справедливое общество. Далеко не все они (может быть, меньшинство) были большевиками или сочувствующими боль-ше-викам. Это были социалисты совершено разных направлений, были среди них и анархисты, но все они увидели в советском эксперименте возможность для воплощения своих планов. Как в XIX веке утописты и разного рода соци-альные экспериментаторы из Европы отправлялись в Америку, так в конце первого десятилетия — начале второго десятилетия ХХ века в Россию броси-лись социальные экспериментаторы из Америки, которые надеялись построить здесь более справедливое общество. Некоторые из этих людей сделали карьеру в советском партийном аппарате. Например, Билл Хейвуд, лидер «Индустри-аль-ных рабочих мира», стал одним из руководителей III Интернационала. А Билл Шатов, человек, который родился в России, долго прожил в Америке и вернулся в Россию сразу после революции, сделал партийную политическую карьеру. Мы его знаем по роману Ильфа и Петрова «Золотой теленок» — он не называется по имени, но там несколько раз появляется руководитель строи-тельства Турксиба. Вот руководителем строительства Туркестано-Сибирской железной дороги и был тот самый Билл Шатов, который большую часть жизни прожил в Соединенных Штатах. Впоследствии он сделал карьеру и дослужился до замминистра железных дорог, но в конце 1930-х годов ока-зал-ся жертвой репрессий — был расстрелян.

Часть американцев не делали карьеру, а действительно пытались построить свою собственную коммуну. Самая известная из них — это американская коло-ния «Кузбасс». В «Кузбасс» приехала очень большая группа анархистов, из них подавляющее число были американцами, хотя европейцы попадались тоже. Они получили от советского правительства карт-бланш на экономические экс-перименты и построили достаточно успешную промышленную зону — такую свободную зону, в которой развивали химическую промышленность и шахты, построили обрабатывающий коксохимический комбинат, городок и школы вокруг него, то есть создали небольшой очаг своего анархического движения. К этой американской колонии «Кузбасс» восходит значительная часть уже совет-ского Кузбасса в своей промышленной составляющей. К концу 1920-х годов, когда советское правительство стало сворачивать все эти свободы, вклю-чая новую экономическую политику, возможности для подобных эксперимен-тов стали сужаться. Американская колония «Кузбасс» закрылась — значитель-ная часть ее участников просто уехала из страны, кто-то перебрался в другие города. Колония как единый организм перестала существовать, хотя ее мате-риально-техническое наследие продолжает существовать и сегодня.

Таким образом, встречная эмиграция тоже была чрезвычайно важным явле-нием, хотя она и не была такой многочисленной, как эмиграция из России за оке-ан.

Заканчивая разговор об эмиграции, надо поговорить о тех людях, кто, как Билл Шатов, родился в России, провел значительную часть своей жизни в Америке и вернулся в Россию. Очень часто именно такие люди оказывались среди лиде-ров, руководителей технически продвинутых отраслей. Среди наиболее успеш-ных руководителей железных дорог и железнодорожного строительства на про----тя-жении XIX и в начале ХХ века были люди с американским опытом. В то время железные дороги были таким хай-теком, наиболее развитой частью промышленности. И вот первый министр путей сообщения Павел Петрович Мельников ездил в Америку как командированный от николаевского прави-тель-ства. И князь Михаил Хилков, под руководством которого строилась Транс-сибирская железная дорога, ездил в Америку. Правда, не как командиро-ванный, а по собственной инициативе. Он молодым человеком работал маши-нистом на железных дорогах в Соединенных Штатах: начинал с разнорабочего, изучал железнодорожный транспорт с низших ступеней и, вернувшись в Рос-сию, сделал карьеру уже в качестве руководителя железных дорог и стал мини-стром путей сообщения во время строительства Транссибирской железной дороги. И тот самый Билл Шатов в советское время уже снова стал одним из руководителей советских железных дорог. Он тоже человек с американ-ским опытом.

Это неслучайно: люди с опытом работы на таких сложных, технически про-двинутых экономических системах пользовались большим спросом в России. По воз-вращении на родину они своей жизнью и своей работой оказывали влияние на то, как в нашей стране выстраивалось производство во многих отраслях. 

Расшифровка

Давайте бросим взгляд на российско-американские отношения на протяжении их более чем 200-летней истории. Если мы свяжем происходившее в россий-ско-американских отношениях с тем, как менялась внутренняя политика, со-стоя-ние общества в двух странах, то мы увидим интересную зависимость. Можно даже выделить определенные циклы в отношении России к заокеан-ской республике Америке, и эти циклы связаны с внутренними поворотами российской политики от реформаторства к реакции и обратно.

Начать можно с периода . Он приглашал американцев для того, что-бы они помогали ему индустриализировать Россию, строили железные дороги, проводили телеграф. Самому Николаю, кстати, очень нравилось то, что мы бы сейчас назвали пропагандой. Для тех, кто пытался сформулировать смы-слы прав-ления Николая, очень важным было его сравнение с . Это счи-та-лось таким официальным сравнением: Николай модернизирует Россию так же энергично и настолько же глубоко, как это делал Петр I до него. А вот в роли голландцев Петра у Николая I выступают американцы.

Александр II, который расширил реформизм Николая за пределы узко пони-мае-мой экономической технологической модернизации и начал эру Великих реформ, также интересовался американским опытом. При нем взаимодействие России с Соединенными Штатами расширялось, и это был период, наверное, наиболее теплых и близких отношений между двумя странами: именно тогда Россия поддержала Север Соединенных Штатов в Гражданской войне Гражданская война в США — война между южными рабовладельческими штатами, вы-шедшими в 1861 году из состава США и обра-зовавшими собственное государство — Кон-федеративные Штаты Америки, и штатами, оставшимися верными федеральному Союзу. В самом начале война велась за единство страны, но после того, как в 1862 году прези-дент США Авраам Линкольн подписал Про-кла-ма-цию об освобождении рабов (в кото-рой нег-ры, жившие на восставших террито-риях, объ-являлись свободными), преврати-лась в войну за отмену рабства. Гражданская война стала самой кровопролитной в исто-рии США. В 1865 году она закончилась ка-пи-туляцией всех частей Конфедерации, а в де-ка-бре всту-пила в силу 13-я поправка к Кон-ституции США, окончательно запретившая рабовла-дение. , а в 1867 году продала Аляску. Конечно, причины продажи Аляски были эко-номические, стратегические, об этом много спорили, но само по себе решение продать эти территории именно США не могло бы быть принято, если бы к Аме-----рике в это время относились хоть с каким-нибудь подозрением или не рас--сматривали бы ее как дружественную державу. Нет, она была наи-бо-лее дружественной в это время, и такая продажа, в общем-то, только уси-ливала взаимные симпатии. После восшествия на престол Николая II был относите-льно короткий период, когда российские реформаторы связывали с ним неко-то-рые надежды, и это было время сближения России с Соединен-ными Штата-ми.

Но наиболее яркий пример поворота к американской модели связан с больше-виками. В 1920-е годы большевистское правительство поставило целью бы-строе повышение эффективности труда. Нам от того времени запомнился один лозунг, что коммунизм (или социализм) — это советская власть плюс электри-фикация. Но кроме него в то время в ходу было еще несколько похожих. Один из них звучал так: социализм — это советская власть плюс фордизация про-мыш-ленности. Другой прямо призывал к американизации советской промыш-лен-ности. О чем шла речь? Большевики считали — и по праву — Аме-рику стра-ной с наивысшей эффективностью труда, с наибольшей эффектив-ностью экономики. Они рассматривали повышение эффективности труда в Со-ветской России как задачу номер один: если социализм есть советская власть плюс вы-сокая эффективность труда, то России для достижения этого состоя-ния нужно поднять эффективность труда. А вот в Америке эффектив-ность труда уже и так высока — достаточно ввести советскую власть. То есть в этой картине мира Россия и Соединенные Штаты были двумя странами, наи-более близкими к социализму, — в отличие от Европы, где не было ни совет-ской власти, ни высокой эффективности труда.

И действительно, большевики даже до начала индустриализации, в ходе кото-рой американский опыт использовался напрямую и очень широко, уже в 1920-е смотрели на Соединенные Штаты как на модель и относились к ним с симпа-тией (а сами США, кстати, в это время не признавали советское прави-тельство и относились к большевикам с большим подозрением). Неско-лько писателей и режиссеров, например Эйзенштейн, получили государ-ствен-ные деньги на то, чтобы проехать по Соединенным Штатам, вернуться и ка-ким-то образом доне-сти до своих читателей и до зрителей кинофильмов американ-ский дух. Некото-рые большевики всерьез относились к фразе о том, что писатели есть инжене-ры человеческих душ. И эта попытка инженерии чело-веческих душ, создание совет-ского человека не могло обойтись без усвое-ния каких-то американских образцов поведения, прежде всего — отношения к труду.

Любой последующий реформатор советского государства — будь то Хрущев, или Горбачев, или даже Дмитрий Медведев — обращался к амери-канскому образцу. В периоды, когда советское или российское государство реформиро-вало само себя, сближение с Америкой, ориентация на американ-скую модель становились одной из задач в повестке дня. Но каждый раз, когда советское или российское государство поворачивалось к другим задачам, каж-дый раз, когда на первый план выходила реакция, стабилизация и подморажи-вание общества, стагнация, государство начинало смотреть на Америку как на угрозу, вызов или вовсе потенциального противника.

В начале ХХ века в одном из учебников, по которым учились русские школь-ники, описывалась американская революция — и со-зда-ние американского государства. Президенту Джорджу Вашингтону там воздавалась хвала за его личный героизм и за то, что он и другие вложили в американское государство. Но в конце автор учебника делал оговорку, что создатели Конституции Соединенных Штатов не смогли решить две проблемы и оставили их следующим поколениям. Одна из проблем — это рабство, кото-рое они сохранили и которое привело потом к Гражданской войне в США. А вто-рая проблема — это регулярные выборы президента, которые тоже явля-ются источником смуты.

Каждый раз, когда российское государство при царе или при генсеке — напри-мер, в последний период правления Сталина в конце 1940-х и начале 1950-х или в последние годы руководства Брежнева в конце 1970-х и самом начале 1980-х — ставит себе задачей не развитие, а стабилизацию, Соединенные Штаты вдруг становятся угрозой. На первый план в российском разговоре о США, в российской пропаганде выходит то, что это страна, которая дестаби-ли-зирует Россию, вольно или невольно способ-ствует ее разрушению. Именно это актуализирует антиамериканизм в России на протяжении десятилетий.

С этой точки зрения можно объяснить и антиамериканизм последних лет, кото-рый в России достиг, как многие говорят, уникально высоких значений. Тут совпали две вещи: Россия оказалась в низшей точке цикла, о котором я ска-зал, то есть государство вошло в период подмораживания, в период, когда глав-ной задачей становится стабилизация политической системы, а второе явление я бы назвал «антиамериканизмом от знакомства». Российское общество узнало про Америку гораздо больше после распада Советского Союза и особен-но в 2000-е годы, когда экономическая ситуация сделала возможным и поезд-ки в США, и приход в Россию американских бизнесменов и советников, кото-рые появились еще во времена Ельцина. Все это сделало Америку гораздо более доступной и дало возможность россиянам увидеть в ней те черты, которые издалека были не видны. Например, Америка, может быть, и страна свободы, но не такой свободы, как хотелось бы: там есть политическая свобода, но очень много ограничений на то, что можно говорить, — политическая корректность. Или много ограничений на то, как себя можно вести. Узнавание несколько ис-пор-тило образ Америки, не говоря уже о том, что роль политических советни-ков, например, во времена реформирования российского государства не всегда оказывалась положительной: мы знаем об очень неприглядных случаях, кото-рые потом даже рассматривали американские суды. В общем, все это преврати-ло Америку из страны-утопии, страны, в образ которой предыдущие поколения вписывали все положительное, что могли придумать, в страну реально сущест-вую---щую — со своими интересами и своими проблемами.

Американцы тоже выработали свои циклы взглядов на Россию. Они не такие частые и скорее связаны с изменениями в самой России. Все-таки для амери-кан-цев Россия, оставаясь конституирующим Другим — важной страной для фор--мирования своей собственной идентичности, — не является чем-то, что при-сутствует в ежедневном дискурсе, в постоянных разговорах, как Аме-рика — в России.

Тем не менее, как только в России начинались какие-либо перемены, а особен-но когда начинались революции, американское внимание к России сразу взле-тало до небес. Так было и в 1905 году, и в 1917 году, и во время перестройки и распада Советского Союза в начале 1990-х. И каждый раз американское обще-ство поначалу возлагало на развитие ситуации в России необоснованно высокие надежды. Американцам казалось, что Россия установит у себя рес-публику по американскому образцу и вот-вот станет чем-то очень похожим на США, такими Соединенными Штатами России. Ни разу эти надежды не опра-вдались.

Сначала революции, с американской точки зрения, заходили слишком далеко, становились более радикальными: и революция 1905 года к декабрю, когда началось московское восстание, и с приходом к власти большевиков, и, собственно, перестройка, приведшая к распаду Советского Союза и конфликту президента с Верховным Советом. Каждый раз радикализм шел гораздо дальше, чем американцы готовы были привет-ство-вать. А после этих революций в России наступал откат или формировались такие социально-политические системы, которые американцам не нравились. И вот, после необоснованно высоких надежд, американское общество испыты-вало очень глубокое разочарование в России, разочарование в возможностях российского общества и российского государства построить правильную поли-тическую систему — а в качестве таковой американцы, конечно, рассматривали только свою собственную. Эти разочарования тоже были, как правило, гораздо глубже, чем, наверное, российское общество этого заслуживало. Но этот цикл надежд и разочарований повторялся из раза в раз, от одного случая к другому и тоже создал своего рода стандарт отношения к тому, что происходит в Рос-сии. 

Надо сказать, что были периоды в истории наших взаимоотношений, когда американцы сами учились у России или у Советского Союза. Это время, кото-рое они, может быть, реже вспоминают, а еще реже про него вспоминают в Рос-сии. Когда кажется, что мы всегда рассматривали Америку как модель, а они нас как модель никогда не рассматривали и все время смотрели на нас сверху вниз, это неправда. Вернее, это, может быть, характеризует большую часть наших взаимоотношений, но есть по меньшей мере несколько приме-ров — я назову только три из них, — когда Соединенные Штаты выступали в роли ученика, когда американцы смотрели на то, что делает Россия, и пыта-лись копировать это у себя. Я просто возьму по одному примеру из трех наи-более важных сфер общественной жизни.

Первый сюжет — из общественно-политической сферы. Когда в 1861 году было отменено крепостное право, Соединенные Штаты — где и сторонники, и про-тив-ники рабства ориентировались на крепостное право как на ближайшую мо-дель — испытали очень серьезный шок оттого, что Российская империя отме-нила крепостное право мирным путем. Ведь именно в этот момент США скаты-вались в Гражданскую войну по той же причине — по причине существования рабства на Юге США. В американских газетах новость об отмене крепостного права в России была опубликована 12 апреля 1861 года — в тот же день, когда прозвучали первые выстрелы Гражданской войны. И еще полтора года, до тех пор, пока президент Авраам Линкольн не выпустил декларацию об освобожде-нии рабов, пример России, которая отменила крепостное право, стал таким знаменем, образцом для американских сторонников отмены рабства. Линкольн сам про-сил побывавших в России журналистов читать публичные лекции об от-мене крепостного права. Аболиционисты Аболиционизм (лат. abolitio — «отмена») — движение за отмену рабства и освобождение рабов. использовали этот пример в сво-их газетах, листовках, выступлениях для того, чтобы показать, что даже Россия отменила крепостное право, а США позорно остались последней стра-ной, где существует рабство. Это был короткий, но очень интенсивный период, когда Россия оказа-лась образцом для Соединенных Штатов в социально-политическом реформи-ровании.

Другой пример — из области художественной, из тех же самых 1920-х годов. Советские эксперименты в области культуры в 1920-е годы привели к очень большим инновациям, иногда — к прорывам. Кое-что до сих пор считается образцом для мира культуры и искусства. Тот пример, о котором я хочу ска-зать, связан с театром. Специалист по театру из Америки Халли Флэнаган несколько раз путешествовала в Советскую Россию в конце 1920-х годов и изу-чала появление в России — того, что мы знаем под названием «Синяя блуза», когда рабочие буквально в перерывах между работой или в вы-ход-ные дни делали театральные постановки на общественные и политические сюжеты. Это была такая живая газета, иллюстрирующая конкретное событие в их коллективе или в целом в городе, а может быть, и в стране. Халли Флэна-ган, вернувшись в Америку после очередной поездки в Советскую Россию, ока-залась в центре реформ «Нового курса» «Новый курс» — название экономической политики, которую проводила администра-ция президента Франклина Делано Рузвельта для выхода из масштабного экономического кризиса, известного как Великая депрессия. Помимо прочего, «Новый курс» подразуме-вал большие правительственные программы занятости самых разных слоев населения. . Президент Франклин Рузвельт на-зна--чил ее главой Федерального театра. Это был проект в рамках «Нового кур-са», который должен был обеспечить работой театральных артис-тов. И Халли Флэнаган стала создавать театральные структуры по образцу того, что она видела в Советском Союзе. Она создала мини-театры в большом коли-че-стве американских городов, и они стали делать постановки на остросоциаль-ные и политические темы, в которых участвовали не только профессиональные артисты, но и рабочие. Для нее поход искусства в рабочую среду, увиденный в России, оказался таким новым и таким ярким впечатлением, что она поста-ралась перенести его в США. Правда, спустя 10-15 лет Халли Флэнаган при-шлось давать показания Комиссии по расследованию антиамериканской дея-тельности Комиссия по расследованию антиамерикан-ской деятельности — комиссия палаты пред-ставителей Конгресса США, учрежденная в 1934 году для борьбы с «подрывной и анти-американской пропагандой», существовав-шая на постоянной основе с 1946-го, пере-именованная в Комиссию по внутренней безо---пасности в 1969-м и упраздненная в 1975-м. Через нее прошли многие деятели культуры — например, Чарли Чаплин и Бер-тольт Брехт. Часто ассоциируется с деятель-ностью сенатора Джозефа Маккарти, возглав-лявшего в середине 1950-х годов, во время расцвета «маккартизма», постоянный под-комитет по расследованиям Сената, прово-дивший аналогичные слушания. и всячески отрекаться от того, что ее проект был копией совет-ского. Тогда в Соединенных Штатах все советское стало рассматриваться как враждебное. Но по архивным документам исследователи, которые специально это изучали, видят, насколько тщательно Флэнаган пыталась воспроизвести советский опыт на американской почве.

Ну и наконец, сфера образования и науки. Конечно, это можно скорее отнести к успехам советской военной науки, но так или иначе космические исследо-ва-ния, «Спутник», полет Гагарина произвели очень сильное впечатление на всех американцев, а на специалистов в области образования — особенно. В США было проведено несколько специальных конференций по изучению советского опыта в области образования. В период президентства Кеннеди Джон Ф. Кеннеди (1917-1963) — 35-й прези-дент США, убитый в Далласе 22 ноября 1963 года. На его правление пришелся один из са-мых интенсивных этапов космической гонки между США и СССР. 12 сентября 1962 го-да он пообещал отправить человека на Лу-ну «до конца текущего десятилетия». Обеща-ние было выполнено в самом начале президент-ства Ричарда Никсона: 21 июля 1969 года американские астронавты высади-лись на Лу-не. была прове-дена реформа среднего образования, в основу которой были поло-жены некото-рые аспекты советской системы. Это еще одна ситуация, когда наша страна была моделью для Америки. И это важно понимать, когда мы рас-сматриваем наши отношения: в истории были очень разные сюжеты. Бывало, что Россия училась у Америки, но бывало, что и Америка училась у России.

Сегодня, буквально в последние месяцы, Лекция была записана в мае 2017 года. антиамериканизм в России, как мне кажется, пошел на спад — в то время как в Америке разговоры о России стали приобретать всё более апокалиптические нотки. И это, как мне представляется, еще одно подтверждение того взгляда на историю российско-американских отношений, о котором я говорил. Причиной постоянного присутствия России в американских политических дебатах последних месяцев является не столько то, что на самом деле сделало или не сделало российское государство, а то, что Россия снова оказалась одним из рычагов, одним из аргументов во внутрипо-ли--ти--чес-кой борьбе. И поскольку за время холодной войны в американском обще-стве был накоплен очень большой багаж описания России как враждеб-ной, вмешивающейся в американскую жизнь страны, его очень легко оказалось актуализировать в тот момент, когда демократический политический истеб-лишмент попытался объяснить самому себе, почему на выборах победил До-нальд Трамп. Вмешательство России оказалось наиболее удобной формой опи-са-ния того разочарования, которое американцы получили.

Вообще, в двух странах еще в ХХ веке как часть дискурса, часть разговора о другой стране возникло такое явление — приписывание этой другой стране всего того, что не нравится в своей собственной. Консерваторы использовали другую страну как объяснение развития собственной страны в том направле-нии, которое им не нравится. В России наиболее ярким примером этого явле-ния стала фальшивка, которую мы знаем как «план Даллеса» — текст, описы-ваю-щий все либеральные социально-политические изменения в стране как результат злобного плана, который разработал в середине ХХ века руководи-тель ЦРУ Аллен Даллес. В Америке есть совершенно симметричная история: там до сих пор время от времени всплывает — а особенно часто, конечно, всплы-вал в период холодной войны — документ, который называется «Комму-ни-стические правила революции». В нем почти зеркально все то, что не нра-ви-лось американским консерваторам, объяснялось большевистским вмеша-тель-ством. От распространения гомосексуальных браков до попыток запре-тить свободное владение оружием, от свободного воспитания детей до уничто-же-ния религиозного образования в школах — все это в «Коммунистических правилах революции» приписывалось специальному вмешательству Советского Союза, Советской России в американскую жизнь. Совершенно симметричный в этом смысле документ. И такое использование друг друга — тоже, если хотите, часть традиции российско-американских отношений.

Но основанием для каких-то надежд на улучшение отношений для меня лично является то, что эта традиция не единственная. Репертуар взаимных образов гораздо шире, и он продолжает расширяться с продвижением истории. Я уве-рен, что использование друг друга не только как страшилки, угрозы, антагони-с-та, а использование друг друга в противоположном качестве тоже не за гора-ми. Правда, то, что я знаю из истории российско-американских отношений, пока-зы-вает: для того, чтобы произошли коренные, базовые сдвиги в использо-ва-нии образа Другого, нужно, чтобы именно эта страна, та страна, которая смо-трит на другую, прошла через какой-то внутриполитический или внутрисо-ци-аль-ный кризис, кризис идентичности. Такой кризис Россия проходила в кон-це 1980-х — начале 1990-х годов, и в тот момент она была готова смотреть на США совсем не теми глазами, как во время холодной войны. Но готовность к переменам оказалась односторонней. Сейчас в связи с ситуацией вокруг пре-зидента Трампа Соединенные Штаты проходят очередной кризис идентично-сти, после чего взгляд на Россию может измениться, но он может измениться в любом направлении. Тем не менее я повторю, что отношение друг к другу, с моей точки зрения, в гораздо большей степени зависит от того, что пережи-вает собственное общество, а не от того, что делает или может сделать дру-гая страна. 

Российско-американские отношения

За двести с лишним лет в российско-американских отношениях изменились две принципиальные модели взаимодействия. Для первой была характерна отдаленность обеих стран, мало соприкасавшихся друг с другом, но сохранявших (отчасти по причине отдаленности) в целом благожелательные отношения. Вторая была прямой противоположностью первой: ее отличала взаимная фиксация стран друг на друге и острая конфронтация. В годы Второй мировой войны союз, соединивший было близость с дружественностью, оказался кратковременной интермедией: близость в известном смысле сохранилась, на смену же дружественности после окончания войны пришла враждебность. В течение 90-х годов была сыграна вторая интермедия, по ходу которой неловкое асимметричное партнерство бывших оппонентов сменилось их асимметричным отчуждением. Затем совершился переход от второй модели отношений к следующей, и взаимные отношения стран оказались на пороге третьего возраста, для которого нет исторического аналога.

В этой связи встают вопросы:

· каковы отличительные черты новой модели отношений между Россией и США,

· насколько она устойчива?

· чем стали друг для друга на рубеже XXI века посткоммунистическая Россия и "гипердержава" США?

· каковы перспективы российско-американских отношений?

Признаки третьего возраста

Главное отличие третьей модели в том, что она реализуется в принципиально иной международной среде, в подлинно глобальном контексте. Если во время холодной войны основным содержанием международных отношений было глобальное двустороннее советско-американское соперничество, когда весь мир оказывался как бы вписанным в отношения между Москвой и Вашингтоном, то сейчас и Россия, и Америка все глубже, хотя и совершенно по-разному, интегрируются в складывающееся общемировое пространство. На этих подмостках США выступают не режиссером, а актером, играющим, правда, центральную роль. Экономика и экология, финансы и информационная сфера стремятся к глобальному охвату, а процессы, идущие в них, неподконтрольны правительствам даже самых мощных государств. "Конец истории" не наступил, но широкая демократизация (как процесс, а не результат) политических систем десятков государств уже стала фактом. Возникшие первоначально на Западе нормы и принципы поведения, которыми руководствуются государства и политические игроки (соблюдение прав человека, обеспечение политических свобод, защита меньшинств и др.), становятся все универсальнее. Более того, политические, межэтнические и межконфессиональные отношения внутри государств перестали быть исключительно их внутренним делом. В этой связи вмешательство извне - и военное, и юридическое - происходит все чаще и может постепенно превратиться в норму, хотя его условия и пределы еще предстоит определить. Наряду с традиционными иерархическими структурами складываются и расширяют свое влияние сетевые. При этом возникающий на рубеже тысячелетий мир далеко не однороден. Напротив, неравенство в экономическом развитии, уровне и условиях жизни людей как в разных государствах, так порой и внутри одних и тех же стран резко усиливается, а мировое политическое пространство претерпевает глубокую фрагментацию.

В результате мир предстает не просто привычной совокупностью стран и иерархически выстроенной системой государств, но и многомерным глобальным сообществом, своего рода архипелагом, отдельные "острова" которого связаны друг с другом многочисленными формальными и неформальными связями, в какой-то мере автономны или даже независимы от "своих" государств.

США не только вовлечены в перечисленные процессы, но и часто выступают их лидером, стимулятором, что укрепляет позиции Америки в мире. Россию же глобальные изменения в целом едва затронули. Более того, начинающаяся постиндустриальная эпоха подрывает основы, на которых по традиции строились российские претензии на роль великой державы.

Другое отличие третьей модели - в колоссальной и постоянно увеличивающейся асимметрии между Америкой и Россией. Сравнения обеих стран, к которым мы привыкли за годы холодной войны, не только стали удручающими, но и вообще потеряли всякий смысл. В 1999 году ВВП Соединенных Штатов составил 9300 млрд. долларов, в России же он равен (по обменному курсу) примерно 200 миллиардам. Американские военные расходы достигли 270 млрд. долл., а российские составили всего лишь четыре миллиарда. Даже если пересчитать российские данные по самой благоприятной "паритетной" методике, получается не более триллиона долл. (ВВП) и 30 млрд. долл. (военный бюджет)1. Разрыв, таким образом, оказывается по крайней мере десятикратным. Столь же разительна и разница между расходами на науку, образование, здравоохранение.

Еще сильнее впечатляют качественные показатели. США вступили в постиндустриальную фазу экономического развития, Россия же переживает деиндустриализацию. Подключившись к мировой экономике, наше государство заняло в ней положение на совсем ином "этаже", чем Америка, - с совсем иными соседями, проблемами и перспективами. Пресловутая неисчерпаемость российских природных ресурсов может служить лишь слабым утешением: ресурсы не вечны, а ориентация на экспорт нефти и газа (в 1999 году он составил две трети всего российского вывоза) способна скорее замедлить, чем ускорить экономический подъем.

Естественно, что при столь различном положении в мире, Россия и Америка играют в нем несопоставимые роли.

Центральное положение США как единственного подлинно глобального игрока объясняется не только их экономической, финансовой, научно-технической, военной мощью, преобладанием в информационной и культурно-развлекательной сферах, но и явным доминированием Вашингтона в международных институтах (МВФ, Всемирный банк, ВТО и др.), коалициях, союзах (НАТО и пр.), что создает синергетический эффект. В процессе глобализации вокруг Америки и под ее влиянием формируется ядро новой мировой системы - международное сообщество, разделяющее единые базовые ценности и обладающее высокой степенью общности интересов. По традиции его продолжают называть Западом, хотя по своим географическим границам оно существенно шире: на него ориентируются многие незападные страны, стремящиеся попасть в сообщество.

Современная Россия в экономическом и финансовом отношениях, напротив, страна периферийная, а при неблагоприятном ходе событий может и вовсе превратиться в маргинальную. Как ни обидно, экономически мир вполне проживет без России. Ее нынешнее значение в основном определяют катаклизмы, которые она способна вызвать. Кроме того, Россия оказалась в беспрецедентной финансовой зависимости от Запада, прежде всего от США.

Внешняя задолженность страны превысила 150 млрд. долларов, и от условий реструктуризации этого долга в огромной степени зависит состояние экономики и социально-политической сферы. Финансовый кризис 1998 года, сопровождавшийся дефолтом по внутренним и внешним обязательствам российского государства, наглядно продемонстрировал экономическую уязвимость и слабость России. С тех пор положение принципиально не улучшилось.

Внешнеполитическое положение страны тоже периферийно. Перестав быть империей, она так и не сумела найти для себя новой подходящей роли. Отказавшись стать младшим партнером Вашингтона, Москва попыталась, действуя под флагом концепции многополярного мира, консолидировать широкую оппозицию США и создать таким образом противовес "единственной сверхдержаве". Эти попытки провалились, но даже если бы они удались, Россию скорее всего ожидала бы роль подручного Пекина, что вряд ли предпочтительнее неравного партнерства с США. Поскольку среди многих полюсов "первого порядка" российский отсутствует, вся схема, столь охотно подхваченная отечественными элитами, выглядит двусмысленно. Моментом истины для российской внешней политики стал косовский кризис (1999 год), продемонстрировавший резкое падение реального веса Москвы при решении острейших проблем европейской безопасности. Россия оказалась не в состоянии воспрепятствовать действиям, в которых не может участвовать.

Многим представителям российских элит мир кажется однополярным, а корень большинства проблем они видят в американском засилье. Это - заблуждение: преобладание США относительно, а не абсолютно. Что же касается многополярности, то она одновременно и реальна (поскольку существуют множество центров принятия решений), и утопична (как глобальная система, в которой несколько крупных игроков уравновешивают друг друга). Настоящая, а не выдуманная многополярность просто стерла бы Россию в порошок - из-за неравенства весовых категорий. Пресловутый же Pax Americana, напротив, дает ей шанс. В новой ситуации статус России заметно ниже, чем во времена холодной войны, но вместе с тем у нее гораздо больше свободы да и возможности саморазвития существенно шире. Однако их можно реализовать только при успешном приспособлении к изменившимся условиям. Важнейший элемент этой адаптации - строительство новых отношений с США.

Что значат друг для друга Россия и Америка на рубеже XXI века?

Часто утверждают, будто с окончанием холодной войны и короткого "медового месяца" во взаимных отношениях Россия и Америка все сильнее отдаляются друг от друга. Это верно, но лишь отчасти. Асимметрию в положении обеих стран продолжает их асимметричное воздействие друг на друга. В 90-е годы Москва фактически "ушла" из Америки. Перестав быть для нее первостепенной военной угрозой, Россия не превратилась в страну возможностей ни для американской политики, ни для американского бизнеса. Интерес к ней в США неуклонно снижается. Многое из того, что еще сохраняется, - наследие холодной войны (реальность ядерного противостояния, необходимость контроля над вооружениями, практическая важность программы совместного уменьшения ядерной угрозы), ее инерция (стремление некоторых кругов в США предотвратить восстановление "российской гегемонии" в Каспийском бассейне или Центральной Азии) или, в гораздо меньшей степени, памятник несостоявшемуся партнерству (программы обменов, содействия становлению институтов гражданского общества и пр.).

Характерно, что в перспективных международных экономических, политических, информационных, исследовательских проектах, осуществляемых в США, Россия как партнер или объект исследования либо играет крайне малую и снижающуюся роль (например, в проекте Международной космической станции), либо вовсе отсутствует. Для многих в США Россия (в обличье СССР) - это прошлое. Когда же прагматичные американцы смотрят в будущее, России они там не видят.

В Москве невнимание американцев иногда воспринимают как сознательное желание принизить ее роль. На самом же деле наиболее резко критикуемые действия администрации Клинтона - от расширения НАТО на Восток и бомбардировок Югославии до решения создать национальную систему ПРО (НПРО) - непосредственно против России не направлены. Конечно, расширение НАТО включало в себя элемент страховки от "российской непредсказуемости", а бомбардировки Югославии были призваны, в частности, девальвировать российское вето в Совете Безопасности ООН. Создание НПРО тоже в принципе снижает российский потенциал сдерживания и, что еще серьезнее, провоцирует гонку ракетно-ядерных вооружений в непосредственной близости от южных границ нашей страны. Гораздо больше, однако, каждый из этих шагов и все они, вместе взятые, подтверждают: в новых условиях отношения с Россией перестали быть для Вашингтона безусловным приоритетом - даже при самой русофильской администрации в истории США. Тем не менее путать такой подход с сознательной антироссийской стратегией - серьезная и небезобидная ошибка.

Российские политики, экономисты, военные и публицисты страдают от противоположного синдрома: они зациклены на США, что само по себе порой превращается в проблему. Даже многие шаги Москвы на европейском или китайском направлениях, имеющих для нее огромное самостоятельное значение, продиктованы стремлением что-то доказать или продемонстрировать Вашингтону. Под такой зацикленностью есть, однако, реальная основа. В ряде областей влияние американской политики на Россию действительно исключительно велико: это экономика и финансы (кредиты МВФ, схемы реструктуризации долгов, условия вступления в ВТО), военно-политическая сфера (планы строительства НПРО), предоставление различных грантов, выдача виз и др. Практически во всех случаях Россия выступает в роли просителя.

Американское влияние даже в малой степени не уравновешено обратным влиянием России на Америку, что рождает понятный психологический протест. Конечно, в США есть влиятельные силы, видящие не только слабость России, но и ее возможности - реальные или потенциальные (ядерный потенциал, геополитическое положение, природные богатства, сравнительно высокий образовательный уровень населения, опыт мыслить и действовать глобально).

Точно так же и в России существуют круги, способные сбалансированно воспринимать США и готовые проводить многомерную политику на различных региональных направлениях. Тем не менее эти группы не всегда одерживают верх в спорах у себя дома.

За прошедшее десятилетие и в США, и в России общественные представления друг о друге серьезно ухудшились. При этом образ Америки в глазах россиян весьма противоречив: немалая часть населения считает внешнюю политику Вашингтона агрессивной, гегемонистской и недружественной, но при этом вполне доброжелательно относится к США как стране и к американцам как людям. Более того, даже те, кто отвергает политику Вашингтона, спокойно воспринимают многие американские бытовые стандарты. Образ России в глазах американцев более однороден, но и отрицателен; он включает в себя не только государственную политику (война в Чечне, поддержка недружественных США режимов, ограничение свободы слова), но и общественные явления (всеобщая коррупция, "русская мафия").

Существенно изменился за последние годы и образ мысли элит. В России на смену казенному марксизму-ленинизму как всеобщей системе координат пришли государственничество и традиционная геополитика. В известном смысле в идеал была возведена политика Александра III с ее приверженностью державности, консерватизму, патернализму, независимостью от Запада и опорой на "двух единственных верных друзей России" - армию и флот. В Америке же всеобщим поветрием стала не геополитика, а глобализация во всех ее проявлениях, а также плоды НТР - от коммерции в Интернете до клонирования живых существ и генетически модифицированной пищи. Создается впечатление, будто американцы из ХХ века вступили в XXI, а российские элиты - в XIX, а потому мысленно им чрезвычайно трудно сойтись вместе.

Естественно, что подобная расстыковка увеличивает и разрыв в понимании друг друга. Вероятно, россияне, работающие на одном из "островков" всемирного финансово-экономического архипелага, вполне адекватно понимают сегодняшнюю Америку и ее проблемы. Россия со своей стороны несравненно прозрачнее для внешнего мира (и прежде всего для), чем бывший Советский Союз. Однако в целом элиты намного хуже понимают мотивы и движущие силы политики другой стороны, чем во время холодной войны, когда взаимоотношения определяла сравнительно узкая и весьма формализованная сфера военно-политического противостояния и идеологического соперничества.

В России этот парадокс коренится в ущербности преимущественно геополитического мышления, а в США, где глобализация причудливо сочетается с провинциализмом, - в сосредоточении главным образом на внутренней повестке дня.

Естественно, что в новом мире у России и США принципиально разные комплексы интересов (номинально они совпадают частично, а по степени приоритетности задач - крайне редко). Зеркальность и заданная противоположность целей безвозвратно ушли в прошлое. Россия вынуждена заново обустраивать себя, причем на совершенно новых для нее основаниях.

Эта задача сопряжена с необходимостью реидентификации, требующей мучительного выбора и отказа от многих привычных моделей поведения и стереотипов мышления. Вряд ли удастся решить ее раньше, чем в стране сменятся два-три поколения.

Перефразируя известное выражение, можно сказать, что в наше время Russia’s business is Russia. Соревнование с Америкой по "большим цифрам" окончено, а призыв "Догнать и перегнать!" канул в историю. У нынешней России - другие ориентиры. Ей фактически недоступны даже нижние границы экономических показателей стран-членов Евросоюза. Предложенное Владимиром Путиным качественное соревнование (по уровню жизни) с Португалией - дело будущего: ведь и при среднегодовых темпах роста в 8 проц. Россия, по расчетам, выйдет на португальский уровень 2000 года только к 2015-му. Еще обиднее россиянам, что растет отставание от стран Центральной и Восточной Европы. В 1990 году ВВП Советской России втрое превосходил тот же показатель стран СЭВ, а десятилетие спустя бывшие союзники уже на треть превзошли российский уровень. Польша (40 млн. жителей, без крупных запасов полезных ископаемых, кроме угля) производит теперь половину российского объема ВВП. Для стран Центральной Европы и Балтии, быстро сделавших свой цивилизационный (а значит, политический и экономический) выбор, переходный период в общих чертах закончился. А сегодняшняя Россия остается в группе явных аутсайдеров бывшего социалистического лагеря- вместе с Украиной, Белоруссией, Румынией и Болгарией. Для двух последних стран, заметим, серьезным стимулом развития служит воспринятая их элитами и обществами идея членства в Европейском союзе и НАТО. Можно предполагать, что в ближайшее десятилетие Болгария и Румыния будут развиваться динамичнее, чем Россия.

Итак, главной заботой России должна стать не борьба за сохранение статуса великой державы, а "домашний проект" - внутренняя трансформация. Сосредоточение на этой внутренней задаче предполагает, однако, не изоляцию, а интеграцию в международную среду, а значит, как минимум приспособление к ней.

Хотя россияне (включая правящую верхушку) в основном справляются с колоссальными психологическими нагрузками и показывают чудеса адаптации, далеко не все они свыклись с мыслью, что их страна уже бывшая сверхдержава. Мифы о державном величии питают не только воспоминания, но и вполне современные амбиции некоторых элитных групп, рассчитывающих на материальные выгоды и дополнительный престиж именно в условиях управляемого противостояния с Америкой. Россия - не первая страна, где экономические трудности и социальные конфликты порождают национальное унижение и формируют образ внешнего врага как причины страданий и потерь.

Это психологический фон для реваншизма. Общепризнано, что Россия не сможет превратиться в глобальную державу. Но даже чтобы остаться державой региональной или просто сильной, ей следует прежде стать успешной. При этом главное - успех экономической, общественной, политической трансформации страны, внешнеполитическая же роль лишь производное. Важнейшая задача российской внешней политики, в сущности, локальна: речь идет не о глобальной корректировке системы международных отношений, а о поиске дополнительных ресурсов для внутреннего развития страны.

Американская повестка дня включает в себя помимо внутренней составляющей, многим в России непонятной и далекой, и существенный глобальный компонент. Самая могущественная в истории человечества держава несет огромную ответственность за организацию и функционирование всей системы международных отношений. Как показал опыт последнего десятилетия, с этой гигантской нагрузкой Америка справляется не всегда. Она не смогла, например, предотвратить превращение Индии и Пакистана в ядерные государства. Американцы как нация склонны отдавать предпочтение домашним заботам перед сверхвовлеченностью в международные проблемы. Ощущение собственной беспрецедентной мощи и отсутствие серьезных внешних угроз, провинциализм значительной части американской политической элиты рождают соблазн предпочесть мировому лидерству односторонние действия, что способно усилить анархичность международной системы. Американцы нуждаются в партнерах, способных и готовых разделить бремя совместных усилий, но временами от этих партнеров устают и не всегда способны договориться о приемлемых условиях взаимодействия. Это относится и к современным российско-американским отношениям.

Перспективы отношений

Очевидно, что Россия и США не смогут вернуться к начальному периоду дружественной и относительно равновесной отдаленности, когда ни та, ни другая страна не претендовала на мировую гегемонию, у США еще не было столь выраженных интересов в Европе (тем более в Евразии), их интересы не сталкивались с российскими, а внутренняя динамика той или иной страны не выступала в качестве одного из важнейших факторов международных отношений.

Иными словами, возвращение в безмятежное "детство" российско-американских отношений практически исключено. Возврат к модели холодной войны в принципе возможен, но по ряду причин маловероятен. Прежде всего, накопившийся конфликтный потенциал пока явно недостаточен для полномасштабной конфронтации. Сегодняшняя Москва не способна претендовать на глобальную гегемонию. Она не проповедует альтернативной системы ценностей, не бросает вызова коренным американским интересам. Точно так же Вашингтон, вопреки подозрениям российских левых националистов, не стремится "добить" Россию, сделав из нее страну-парию, расчленить на "управляемые" части ("по Бжезинскому", как убеждены многие в Москве) и т. п. Расхождения между Вашингтоном и Москвой, даже самые острые - будь то вокруг проблемы ПРО, расширения НАТО на Восток, применения силы против Ирака, на Балканах, в Чечне, разногласий по Ирану, соперничества на постсоветском пространстве, особенно в регионе Каспия, и пр., - по масштабам и интенсивности явно не дотягивают до противостояния 40-80-х годов. Более того, во всех перечисленных случаях соперничество перемежается с сотрудничеством, многообразные конкретные интересы не только отличаются друг от друга, но и пересекаются, а порой даже отчасти совпадают.

При всех колоссальных отличиях от Запада и пугающих деформациях Россия постепенно превращается в принципиально однотипное с США государство, что в перспективе, пусть даже отдаленной, послужит укреплению международной стабильности и безопасности. Демократизация российской политической системы идет трудно, зигзагообразно, с "наследственными" авторитарными осложнениями, но в целом (если брать большие отрезки времени) поступательно. Фактом общественной, политической и духовной жизни России стал плюрализм. При всей дикости российского капитализма его эволюция ориентирована на рынок. Наконец Россия стала составной частью мирового экономического и информационного пространства, которое уже не покинет.

Именно из-за принципиальной однотипности формирующихся основ нового российского общественного строя и зрелых западных моделей посткоммунистическая действительность выглядит столь уродливо и зачастую отталкивающе. Проблема в том, что многие американцы, искренне желающие России добра, слишком часто обманываются в своих излишне смелых ожиданиях и, как следствие, превращаются в пессимистов.

В то же время курс администрации Путина на усиление президентской власти как важнейшую предпосылку реформ уже принес "издержки", сильно влияющие и на внутренний климат страны, и на отношения с внешним миром, включая США.

В российских условиях экономический либерализм плохо сочетается с политическим авторитаризмом. Применение "варварских средств борьбы против варварства" (Ленин о Петре I) не столько поощряет цивилизованность, сколько питает варварство, хотя и в другом виде. Россия, конечно, не Америка, но и не Китай или Чили. На отечественной почве противостояние либеральных идей авторитарным институтам неизбежно, и результат его в принципе предрешен. Тем не менее переход России к либерально-демократическому режиму в экономике и политике займет не менее двух-трех поколений. Темп идущих в стране перемен в целом соответствует масштабам и сложности задач.

Последний довод против перспективы начала новой холодной войны: России нет материальных возможностей для серьезной и долговременной конфронтации с США. Кремлевское руководство, очевидно, сознает, что вступление в конфронтацию - например, по проблеме ПРО - равносильно самоубийству2.

Американская политика нередко провоцирует российское руководство, испытывая его на адекватность быстро меняющимся реальностям. Тем не менее важнейшим приоритетом для США остается уменьшение ракетно-ядерной угрозы своей безопасности, и в этой связи Вашингтон не может игнорировать российский ядерный арсенал. Более того, американцы видят в нынешней слабости России реальный фактор риска.

Холодная война - скорее в американо-югославском, чем в американо-советском варианте - может начаться только при условии, что к власти в России придут откровенно реваншистские силы, способные жестко централизовать власть и мобилизовать экономику для подготовки к войне, а во внешней политике - развивать тесное военно-техническое (особенно ракетно-ядерное) сотрудничество с враждебными Америке нестабильными режимами. В таком случае США, вероятно, перейдут к активному сдерживанию Москвы; конфронтация станет реальностью, а часть постсоветского пространства превратится в арену острого противоборства. Признаков движения в этом направлении пока нет, и такой вариант развития событий остается лишь теоретической возможностью.

Заявленная Евгением Примаковым концепция многополярного мира предполагала формирование баланса сил, при котором элементы сотрудничества с Америкой сочетались бы с соперничеством. Несмотря на популярность этой доктрины в российских правительственных кругах, именно Москве этот вариант плохо подходит. Ни сейчас, ни в обозримой перспективе Россия по своему потенциалу не может играть роль полюса первого порядка. Это означает, что уравновешивать Америку (а именно в этом заключается политический смысл концепции) - хотя бы частично- России под силу только вместе с другими государствами. Вне американской системы союзов ведущая страна - Китай, но блок с ним, без сомнения, поставил бы Россию в подчиненное положение. В результате сложилась бы абсурдная ситуация: не желая превращаться в ведомого Вашингтона, Москва оказывалась бы под рукой Пекина. При этом перспективы КНР гораздо менее предсказуемы, чем будущее развитие США; Россию же от Китая отделяют не моря и океаны, а почти 4500 км общей границы. Вероятно, сознавая шаткость и несбалансированность подобной конструкции, ее авторы попытались придать многополюсному проекту устойчивость, добавив к двум исходным опорам третью - Индию. В этом "треугольнике" относительную слабость Москвы компенсировали бы китайско-индийские противоречия, которые требовали бы постоянного российского посредничества. Однако все это существует лишь в проекте. В реальном же исполнении подобная политическая линия не привела к формированию выгодных для России отношений с США. Скорее наоборот. Российскую политику "геополитических сдержек и противовесов" стали, в сущности, воспринимать как антиамериканскую. Китай, Япония и Индия чрезвычайно важны для России, но как самостоятельные фигуры, а не фигуранты антиамериканской пьесы. Иначе Москве придется платить по счетам еще одной бесполезной глобалистской затеи.

Будущее российско-американских отношений более всего зависит не от внешнеполитических концепций и доктрин, а от пути, по которому пойдет Россия. Если ее элиты "поставят" на величие государства, России придется привлекать к себе повышенное внимание и добиваться уважения традиционным способом: частично восстанавливая и развивая свои способности к разрушению. Это проверенный путь с уверенно прогнозируемым результатом.

Его адепты назовут врагом США, но саморазрушится Россия. Если же, напротив, ставка будет сделана на успешность страны, России идется гораздо энергичнее и с неизмеримо большей отдачей реализовать свои созидательные способности. Она будет вынуждена отказаться от значительной части старого багажа, сделать исторический выбор в пользу интеграции в Большую Европу, научиться играть по придуманным другими правилам (в том числе как действовать с позиций относительной слабости). Потребуется не столько соперничать с США (хотя элементы конкуренции будут неизбежно присутствовать), сколько научиться взаимодействовать с ними "изнутри", встроившись в международное сообщество, где Вашингтон играет центральную роль. Конечно, американская гегемония не вечна, но скорее всего долговечна. Важно другое: она не абсолютна и открывает достаточные возможности для маневрирования. А значит, чем дружественнее Москва будет оппонировать Вашингтону, тем благоприятнее для нас окажется конечный результат. Такую модель отношений можно было бы назвать конструктивной асимметрией.

Если для США главная сфера отношений с Россией - вопросы безопасности, то для России это, безусловно, экономика. Россиянам нет нужды опасаться американского ядерного удара "из-за противоракетного щита" или "агрессии балканского типа", но они испытывают огромную потребность в инвестициях. Без иностранных инвестиций модернизация и развитие российской экономики просто не состоятся. США - основной мировой источник финансовых средств, ищущих приложения. Конечно, американские инвестиции придут не скоро (в любом случае не раньше, чем вернутся 100-200 млрд. долларов, вывезенных россиянами из страны), а в России сложатся необходимые условия и соответствующая инфраструктура. Однако именно массированное привлечении американских инвестиций и технологий - стратегическая задача российской внешней политики и основной критерий ее эффективности.

В более близкой перспективе Россия заинтересована в американском содействии при решении ряда финансовых проблем. Чтобы облегчить долговое бремя и стабилизировать государственные финансы России, жизненно необходимы хотя бы 15 лет нормальных и устойчивых отношений с международными финансовыми организациями, где США играют первую скрипку.

Здесь обойти Америку нельзя, и не следует даже пытаться делать это. Пока России не удастся реструктурировать свою экономику и выйти из сырьевой ниши мировой экономики, российско-американская торговля вряд ли приобретет значительный размах. Маловероятно, чтобы россияне начали производить дешевые экспортные товары, способные заполонить американский рынок. В будущем наибольшие перспективы откроются перед Россией скорее всего не в обрабатывающей промышленности, где будет преобладать сборка готовых изделий наиболее успешных мировых производителей, а в науке и технике. Для реализации важнейшего и самого ценного для страны капитала - человеческого потенциала - необходима широкая и постоянная поддержка государством и бизнесом образования, научных исследований и технических разработок. В наступающем столетии именно здесь следует искать один из немногих шансов для России "подняться" в мировой иерархии. Не боясь утечки умов в Америку, во многом неизбежной, российским властям следовало бы, напротив, приложить усилия к тому, чтобы максимально использовать образовательный, научный и технический обмен с США для ускоренного развития отечественного человеческого потенциала. Кроме того, россиянам следует целенаправленно учиться: осваивать американский менеджмент, деловую культуру, иными словами, использовать американский опыт для повышения собственной конкурентоспособности. Несмотря на неизбежные "потери" при таком обмене, общий эффект для России будет положительным.

Ежегодное направление на учебу в США десятков тысяч российских студентов и тысяч менеджеров, глобальная компьютеризация и "интернетизация" нашей страны, участие в совместных научно-технических проектах, распространение русско-английского двуязычия в научно-технической и профессиональной среде способны вывести Россию на уровень, где она сможет хотя бы минимально реализовать свой потенциал. Российская культура при этом пострадает не больше, чем немецкая или французская, не говоря уже о японской и китайской, где подобный путь или уже пройден, или по нему идут сейчас.

Чувствительная область двусторонних отношений - формирование гражданского общества. Строить новую Россию следует самим россиянам, и, как показали 90-е годы, излишняя вовлеченность американцев во внутрироссийские процессы способна повредить делу. В то же время помощь, которую неправительственные организации США готовы оказывать российским профсоюзам, университетам, средствам массовой информации (преимущественно на региональном уровне), - существенный дополнительный ресурс, особенно на начальных этапах формирования новых для России институтов. Американцам следовало бы помнить, что им Россию не переделать, а россиянам - что в современном мире внутренняя политика любого государства колоссально сказывается на его образе в мире и на отношении к нему.

Я не случайно отнес безопасность в конец перечня областей взаимодействия: ведь речь идет о российской повестке дня. Это американцам Россия интересна прежде всего как ядерная держава. Кроме того, после неудачи стратегического партнерства в двусторонних отношениях явно преобладает военно-политическая проблематика, однако при этом имеется в виду скорее ограничение ущерба, чем строительство механизма взаимодействия. До сих пор большинству россиян (и американцев) неясно, на какой основе должна строиться безопасность российско-американских отношений. Баланс интересов не работает из-за неготовности и неспособности их гармонизовать, а баланс сил невозможен из-за очевидной асимметрии.

На мой взгляд, долгосрочной целью двусторонних отношений могла бы стать их постепенная демилитаризация, переключение военных машин обеих стран с реалий холодной войны на новые угрозы, которые уже не исходят друг от друга. Выведение за скобки военного фактора требует, однако, тесного взаимодействия между структурами, отвечающими за различные сферы национальной безопасности. Необходимы конкретные и правильно бюрократически оформленные проекты, способные принести ценные положительные результаты - от взаимодействия на Балканах для отработки стратегии и тактики совместных антикризисных операций, сотрудничества в борьбе с дестабилизирующими силами в Центральной Азии, в том числе Афганистане, до поиска новой модели противодействия распространению ракетно-ядерных технологий.

Государства - не частные лица, но третий возраст их взаимоотношений тоже предполагает умудренность историческим опытом. У России и США есть шанс реализовать в будущем свои интересы, конструктивно сотрудничая друг с другом, даже несмотря на реальную и неустранимую асимметрию.

Сноски:

1 The Military Balance 1999-2000. L.: IISS. P. 112.

2 См., в частности, высказывания президента Путина на совместной пресс-конференции с президентом Клинтоном в Кремле 4 июня 2000 года.

Московский Центр Карнеги - Публикации - Журнал "Pro et Contra" - Том 5, 2000 год, № 2, Весна - Россия - США - мир

Дмитрий Тренин

Репетиторство

Нужна помощь по изучению какой-либы темы?

Наши специалисты проконсультируют или окажут репетиторские услуги по интересующей вас тематике.
Отправь заявку с указанием темы прямо сейчас, чтобы узнать о возможности получения консультации.

2. Основные тенденции развития российско–американских отношений

2.1 Холодная осень 2008 года в российско-американских отношениях

В августе 2008 года по упрощенным представлениям о безусловном доминировании США в современном мире как единственной сверхдержавы был нанесен удар. И хотя сегодня американскую элиту заботят более чувствительные проблемы, чем положение в Закавказье, – мировой финансово-экономический кризис, ситуация в Ираке и т.д., – в Вашингтоне явно хотели преподать Москве урок и заставить ее отступить от прочерченных «красных линий». Среди обсуждаемых сценариев нет лишь варианта углубления сотрудничества, и приход к власти Б. Обамы, ничего принципиально не меняет в этом раскладе.

Рассуждая о перспективах миропорядка, околоправительственные аналитики в США и России (например, Р. Кейган и В. Никонов) оперируют, по сути, идентичной терминологией. Но при этом умудряются приходить к таким разным, если не сказать противоположным, выводам и вкладывать в интерпретацию понятий столь различные смыслы, что впору говорить не о «ценностном», а о «дискурсивном» разрыве между российской и американской политической элитами. «Да, США остаются единственной сверхдержавой, но далеко не единственной державой. Они не в состоянии справиться со всеми вызовами, а тем более со всеми вызовами сразу», – утверждает В. Никонов, акцентируя крах западноцентризма и крушение однополярного мира. «Пока Соединенные Штаты остаются в центре мировой экономики и продолжают быть сильнейшей державой в военном отношении и первым из апостолов самой популярной политической философии в мире, пока американская общественность продолжает поддерживать идею американского доминирования – что она последовательно делает уже шесть десятилетий – и пока потенциальные соперники вызывают у своих соседей скорее страх, чем сочувствие, структура международной системы будет оставаться прежней: одна сверхдержава и ряд великих держав», – отмечает Р. Кейган , упирая на сохранение особой роли американской сверхдержавы в мире как «шерифа по приглашению».

Различия в восприятии ситуаций между российскими и американскими политиками, между представителями аналитического сообщества двух стран существовали всегда . Однако только развитие конфликта в Закавказье в августе 2008 г. выявило всю глубину существующих противоречий между Москвой и Вашингтоном.

И в Вашингтоне, и в Москве события в Закавказье большинством политического класса и аналитического сообщества были восприняты в качестве удара по существующей системе международной безопасности, своеобразного рубежа, создающего новую систему координат в региональной (на евразийском пространстве) и мировой политике. Однако на этом сходство в оценках, пожалуй, и заканчивается.

Для США закавказские события стали примером дестабилизации ситуации в одном из важных для них (с точки зрения обеспечения энергетической безопасности) регионов мира в результате непрогнозировавшихся внесистемных действий возрождающей свой военный потенциал и политическое влияние региональной державы (России). Отсюда однозначное осуждение американской элитой агрессивных действий России по изменению сложившегося баланса сил на Кавказе.

До кризиса в Закавказье позиция Москвы американским политическим классом вообще не принималась всерьез. «Оранжевый триумфализм» на Западе, последовавший за сменами режимов в Грузии и на Украине, рассматривал падение влияния России на постсоветском пространстве как необратимое. В сложившейся в 1990-х годах системе политических координат Россия лишь обозначала некие «красные линии», за которые ни при каких обстоятельствах не должны были заступать оппоненты, но не имела ни ресурсов, ни политической воли для реального противодействия не устраивавшим ее политическое руководство решениям. В самый критический момент, после лавины угроз и жестких заявлений, российское руководство действовало по хорошо просчитываемому алгоритму «ответственного поведения», т.е. не реагировало никак. Поэтому все «красные линии», которые Москва время от времени прочерчивала на политической карте мира, вашингтонскими стратегами попросту игнорировались. Имела место явная переоценка «эластичности» и уступчивости российской элиты, ее неспособности проявить политическую волю и действовать самостоятельно. Кроме того, в США полагали, что российское руководство последовательно проводит на постсоветском пространстве политику «поддержания статус кво», тем самым минимальными средствами добиваясь сохранения собственной территориальной целостности, а также доминирования над энергетическими ресурсами на территории бывшего СССР, но политическая инициатива в регионе прочно принадлежит Вашингтону.

В августе 2008 года по этим упрощенным представлениям был нанесен смертельный удар. И они сменились другими, не менее одномерными и упрощенными: аналитики хором заговорили о том, что Москва якобы выступает против складывающегося не в ее пользу статус кво, стремясь вернуть утерянные после распада Советского Союза геополитические позиции. Россия стала рассматриваться в качестве ревизионистской державы №1 в мире. Позиции авторов различаются в основном оценками степени «ревизионизма» нового русского империализма. Будет ли он носить всеобъемлющий характер и выльется ли в стратегию восстановления прямого имперского контроля (отсюда – паника по поводу якобы грядущего сценария силового отторжения Россией Крыма, а возможно, и Восточной Украины), либо ограничится демонстрацией силы в Грузии и попытками использовать эффект от успешного применения вооруженных сил для мягкого восстановления своей сферы влияния в Центральной Азии, на Кавказе и в Восточной Европе. В любом случае действия России были восприняты как вызов и даже угроза, на которые Америка не может не дать ответа.

В преддверии выборов в США дебаты перешли из проторенного еще в предвыборные кампании 2000 и 2004 года русла обсуждения проблемы «кто потерял Россию» в новую плоскость и новое качество: как сдержать Россию в ее очевидно враждебных американским интересам намерениях.

Еще в августе госсекретарь США К. Райс утверждала, что Вашингтон не позволит России реализовать свои стратегические цели , а президент Дж. Буш заявил, что «Россия должна заплатить за свое ужасающее поведение». Позиция кандидата на президентское кресло от демократической партии не сулило существенного смягчения американской позиции и после смены караула в Белом доме. Представители американской политической элиты демонстрируют в отношении политики России на Кавказе бипартийную и практически консенсусную позицию. Ошибки, допущенные не только администрацией Буша-младшего, но и всем американским политическим классом при формировании российского вектора американской политики начиная с 1990-х годов, в общем, признаются. Только выводы вряд ли окажутся обнадеживающими для Москвы. По мнению ряда западных экспертов, в частности, известного американского аналитика М. Манделбаума, внешнеполитические ведомства Клинтона и Буша исходили из двух ложных предпосылок. Одна из них заключалась в том, что Россия по определению агрессивна и окончание «холодной войны» ничего в этом смысле не меняет, а потому следует продвинуть военный альянс до самых ее границ. «При всей ханжеской болтовне о роли НАТО в распространении демократии, единственная логическая основа для расширения блока – это тезис об извечной агрессивности России, особенно если учесть, что русским недвусмысленно дали понять: для них дверь в эту организацию закрыта». И вторая ложная предпосылка, по Манделбауму, – Россия никогда уже не усилится настолько, чтобы представлять угрозу для любой из стран НАТО. «Оба эти допущения оказались ошибочными».

Развитие ситуации 7–8 августа вокруг Южной Осетии привело к очевидному «кризису доверия» Москвы в отношении американской элиты. Как отметил в своем интервью CNN 28 августа глава правительства России В. Путин, после того как грузинское руководство развязало масштабные боевые действия в районе Цхинвали и по всей территории Южной Осетии, российские власти обратились к американской стороне с призывом унять распоясавшегося «клиента». В. Путин говорил об этом в Пекине при личной встрече с Дж. Бушем. Однако, несмотря на заверения последнего, что «война никому не нужна», реально ничего для предотвращения эскалации конфликта сделано не было. В международных организациях (в частности, ООН) попытки России инициировать быструю реакцию на события в Грузии также были заблокированы США и их западными союзниками. Действия США напоминали их поведение накануне и в ходе Шестидневной войны 1967 г. на Ближнем Востоке. Тогда Вашингтон также публично призывал к сдержанности и сохранению мира, но фактически дал «зеленый свет» Израилю на эскалацию конфликта.

У российского руководства сложилось неприятное впечатление, что его пытаются поставить перед свершившимся фактом. Это впечатление было вдвойне неприятным в связи с тем обстоятельством, что в Москве рассматривали подписанную в марте 2008 г. Сочинскую декларацию о принципах взаимоотношений с США как некую фиксацию существующего положения вещей в двусторонних отношениях, как документ, обеспечивающий преемственность партнерского курса и политическую паузу до смены власти в Белом доме. Уверения американских официальных лиц, что они были «не в курсе» происходящих событий, не вызвали особого доверия. И в самом деле – роль американцев в современной Грузии наводит на совершенно иные умозаключения. Прежде всего, на самом деле М. Саакашвили не является столь уж самостоятельным и «неуправляемым» националистом, как утверждает кое-кто на Западе. Соединенные Штаты на протяжении многих лет патронировали молодого грузинского лидера, вооружали и обучали его профессиональную армию, основали самое большое американское посольство в регионе с целью превращения его в центр американского влияния на Кавказе и т.д. Американские войска с июля 2008 года практически непрерывно проводили совместные маневры на территории Грузии. Поверить после этого в «непредсказуемость» и «неуправляемость» Саакашвили довольно сложно. Отсюда – ужесточение официальной риторики, инвективы в адрес американского экспансионизма и изжившей себя однополярности со стороны президента РФ Д. Медведева.

Возникла своего рода патовая ситуация. США не в состоянии в краткосрочной перспективе заставить Россию изменить политическую линию. Они не имеют для этого рычагов воздействия на российскую элиту и ситуацию в России, а с недавних пор серьезно ограничены и в ресурсном плане. Но и Российская Федерация не может навязать другим участникам свои правила поведения.

На самом деле возникшее противостояние носит отнюдь не ситуативный, а системный характер. И может оказаться достаточно продолжительным по времени.

С момента окончания холодной войны и до сегодняшнего дня Соединенными Штатами формировались правила игры в мировой политике, определялись границы допустимого в международной практике, осуществлялись регулирующие действия в отношении стран, которые уклоняются от следования новым нормам и правилам поведения. Способность навязать другим комфортные для лидера правила игры и возможность по ходу дела поменять либо реинтерпретировать эти правила выступают функциональным эквивалентом «права сильного» и являются частью того, что принято ныне называть «программирующим лидерством» США в современном мире.

Любое публичное выступление, акцентирующее несостоятельность американского лидерства (речь В. Путина в Мюнхене, например) неизбежно воспринимается американской элитой как вызов. А независимая политика и тем более нанесение военного поражения проамериканскому режиму – как «оскорбление действием».

Ситуация в Вашингтоне на сегодняшний день не слишком благоприятствует независимой политике Москвы. Сторонники жесткой линии (и из лагеря республиканцев, вроде Р. Кейгана, Р. Краутхамера, и из стана демократов – З. Бжезинский, Р. Холбрук и др.) берут курс на «сдерживание» России, заявляя, что следует изменить прежнее отношение США к Москве, в рамках которого она рассматривалась в качестве союзника в вопросах глобальной безопасности. В их интерпретации Россию следует рассматривать как потенциального противника, не внушающего доверия. Одновременно они старались преуменьшить значение резкого похолодания в отношениях с Россией после августовских событий 2008 года. С их точки зрения, Соединенные Штаты могут столкнуться с гораздо более серьезными вызовами, если не задумаются над тем, как «адекватно» ответить России, активно поддержав своих восточноевропейских союзников.

Сторонники возобновления политики «сдерживания» утверждают, что сегодняшняя Россия значительно слабее, чем Советский Союз в период холодной войны. Американцы рассматривают Россию, несмотря на ее нефтяные доходы, как страну, по-прежнему находящуюся в упадке и одолеваемую множеством проблем. У Российской Федерации нет реальных союзников на международной арене. Москва не опирается на универсальную идеологию, которая помогла бы ей найти сторонников в разных странах мира. Российская армия не способна поддерживать паритет с США и их союзниками, в том числе из-за возросшего экономического и технологического отставания России от государств НАТО. Отсюда сторонники новой холодной войны делают вывод о неизбежности «победы» Запада в случае фронтального противостояния с Россией.

Ситуация кажется такой острой еще и потому, что возможности взаимного торга и компромиссов (то, на чем настаивают не только московские политики, но и американские сторонники классического реализма – Н. Гвоздев, Д. Саймс, Р. Блеквилл и другие далекие от принятия реальных политических решений аналитики) оказались крайне ограниченными в силу существующей разницы восприятия сторонами мировой политики в целом.

На протяжении последних 10 лет Россия постепенно наращивала экономические возможности и политическое влияние. Усилившаяся экономическая дееспособность страны предопределила возрождение ее политической самостоятельности. И это не могло не сказаться на представлениях отечественной элиты о месте России в мире. Российский политический класс неосознанно придерживался до последнего времени поведения, которое можно описать в терминах классического реализма или даже «оборонительного» варианта реалистской теории (defensive realism). РФ особенно не «высовывалась», но время от времени с несколько нарочитой многозначительностью давала понять, что обладает определенными рычагами влияния в разных частях мира (иногда она даже демонстративно акцентировала их наличие – например, поставляя оружие в Венесуэлу и другие проблемные, с точки зрения Вашингтона, страны). Однако с помощью подобных инструментов и посредством создания соответствующих информационных поводов Россия добивалась учета своих жизненных интересов в Евразии. Российское руководство ведет международные дела в стиле старой доброй realpolitik (той, что американцы устами уходящего госсекретаря К. Райс именуют «политикой XIX века») и, в сущности, всегда готово к торгу и разумным копромиссам, подразумевающим размен периферийных интересов на жизненно важные. Нежелание США идти на какие-либо компромиссы, поступиться даже своими второстепенными, с точки зрения Москвы, интересами на постсоветском пространстве или игнорирование возможностей достижения поставленных целей с учетом «законных» интересов России выступает в этой связи острым раздражителем для российской элиты.

Кроме того, Россия стремится попасть в закрытый клуб мировых держав, вырабатывающих правила игры на международной арене, определяющих действия глобальных финансовых институтов и функционирование систем безопасности. Вашингтон же на протяжении последних 15 лет наглядно демонстрирует отсутствие внятной инклюзивной стратегии в отношении России, сопротивляется ее эффективному участию в подобных институтах или пытается девальвировать значение тех из них (ООН, например), где Россия играет ведущую роль.

Из Вашингтона мир видится в совершенно иной системе координат. У Соединенных Штатов нет ни одного конкурента ни по одному из значимых параметров могущества. Никогда еще не существовала система суверенных государств, в которой одна страна располагала бы такой степенью превосходства. США, с их точки зрения, являются естественным лидером и единственной доминирующей сверхдержавой современного мира. Их интересы глобальны. Те регионы и страны, которые кажутся Москве глубоко периферийными и абсолютно второстепенными для Соединенных Штатов, с точки зрения Вашингтона выступают необходимым элементом «глобального управления» и «американского лидерства». В результате в геополитическом плане вся планета становится зоной жизненных интересов Америки. А попытка России сыграть «несистемно», навязать свои правила игры хотя бы на постсоветском пространстве, расшатывает американское глобальное доминирование и автоматически вызывает противодействие. Россия воспринимается на данном этапе не как партнер в решении проблемы международной безопасности, а как часть этой проблемы.

Пока западные аналитики бьются над вопросами, насколько сильна Россия и каковы ее цели, предполагает ли стратегия российского руководства конфронтацию с Западом и есть ли у него вообще стратегия, политики начинают действовать. В последнее время в политических и экспертных кругах все популярнее становится точка зрения, согласно которой август 2008 г. и события на Кавказе могут стать новым поворотным моментом в истории взаимоотношений России со странами Запада. Идея «стратегического партнерства» с США провалилась. Помимо тактических разногласий и ценностных различий (на это традиционно напирают западные наблюдатели и политики) есть стратегическая проблема, которая жестко разделяет Россию: будущее «постсоветского пространства». США будут делать все возможное для поддержания его в «разрыхленном» состоянии – состоянии «геополитического плюрализма», либо даже (в варианте игры на обострение) вовлекать его в собственную сферу влияния (через подключение соответствующих стран к НАТО). Россия будет пытаться его консолидировать под своим контролем. Хотя бы потому, что это является одним из условий ее успешной модернизации и развития.

Понимают это и в Вашингтоне. Неотъемлемой частью современной американской стратегии является установка на недопущение формирования в мире peer power (равной силы). Имеется в виду прежде всего военная сила, способная сравниться с американской. Но не только. Очевидно, что именно эта установка определяет многие шаги Вашингтона в военной и военно-политической области.

Российская попытка продемонстрировать Западу, что она играет по их же предложенным правилам (по Косовскому прецеденту, например, или исходя из доктрины «империализма прав человека» – определение Р. Скидельски в отношении политики администрации Б. Клинтона) была заранее обречена на провал – в постбиполярном мире одним из немногих реально действующих принципов организации является принцип «избирательной легитимности» действий политических акторов. И поскольку активность России не только не содействовала американским планам, но и существенно подорвала позиции Вашингтона на Кавказе, в число «избранных» ни мотивация, ни действия российского руководства не попадали по определению.

Понятно стремление части российского экспертного сообщества и нашей политической элиты поскорее преодолеть последствия кризиса. Полный разрыв со странами Запада или даже серьезное осложнение отношений с ними совершенно не входит в их планы. Отсюда избыточный алармизм ряда российских экспертов по поводу кризиса августа 2008 года: «останется ли он изолированным эпизодом на постсоветском пространстве и в отношениях России и Запада? Это возможно, если их удастся достаточно быстро «отремонтировать» на новой основе более уважительного отношения НАТО к заявленным российским интересам – и более конкретного и реалистического формулирования таких интересов с российской стороны. Или же события вокруг Южной Осетии – это первая ласточка новой фазы распада советской империи – отныне по югославской модели» . Но события в Южной Осетии очевидно продемонстрировали и новое качество американской политики на постсоветском пространстве. Если ранее можно было говорить о благотворном, стабилизирующем влиянии Вашингтона на развитие ситуации на Кавказе, то теперь даже для проамерикански настроенных сил стало очевидно, что не все здесь так однозначно. Вашингтон активно вмешался в здешние события, сделав ставку на лояльные режимы. Но у США нет возможностей ни держать их на «коротком поводке», ни полноценно выступить в их защиту при обострении. Соединенные Штаты не могут и устраниться – слишком много роздано авансов. Все это впервые столь откровенно делает американское присутствие дестабилизирующим фактором. И это дает России политические козыри. Важно их правильно разыграть.

На самом деле кризис лишь обнажил давно копившиеся серьезные противоречия во взаимоотношениях России со странами Запада, вскрыл глубокое недоверие сторон, обнаружил очевидное непонимание мотивов поведения и действий друг друга. Он действительно поставил в повестку дня вопрос о, мягко говоря, несовершенстве современной архитектуры безопасности на европейском континенте.

Москва высоко подняла ставки. Конфликт в Закавказье видится из России как рубеж, за которым необходим поиск новых ответов на вызовы безопасности. Или Россия строит единую Европу безопасности и сотрудничества – или постепенно скатывается к философии и стратегии взаимного сдерживания. Еще до кризиса на Кавказе, во время визита в Германию президент Д. Медведев предложил разработать и заключить юридически обязывающий Договор о европейской безопасности. Понимание глубоких причин нынешнего кризиса, а также необходимости поиска взаимных компромиссов могут привлечь к российской идее общеевропейской системы безопасности новых сторонников.

Кризис августа 2008 года выявил на Западе две полярные точки зрения. Одна из них состоит в том, что расширение НАТО на постсоветское пространство вопреки позиции России порождает опасные конфликты и должно быть отложено, а сотрудничество должно развиваться. Другая – что такое расширение необходимо ускорить, чтобы помешать Москве силой подчинять соседние страны и возрождать традиционную стратегию «российского империализма». Если в Европе по этому поводу разворачиваются острые дебаты, то в Вашингтоне явно превалирует последняя точка зрения. Кое-кто уверен даже, что именно НАТО оказалось настоящим победителем кавказской войны: после двух десятилетий без сколько-нибудь ясной миссии организации удалось вернуться к прежней цели, состоящей в защите своих членов от потенциальных агрессоров.

Российско-американские отношения вступили в один из самых сложных периодов за всю их историю. Август стал в определенном смысле водоразделом, четко обозначившим объективные ограничения в развитии сотрудничества между странами и различия в подходах к восприятию и интерпретации тех или иных конфликтных ситуаций на международной арене. Москва намерена закрепиться на завоеванных в ходе конфликта позициях, а Вашингтон – дезавуировать военный успех России. Пока полемика носит символический характер и стороны воздерживаются от реальных «ударов» по позициям друг друга. Но вечно так продолжаться не может. В Вашингтоне идут разговоры о нескольких возможных сценариях развития взаимоотношений с Россией: об «избирательном взаимодействии» (пока что сосредоточиться на тех областях, где США действительно могут сотрудничать с Россией, но при этом неуклонно продвигать свои интересы во всех прочих сферах), о «сдерживании» Москвы или даже ее «изоляции» на мировой арене.

После восьми лет пребывания у власти Дж. Буша (и очевидно провального его второго президентского срока) Америку, конечно, ждет период существенной корректировки внешнеполитического курса. Изменение ситуации в мире не может не оказать влияния на развитие американского политического мышления и стиля американского лидерства. С высокой степенью вероятности можно прогнозировать большую прагматичность действий администрации, большую склонность к кооперации с союзниками. Но на российском направлении изменения могут коснуться лишь контроля над вооружениями. В главном – противоречиях на постсоветском пространстве, расширении НАТО и т.д. – Обама, даже при желании поиска компромисса, не сможет «поступиться принципами». Наоборот, он вынужден будет (в том числе по внутриполитическим причинам) демонстрировать жесткость в отстаивании американского видения будущего Евразии.

Как только новый президент США обживется в Белом доме, Соединенные Штаты приступят к формулированию стратегии в отношении России. Учитывая настоящую «обамоманию» на европейском континенте и стремление американского политического истэблишмента восстановить пошатнувшуюся было во время второго срока президентства Дж. Буша трансатлантическую солидарность, делать это американцы будут с активным вовлечением в свои планы европейских союзников.

Казалось бы, кризис, способствовавший обвалу на российском фондовом рынке и резкому ухудшению финансовых и экономических показателей страны, может осложнить работу по формированию и осуществлению внешнеполитической стратегии. Как ни парадоксально, в сложившейся ситуации мировой турбулентности, роста глобальных рисков и общей неопределенности у России как государства и у российской политической и интеллектуальной элиты возникают дополнительные шансы позитивного глобального позиционирования. Место страны в формирующемся миропорядке во многом будет зависеть от того, насколько успешно Россия преодолеет последствия мирового финансового и экономического кризиса, насколько активно и продуктивно сможет российская элита включиться в назревшую дискуссию о новых международных режимах и вообще об универсальных правилах игры в мировой политике, реалистически отдавая себе отчет в том, что международное право – это не свод несокрушимых догм, а эволюционирующий набор конвенциональных норм и принципов, и задача не в сохранении их музейной неприкосновенности, а в недопущении модификации в неприемлемом для России духе.

Новая вашингтонская администрация находится в отношении Москвы на политическом распутье. У США в запасе две возможные стратегии: «сдерживание» России и ее привлечение к партнерству. Похоже, команда Б. Обамы еще не определилась с генеральной линией на российском направлении и пока пытается дозированно практиковать оба варианта. Но на фоне колоссального объема негатива, накопившегося в отношениях двух стран за последние годы, даже простая демонстрация готовности к взаимодействию выглядит хорошим знаком.

Если мы попытаемся окинуть мысленным взором путь эволюции внешней политики современной России, то легко обнаружим определенную закономерность или, точнее, цикличность в отношениях с Соединенными Штатами. Два совершенно разных в личностном и поведенческом плане президента (Б. Ельцин и В. Путин) , совершенно разные внутри- и внешнеполитические контексты их функционирования – а основные тренды в эволюции российско-американских отношений весьма схожи.

На первом этапе первого срока своего президентства и Б. Ельцин, и В. Путин предпринимали серьезные усилия для максимального сближения сторон, формирования некоего «привилегированного партнерства», а то и союзничества стран. Это был период «больших авансов», которые Россия в том и в другом случае выдавала США в надежде на учет ее собственных преференций на постсоветском пространстве и на «равноправное партнерство» с Вашингтоном, в расчете на приобщение к клубу стран, причастных к разработке правил игры в современной мировой политике.

Однако фаза «стремительного сближения» быстро сходила на нет. Американцы неохотно шли на размены, точнее говоря, не шли вовсе. Россия рассматривалась Вашингтоном как побежденная страна, в сущности не имеющая права голоса и места за столиком, где ведется большая политическая игра. Кроме того, так уж исторически сложилось (во всяком случае, в послевоенный период), что США не знали в последние десятилетия партнерства на равных. Партнерство в американском понимании – это всегда отношения ведущего (Вашингтона) и ведомого. И никак иначе. Ну и потом, у США явно отсутствовала инклюзивная стратегия в отношении России. И в результате через несколько лет настойчивых попыток и односторонних уступок Москвы, которые охотно клались американцами в карман, после чего о них быстро забывали, российские президенты меняли тон и политические интонации в диалоге с Белым домом.

В силу этого и ввиду очевидного несовпадения национальных интересов сторон на постсоветском пространстве, наступал период «двухплоскостной» внешней политики России. На декларативном уровне Москва имитировала политику глобального оппонента, своего рода «неугрожающего противовеса» Соединенным Штатам, а в реальности – продолжала действовать в качестве американского партнера. Хотя, конечно же, партнера своеобразного: более упрямого, раздражительного и своенравного, чем это характерно, скажем, для Британии или Канады. Подобного рода характеристики официальной российской политики позволили даже заговорить о возникновении феномена «русского голлизма».

Постепенно однако многовекторность политических ориентаций (всевозможные треугольники и иные политические конфигурации вроде Москва-Дели-Пекин), жесткая риторика и игра в политическую самостоятельность эволюционировали из фигуры речи и одного из элементов (причем отнюдь не основного) политического дискурса в реальную трансформацию политического курса. А заканчивалось все и вовсе достаточно скандальными, воинственными или весьма жесткими заявлениями (символические образы – Б. Ельцин в окружении генералов у карты Косова в период Косовского кризиса 1999 г. или В. Путин на конференции в Мюнхене в 2007 г.) и глубокой неудовлетворенностью отечественного политического класса «беспринципным» и «наглым» поведением американского истэблишмента.

В сущности можно было прогнозировать повторение подобного политического цикла и для президентства Д. Медведева. Политические сигналы, следовавшие из Кремля, определенно давали к этому основания. В Москве рассчитывали на «потепление» в отношениях с Вашингтоном за счет либерального имиджа и большей гибкости нового российского президента. Так что отношения должны были развиваться по давно проторенному руслу. Можно было ожидать новых широких, но бесперспективных международных инициатив Москвы, новых реальных уступок с российской стороны взамен достаточно эфемерных обещаний снять некоторые из существующих барьеров и ограничений, а затем с неизбежностью – и новых разочарований. Все это было бы несколько мелодраматично, но вполне предсказуемо. Однако очередной политический цикл оказался прерван в августе 2008 г., и отнюдь не по российской инициативе, в связи с событиями в Закавказье. С этого момента стало ясно, что развитие отношений Россия-США пойдет уже по несколько иной траектории и даже, возможно, по принципиально иному пути. Сами эти отношения могут стать лучше или хуже, чем ранее, но они уже не будут такими, как в последние 15 лет.

Неожиданно твердое проявление российскими лидерами воли и дозированное применение силы на Кавказе оказали отрезвляющее воздействие на западных политиков. С приходом новой американской администрации складывается впечатление, что паруса российско-американских отношений понемногу наполняются ветром перемен. Очевидно меняется тональность высказываний политических деятелей двух стран. Американские официальные лица демонстрируют готовность обсуждать с Москвой актуальные темы мировой политики. Вице-президент Дж. Байден заявляет в феврале на Мюнхенской конференции по безопасности о «перезагрузке» российско-американских отношений. Ему в несколько театрализованной манере вторит госсекретарь Х. Клинтон. Б. Обама проводит «установочные» переговоры с Д. Медведевым в Лондоне в рамках саммита Большой двадцатки и принимает решение об официальном визите в Москву в июле 2009 г., публично демонстрируя внимание администрации к российскому направлению политики. На экспертном уровне возобновляются обсуждения проблематики сокращения вооружений и выражается сдержанный оптимизм по поводу перспектив подписания нового всеобъемлющего соглашения по сокращению стратегических наступательных вооружений. Однако оптимизм и даже элементы эйфории, свойственные ряду экспертных оценок, являются лишь свидетельством того, в какой глубокой яме оказались отношения России и США летом-осенью 2008 г.

Сегодня, когда аналитики озабочены особенностями протекания глобального экономического кризиса и мы по несколько раз на дню слышим оптимистические уверения в том, что падение достигло, наконец, дна и ситуация будет меняться к лучшему, аналогия с положением дел в российско-американских отношениях напрашивается сама собой. Описывая состояние российско-американских отношений и дискуссии по поводу их перспектив, трудно отделаться от образного ряда старого анекдота – по мнению пессимистов, хуже уже быть просто не может, российские отношения лежат пластом «на политическом дне» и рано или поздно они будут обречены на некоторое их улучшение; однако по заверениям оптимистов еще есть значительные резервы – для дальнейшего ухудшения ситуации.

Мировой финансовый кризис в его начальной фазе выступил своего рода «универсальным примирителем» и умерил амбиции российской и американской политических элит. Фактически именно глобальный кризис остудил горячие головы по обе стороны Атлантики и продемонстрировал значительную меру взаимозависимости. Особенно очевидно это стало российской элите. Со слов В. Путина в Давосе, все находились в одной лодке. И хотя, судя по интонациям российских официальных лиц, Россия чувствовала себя в этой лодке как каторжник, прикованный к галере, с реальностью приходится считаться. Как приходится считаться новой американской администрации с реалиями, отчетливо проявившимися еще до окончания глобального экономического кризиса, – сужением ресурсной базы, подрывом всеобщей почти слепой веры в мире в исключительность американской экономической и политической модели (и соответственно эрозии американского влияния), – и с наличием целого букета внутренних и внешнеполитических проблем, доставшихся в наследство от Дж. Буша младшего.?

Победа Б. Обамы на президентских выборах на фоне глобального мирового кризиса и неизбежных по его окончании крупных геополитических и геоэкономических подвижек дает неплохой шанс на трансформацию или, по крайней мере, вывод из тупика российско-американских отношений. Пока новая администрация США наиболее плотно занимается экономическим кризисом и беспрецедентным (на уровне 1,2 трлн. долл.) дефицитом бюджета. На данный момент довольно сложно говорить о наличии у новой администрации какой-то большой политической стратегии. Ну и главное – в центре его внимания наследие предыдущей администрации. Обама занимается скорее экстренным реагированием на ситуацию в Ираке и Афганистане и поиском ответа на угрозу распространения ядерного оружия.

С приходом новой администрации и развитием кризиса прогнозируемо изменилась сама тональность выступлений американского политического истэблишмента. Администрация демонстрирует приверженность диалогу, взаимодействию с партнерами и союзниками. Уходит в прошлое неумеренный идеологический запал при формулировании целей внешней политики. В частности, перемены заметны в стилистике отношений с Китаем: госсекретарь Х. Клинтон предостерегает против использования болезненной темы прав человека для создания помех решению важных политических и экономических вопросов (хотя эта точка зрения тут же подверглась довольно жесткой критике в США за отступление от «традиционных принципов» американской внешней политики, базирующейся на идеях «распространения демократии» по всему миру). Месседж остальному миру довольно недвусмысленно дает понять, что США безусловно стремятся остаться мировым лидером, но хотят наладить более тесное взаимодействие с партнерами. Крайним проявлениям силового унилатерализма образца начала XXI в., похоже, действительно приходит конец.

Изменения военно-политической стратегии выстраданы негативным опытом последних 5 лет войны в Ираке и Афганистане. В этой связи министр обороны США Р. Гейтс отметил: «Нам следует с недоверием относиться к идеалистическим, триумфалистским либо этноцентричным представлениям о будущем военном противостоянии, которые не учитывают уродливую действительность и противоестественность войны. Некоторые идеалисты воображают, что можно запугать и шокировать неприятеля, тем самым вынудив его к сдаче и избежав утомительного преследования войск противника от дома к дому, от квартала к кварталу, от одной высоты к другой. Как сказал генерал Уильям Шерман, «любая попытка сделать войну легкой и безопасной закончится унижением и катастрофой»» . Таким образом, период, когда США были настроены вести высокотехнологические дистанционные войны, опираясь на свою колоссальную, избыточную военную мощь и явное техническое превосходство, по всей видимости, заканчивается. Параллельно убывает если не решимость применять силу, то, по крайней мере, неизменная тяга представителей американского политического истэблишмента к неограниченному и одностороннему использованию силы. Америка вынужденно вступает в эпоху «smart power», умного сочетания «мягкой» и «жесткой» силы, опоры на изощренную дипломатию (априори учитывающую позиции союзников и партнеров США на международной арене) и на восстановление американского идейного (а не идеологизированного, как в начале XXI в.) влияния в мире.

С появлением Б. Обамы в Белом доме связаны, пожалуй, беспрецедентные ожидания позитивных перемен, причем не только в Америке, но и во всем мире. Психологически и даже политически этот общий тренд легко объясним. Смена администрации лидирующей мировой державы – всегда определенный шанс для улучшения двусторонних отношений и трансформации мировой политики. Тем более что пришедшие к власти в Вашингтоне демократы не связаны обязательствами с крайне непопулярной администрацией Дж. Буша – они сами критиковали республиканцев по целому ряду вопросов внутренней и внешней политики и победили под лозунгом обновления. При этом необходимо сохранять трезвую голову и помнить, что американская политическая машина довольно инерционна. И Обаме, безусловно, придется оглядываться на республиканцев в Конгрессе и на влиятельные группировки в Вашингтоне. В данном контексте завышенные ожидания едва ли оправданы. Чтобы соответствовать им, Обаме нужно будет буквально революционизировать различные стороны жизни американского общества и кардинально изменить внешнюю политику США. Пока трудно ожидать этого от такого прагматичного, эластичного и вынужденно озабоченного главным образом поддержанием политических альянсов и сложными внутренними проблемами политика, как Б. Обама.

Дело в том, что американский президент при всем колоссальном объеме полномочий, не является выборным абсолютным монархом. Его прерогативы, в т.ч. в сфере международных отношений, серьезно ограничены Конгрессом, с характерными для него группами интересов и отсутствием (в отличие от парламентской британской модели) партийной дисциплины, а отсюда – сложными закулисными маневрами и сделками. Как отмечает ряд аналитиков, первоочередная задача Обамы и его команды – выработать стратегию отношений с Конгрессом США, а вовсе не с Ираном или Северной Кореей.

В противном случае самые многообещающие внешнеполитические инициативы (впрочем, как и внутренние реформаторские намерения) имеют шанс просто увязнуть в Конгрессе. Впрочем, в потоке оценок первых шагов новой администрации часто встречается мнение, что самого драматического развития событий Б. Обаме уже удалось избежать. Многие утверждали, что президент слишком молод и не имеет представления о скрытых пружинах вашингтонской политической кухни. Предрекалось, что молодой и неопытный президент, зарекомендовавший себя блестящим публичным политиком, не справится с бюрократической средой и административной рутиной. Этого не произошло. И хотя Б. Обама демонстрирует склонность к цветистой риторике (которая является частью его политического имиджа и фирменным знаком политического стиля), он успел зарекомендовать себя весьма прагматичным и, при всей своей харизматичности, весьма рациональным политическим лидером.

Вопреки распространяющемуся в Москве мнению, Россия отнюдь не находится в фокусе внимания новой американской администрации, внешняя политика которой вообще пока не сфокусирована в страновом отношении. Очевидный акцент делается разве что на восстановлении подорванных было в президентство Дж. Буша младшего отношений со странами ЕС и партнерами по НАТО и на доставшихся по наследству от предыдущей администрации проблемах Большого Ближнего Востока. Некоторая активизация представителей американского политического истэблишмента и аналитического сообщества на российском направлении связана с колоссальным объемом негатива, накопившегося в отношениях двух стран за последние годы.

У перестройки отношений с РФ есть немало противников. Они выдают в американской прессе целый поток комментариев, предсказывающих системный коллапс, который должен вскоре постигнуть Россию из-за падения цен на нефть и финансового краха. Многих в США вдохновляет подобная перспектива. Они полагают, что процесс усиления России прекратился и страна постепенно сваливается в пике, возвращаясь к состоянию благословенных с точки зрения американцев 90-х годов прошлого века. А раз так – нет смысла в поисках компромиссов и в уступках Москве. Надо только переждать год-другой, пока не иссякнут российские валютные резервы, и уже потом заключать сделки (как вариант – вообще отказаться от таковых – поскольку от Москвы уже ничего к этому времени не будет зависеть) по большим политическим вопросам на гораздо более выгодных для американской стороны условиях.

На сегодняшний день воодушевляет прагматизм формирующейся новой команды Б. Обамы (возможно и вынужденный обстоятельствами места и времени – поскольку либеральных интервенционистов в администрации, начиная с госсекретаря Х. Клинтон, хватает). В прагматическом же плане Россия необходима США для решения ряда проблем, которые американская администрация на данный момент считает для себя, в силу обстоятельств, приоритетными. Это – сокращение ядерных арсеналов и нераспространение ОМУ (включая иранскую ядерную программу), а также ситуация в Афганистане (в перспективе, возможно, и в Пакистане). Вопреки распространенной точке зрения, американцы демонстрируют уверенность, что им самим по силам добиться успехов на всех направлениях, но полагают (тут сказывается влияние наконец прорвавшихся в близкий к власти экспертный пул сторонников школы политического реализма), что поддержка (или хотя бы отсутствие помех) со стороны России им для страховки не повредят.

В данном политическом контексте начали проявлять активизм неправительственные организации. Еще в феврале 2009 г. влиятельная американская неправительственная организация «Партнерство за безопасную Америку» (Partnership for a Secure America), членами которой являются представители Республиканской и Демократической партий, ведущие дипломаты, представители структур национальной безопасности, обнародовала список конкретных шагов, которые необходимо предпринять для возобновления отношений между США и Россией. В их числе активизация работы Совета Россия-НАТО, приглашение России к полноценному участию в разработке стратегии коллективной безопасности, что характерно, «начиная с мира и стабильности в Афганистане»; предложение России занять лидирующую позицию в многосторонних переговорах с Ираном с целью остановить обогащение урана; активизация работы по Договору о стратегических наступательных вооружениях .

В марте в Вашингтоне был опубликован 19-страничный доклад «Правильное направление политики США в отношении России», который подготовили члены негосударственной комиссии по политике США в отношении России, бывшие сенаторы Ч. Хейгел и Г. Харт. Доклад Харта-Хейгела нельзя назвать лестным или комплиментарным по отношению к России, как его уже поспешили окрестить отдельные российские комментаторы. Но его авторы действительно разработали чрезвычайно прагматичный подход к отношениям с РФ. Акцент сделан на все тех же наиболее актуальных для администрации вопросах – более активном подключении России к решению афганской и иранской проблем (и шире – вопросов нераспространения ОМУ), сокращении ядерных арсеналов (в том числе, чтобы отвести упреки в несоблюдении 6-й статьи Договора о нераспространении самими Соединенными Штатами и Россией со стороны стран, стремящихся к обладанию ядерным оружием).

За разговорами о назревших переменах в российско-американских отношениях четко просматривается и неизменная политическая линия на поддержание геополитического плюрализма на постсоветском пространстве, что означает поиск новых форм сотрудничества с такими странами, как Грузия и Украина. В докладе ясно говорится: «США должны противостоять любым попыткам России установить сферы влияния в Европе или где-либо в Евразии, включая попытки отказать другим странам в их праве вступления в НАТО или другие организации» . Равно как и твердая политическая поддержка усилий европейцев по диверсификации поставок энергоносителей.

В марте 2009 г. была опубликована и «Ежегодная оценка угроз разведывательным сообществом», в которой Россия напрямую не рассматривается в качестве противника США. В документе изложены лишь те аспекты внешней политики России, которые тревожат Вашингтон. Среди них – развитие отношений Москвы с Китаем, Ираном и Венесуэлой, а также попытки России осуществлять контроль над энергопоставками в Европу и Восточную Азию.

На данный момент очевидно, что Вашингтонская администрация находится в отношении России на политическом распутье. У Вашингтона в рукаве две возможные стратегии в отношении Москвы: сдерживание (containment) или вовлечение в партнерство (engagement). Похоже, администрация Б. Обамы еще не определилась окончательно с генеральной линией на российском направлении и пока пытается дозированно практиковать оба варианта. На фоне событий лета-осени 2008 г. (и свертывания контактов) простая демонстрация готовности к взаимодействию и сотрудничеству уже выглядит хорошим знаком и действительно открывает определенные перспективы восстановления взаимного доверия в областях, представляющих обоюдный интерес (в их числе, прежде всего, ядерное разоружение, сокращение ядерных вооружений в увязке с проблематикой ПРО, борьба с терроризмом и т.д.). Едва ли разумно было бы игнорировать поступающие сигналы и не воспользоваться представившимся шансом для нормализации отношений.

Заключение

Практика современной международной политики сформировала новую, соответствующую реалиям ХХI, а не ХХ в. повестку дня, касающуюся отношений между Россией и США. Важнейшими пунктами этой российско-американской повестки, несомненно, являются: предотвращение распространение ОМП, борьба с международным терроризмом и международной организованной преступностью, а также совместные усилия по укреплению стабильности в Евразии. За последние годы в российско-американских отношениях начала утверждаться модель партнерства. Партнерство означает, что РФ и США строят свои отношения исходя не из идеологических догм (как в годы холодной войны) и не из союзной солидарности (как было бы, если бы они стали союзниками), а из своих национальных интересов. В случае если их интересы совпадают, никакие идейные расхождения более не помешают взаимовыгодному сотрудничеству двух стран (борьба с терроризмом, нераспространение, торговля, технологические обмены). В тех же областях, где позиции двух держав расходятся, они действуют в соответствии со своими национальными интересами, а не с пожеланиями партнера (расширение НАТО, войны против Югославии и Ирака, поставки оружия Китаю и т.д.).

Российско-американские отношения стали гораздо более сбалансированными. Период значительной односторонней зависимости России от американской помощи и поддержки уходит в прошлое, теперь уже США нуждаются в российском содействии и в борьбе с терроризмом, и в предотвращении распространения оружия массового поражения, и в урегулировании ряда локальных конфликтов. Это обстоятельство в полной мере проявилось после 11 сентября 2001 г.

Угроза распространения ОМП и средств его доставки превращается в серьезнейший вызов международной стабильности и безопасности. Очевидно, что без самого тесного российско-американского взаимодействия в деле предотвращения распространения такого оружия решить эту задачу не удастся. Так как США и Россия располагают крупнейшими военно-промышленными комплексами в мире, они несут за нераспространение оружия массового поражения особую ответственность.

Бесспорно, за последние восемнадцать лет российско-американское сотрудничество стало важным фактором, содействующим укреплению режима нераспространения. Тем не менее в новых исторических условиях это сотрудничество может и должно быть активизировано. По мнению российского специалиста-международника С.А. Караганова, «Россия и Соединенные Штаты должны объединить свои усилия, чтобы помочь странам, обладающим ядерными материалами, в деле обеспечения безопасного хранения этих материалов или же чтобы скупить их избыточные запасы. Россия могла бы предоставить людей и необходимое ноу-хау, а США могли бы взять на себя прежде всего финансирование; к участию следует пригласить и другие государства».

Нельзя недооценивать масштаб тех проблем, с которыми сталкивается взаимодействие двух стран в деле нераспространения оружия массового поражения. Сохраняются серьезные разногласия между США и РФ по вопросу о последствиях для нераспространения российского военно-технического сотрудничества с третьими странами, и прежде всего с Ираном. Иран, впрочем, не единственная страна, военно-экономическое сотрудничество России с которой за последние десять лет вызывало озабоченность в Соединенных Штатах. Так, намерение России продать Индии криогенные двигатели и технологию их производства также вызывали с американской стороны обвинения в нарушении режима нераспространения ракетных технологий. Кроме того, американская сторона высказывала свои возражения по поводу продаж российских вооружений таким странам, как Китай, Сирия и Кипр.

Колин Пауэлл, госсекретарь США в 2000–2005 гг., отметил: «У нас, конечно, есть области, где наши мнения не совпадают. Мы ожидали, что Россия активно поддержит нашу политику в отношении Ирака, и до сих пор надеемся на изменение позиции Москвы по вопросу иранской ядерной программы. У нас есть разногласия по поводу некоторых аспектов российской политики в Чечне. Однако наши отношения в целом больше не окрашены былым антагонизмом. Сегодня мы в достаточной степени доверяем друг другу, чтобы решить даже самые трудные проблемы, возникающие в отношениях между нами».

Несомненно, что международный терроризм будет и впредь представлять серьезнейшую угрозу международной безопасности, в том числе и для РФ, и для США. Однако после завершения контртеррористической операции в Афганистане, успех которой был бы невозможен без России и западноевропейских союзников Америки, США отказались ввести санкции против Афганистана за наркоторговлю, посчитав, что это противоречит американским интересам. Между тем после победы над режимом талибов производство наркотиков в Афганистане, направляемых прежде всего в Россию и Европу, выросло в десятки раз. Однако видимость стабильности в этой стране, базирующаяся на хрупком согласии с тамошними «полевыми командирами» (а сегодня ведущими наркопроизводителями) для Вашингтона важнее, чем проблемы наркотрафика в Россию и Европу. Не случайно в выступлении перед участниками Международного конгресса информационных агентств в сентябре 2004 г. президент В. Путин высказал озабоченность и недовольство деятельностью американо-британских оккупационных сил в Афганистане. Тем временем в США все чаще высказывается озабоченность по поводу сохранения демократических институтов в России.

По мнению американского специалиста по российско-американским отношениям Р. Легволда: «В XXI в. роль «стратегического тыла» Соединенных Штатов играют не Европа и Северо-Восточная Азия, а огромный беспокойный регион, простирающийся от восточных границ Турции до западных границ Китая и вдоль южных границ России. Раз США собираются устранить угрозы, исходящие из этого региона, то ни одна страна не будет более ценна в качестве союзника, чем Россия… Россия и Соединенные Штаты, совместно предотвращающие основные стратегические угрозы нового века, особенно те, которые исходят из Евразии, будут иметь такое же значение в формирующейся мировом порядке, какое имели важнейшие альянсы с участием США в прошлом».

Однако многие американские специалисты в области международных отношений, в частности уже упоминавшийся 3. Бжезинский, негативно относятся к перспективам партнерства с Россией на евроазиатском континенте и в постсоветской Центральной Азии.

Успех российско-американского сотрудничества в деле укрепления стабильности и безопасности в Евразии во многом будет зависеть от того, в какой мере официальный Вашингтон проявит готовность рассматривать такие ведущие страны региона, как Россия, Китай и Индия, в качестве равноправных стратегических партнеров. До сих пор в своей региональной политике в Евразии американская элита исходит из того, что системы безопасности в этом регионе должны строиться на основе расширяющегося на Восток Североатлантического альянса, где России в лучшем случае уготована роль младшего партнера с совещательным голосом. Между тем у России (как, впрочем, и у КНР и у Индии) имеются свои интересы безопасности и свои представления о том, каким образом они должны быть защищены, и великие державы Евразии не готовы поступаться своими интересами безопасности для того, чтобы угодить глобальным амбициям США.

Пока же Соединенные Штаты в своей международной политике по-прежнему придерживаются двойных стандартов: с одной стороны, единолично определяют страны, представляющие угрозу миру и национальным интересам США, и без мандата Совета Безопасности ООН осуществляют интервенцию против Ирака; с другой – не хотят признавать вполне законное право России на формирование системы безопасности на постсоветском пространстве.

На рубеже тысячелетий Россия сделала свой внешнеполитический выбор. Отныне Российская Федерация видит свое место на международной арене рядом с Западом, но на равноправной основе. Разумеется, взаимная адаптация и России, и Запада происходит и будет протекать непросто. России еще предстоит на деле продемонстрировать, готовность соблюдать признанные нормы международных отношений, и занять свое место в мировом сообществе; а Соединенным Штатам предстоит отказаться от «эгоизма сильного», научиться учитывать национальные интересы своих реальных и потенциальных союзников и воспринимать Россию как «нормальную» страну – партнера в разрешении наиболее острых проблем современного мира.

Список использованной литературы

1. Ван Щ. Экономическая Глобализация и Развитие США // Глобализация. Конфликт или Диалог Цивилизаций? – М.: Новый Век, Институт микроэкономики, 2002.

2. Военно-политическая расстановка сил в Каспийско-Центральноазиатском регионе / Авторский коллектив: М.С. Ашимбаев (ответственный редактор), Е.В. Тукумов, Л.Ю. Гусева, Д.А. Калиева, А.Г. Кожихов, В.Ф. Галямова. – Алматы: КИСИ при Президенте РК, 2003. (С. 34).

3. Добрынин А.Ф. Сугубо доверительно. Посол в Вашингтоне при шести президентах США (1962–1986). – М.: Автор, 1997, стр. 552.

4. Малашенко А., Тренин Д. Время Юга. Россия в Чечне, Чечня в России. – М: Московский Центр Карнеги, 2002. (С. 15).

5. Обзор основных параметров экономик зарубежных стран // Анализ состояния мировых товарных рынков и мониторинг внешнеэкономической конъюнктуры. – Алматы: Институт Экономических Исследований, Министерство экономики и бюджетного планирования РК, РГП «Институт Экономических Исследований», 2004. (С. 29).

6. Стратегия национальной безопасности США для нового столетия, 1999 г.

7. Angela, E.S. Russia: Farewell to Empire? // World Policy Journal. – 2002. – №1. – Pр. 83–89 (Pp. 84–88).

8. Kapstein, E.B., Manstanduno, M. Unipolar politics: realism and state strategies after the Cold War. – New York: Columbia University Press, 1999 //

9. Kagan R. The September 12 Paradigm //Foreign Affairs, 2008, N5

10. Gates R.M. A Balanced Strategy. Reprogramming the Pentagon for a New age //Foreign Affairs, 2009, January/February, http://www.foreignaffairs.com/articles/63717/Robert-m-gates/a-balanced-stretegy

11. Huntington S.P. The Clash of Civilization? //Foreign Affairs. May-June. 1993.

12. Huntington S.P. The Clash of Civilization and the Remaking of the World Order. N.Y., 1996

14. Алексеев Р., Михайлов В. Евразийское Экономическое Сообщество // Международная Жизнь. – 2000. – №11. – С. 30–35 (32).

15. Арбатов А.Г. международная безопасность после Кавказского кризиса //http://www.polit.ru/institutes/2008/10/15/Caucasus.html

16. А. Каримова, Ш. Ийгиталиев, журнал ЦА и Кавказ «Модели отношения между США, КНР и РФ». – Москва.: изд. «2», – 2006 г. – стр. 30–49.

17. Бжезинский 3. Зыбучие пески гегемонии // Россия в глобальной политике. 2004. Март-апрель. Т. 2.

18. Бжезинский З. Преждевременное партнерство // Полис. 1994. №1.

19. Богатуров А.Д. Пять синдромов Ельцина и пять образов Путина (Ретроспектива личностной дипломатии в России) //Pro et Contra, 2001, №1–2

21. Волков Е.Б. Договор СНВ – 2 и безопасность страны. Воениздат, 2007 г.

22. Валлерстайн И. Россия и капиталистическая мир-экономика, 1500–2010 // Свободная мысль. 1996. №5.С. 42

23. Гольц. А. Настоящая реформа – впереди. // Интеллектуальный капитал.

25. Д. Мэмбер, // @ Центральная Азия и Кавказ», – Москва: изд. «7»,-2005 г.-С. 25–28.

26. Дебидур А. Дипломатическая история Европы от Венского до Берлинского конгресса (1814–1878): Революция // М.:Иностр.лит., 1947. С. 544 «История России, ХХ век». Москва Зевелев И.А. Троицкий М.А. Сила и влияние в американо-российских отношениях. Семиотический анализ. М., 2006.

27. «Норма», 1997 г.

28. «История России ХХ века» Москва Агентство «Фаир», 1998 г.

29. История внешней политики СССР 1917–1976 гг. / Под редакцией. А.А. Громыко. - М. Наука, 1976. С. – 327

30. Караганов С.А. Новые вызовы. Политика безопасности России в будущем // Intern. Politik. 2002. №7. С. 70.

31. Касенов У. Новая «Большая Игра» в Центральной Азии // Центральная Азия и Кавказ. – 1997. – №8.

33. Ломагин Н. Новые независимые государства как сфера интересов России и США // Pro et Contra. – Весна, 2000. – Том 5. – №2. – С. 65–85 (69).

34. Московский Центр Карнеги – Публикации – Журнал «Pro et Contra» – Том 5, 2000 год, №2, Весна – Россия – США – мир

35. Никонов В. Политика России в Центральной Азии // Центральная Азия и Кавказ. – 1997. Никонов В. Западноцентризм подошел к концу // Известия, 2008, 15 октября

36. Пауэлл К. Стратегия партнерства // Россия в глобальной политике. 2004. Т. 2.

37. «Оружие массового поражения». Воениздат, 1994 г.

38. Парамонов В. Формирование геополитической ситуации в Центральной Азии – внешние факторы // Центральная Азия и Кавказ. – 2000. – №7 «Российско-американские отношения при администрации Буша. Программа по новым подходам к безопасности России» (PONARS). М, 2001. С. 5–6.

39. Пауэлл К. Стратегия партнерства / Россия в глобальной политике. 2004.Т.2. №1.С. – 124

40. Саймс Д. Имперская дилемма Америки // Россия в глобальной политике. 2004. Январь-февраль. Т. 2. №1. С. 134–135:

41. Сестанович С. Где истинное место России? // Pro et Contra. – Зима–весна, 2001. – Т. 6. – №1–2. – С. 153–170 (155).

42. Сафонов Д. Российский флот озеленится «Тополями». // Ядерная безопасность 98 г., 38.

43. С. Сыроежкин., журнал МЭиМО «Россия-Китай-Запад». – Москва: изд. «3», – 2005 г.

44. С. Тэллбот, // «Дипломатия и международные отношения», – Москва: изд. «22»,-2007 г.С. 45–51

45. Тэлбот С. Билл и Борис: Записки о президентской дипломатии // М., 2003.С. – 342

46. Шаклеина Т.А. Внешнеполитические дискуссии в США: поиски глобальной стратегии // США, Канада экономика, политика, культура. 2002. №10.С. – 3–15.

47. Хамраев Ф.М. Политика России в Центральной Азии // Аналитик. – 2004. – №4 (22). – С. 35

48. Фаминский И.П. // Международные экономические отношения. М., «Юристъ», 2001.С. 225

49. Черневский С. «Великий Шелковый Путь» и интересы России // Мировая Экономика и Международные Отношения. – 1999. – №6. – С. 95–98 (95).

50. US and Russia: The Window of Opportunity. Partnership for a Secure America statement.

51. The Right direction for US Policy Toward Russia (Report of bipartisan Commission on US policy toward Russia)

52. http://www.continent.kz/1999/06/17.html.

54. http://www.ca-c.org/journal/cac07_2000/17.paramonov.sht ml.

55. http:// 80-www.ciaonet.org.proxyau.wrlc.org/book/kap stein/kapstein12.html.

56. http://www.ca-c.org/journal/rus-02–2002/11.troprimru.shtml.

С. Тэллбот, // «Дипломатия и международные отношения», -Москва.:изд. «22», -2007г.- С.45-51.

Д. Мэмбер, // « Центральная Азия и Кавказ», - Москва.: изд. «7», - 2005г. – С.25-28.

Слова древнегреческого философа Гераклита (Гераклит из Эфеса, ок. 554 - 483 до н. э.)

Тэлботт С. Билл и Борис: Записки о президентской дипломатии// М., 2003. С.-342

Шаклеина Т.А. Внешнеполитические дискуссии в США: поиски глобальной стратегии // США,Канада: экономика, политика, культура. 2002. № 10. С. 3-15.

Дебидур А. Дипломатическая история Европы от Венского до Берлинского конгресса (1814 - 1878): Революция// М.: Иностр. лит., 1947. С.- 544

Бурова И. И. США // www. amstd.spb.ru/Library/bs/content.htm

Фаминский И.П. // Международные экономические отношения. М., «Юристъ», 2001. С.-225

Взялся за Буш. Американцы развернули свою ПРО на бывшей Русской Аляске.//http:www.profil.orc.ru. –C.2

Там же.С.2

Россия и США. //http://rezanov.krasu.ru –C.1

Взялся за Буш. Американцы развернули свою ПРО на бывшей Русской Аляске.//http:www.profil.orc.ru –C.4

Там же.С.6

Восленский М.С. Тайные переговоры Германии и США в 1917-1918 гг.//http://militera.lib.ru-С.1

Восленский М.С. Тайные переговоры Германии и США в 1917-1918 гг.//http://militera.lib.ru-С.2

Интервенция 14 держав.//www.angelfire.com –С.1

Там же.С.1

История внешней политики СССР 1917-1976 гг./Под ред.А.А. Громыко.-М.:Наука,1976.-С.327

Экономика России отдает долги Второй Мировой Войны.//www.emigrayion Russie.ru.-C.1

История внешней политики СССР 1917-1976 гг./Под ред.А.А. Громыко.-М.:Наука,1976.-С.449

Экономика России отдает долги Второй Мировой Войны.//www.emigrayion Russie.ru.-C.2

Советско-американские отношения в современном мире./Под ред.Г.А.Трофименко.-М.:Наука,1987.-С.195

Советско-американские отношения в современном мире./Под ред.Г.А.Трофименко.-М.:Наука,1987.-С.206

История внешней политики СССР 1917-1976 гг./Под ред.А.А. Громыко.-М.:Наука,1976.-С.444

Овинников Р.С. «Зигзаги внешней политики США».-М.:Политиздат,1986.-С.378

Казанцев Ю.А. «Международные отношения и внешняя политика России(XXвек)».- Ростов-на-Дону:Феникс,2002.-С.264

Huntington S.P. The Clash of Civilization? // Foreign Affairs. May-June. 1993.

Хантингтон С. Столкновение цивилизаций?// Полис.1994.№1. С.-34

Там же. С.-36

Huntington S.P. The Clash of Civilization and the Remaking of the World Order. N.Y.,1996.

Бжезинский З. Преждевременное партнерство// Полис.1994.№1.

Валлерстайн И. Россия и капиталистическая мир- экономика,1500-2010// Свободная мысль. 1996. №5. С. -42

Никонов В. Западноцентризм подошел к концу // Известия, 2008, 15 октября http://www.izvestia.ru/comment/article3121570/

См. об этом: Зевелев И.А., Троицкий М.А. Сила и влияние в американо-российских отношениях. Семиотический анализ. М., 2006.

См. об этом также статью К. Райс в «НГ-Дипкурьер» от 13 октября 2008 г.: «Вторжение России в Грузию не достигло и не достигнет никаких долговечных стратегических целей. А наша стратегическая цель сейчас – объяснить российским руководителям, что их выбор ставит Россию на путь в одном направлении – к добровольной изоляции и отрыву от международного сообщества».

Арбатов А.Г. Международная безопасность после Кавказского кризиса // http://www.polit.ru/institutes/2008/10/15/caucasus.html

Богатуров А.Д. Пять синдромов Ельцина и пять образов Путина (Ретроспектива личностной дипломатии в России) // Pro et Contra, 2001, №1-2.

Gates R.M. A Balanced Strategy. Reprogramming the Pentagon for a New Age // Foreign Affairs, 2009, January/February, http://www.foreignaffairs.com/articles/63717/robert-m-gates/a-balanced-strategy

US and Russia: The Window of Opportunity. Partnership for a Secure America statement. // http://www.psaonline.org/article.php?id=476

The Right direction for US Policy Toward Russia (Report of bipartisan Commission on U.S. Policy toward Russia) // http://www.nixoncenter.org/RussiaReport09.pdf

Караганов С. А. Новые вызовы. Политика безопасности России в будущем// Intern. Politik.2002.№7.С.-70

Пауэлл К. Стратегия партнерства//Россия в глобальной политике.2004.Т.2.№1.С.-124

Вряд ли позволяет говорить о «беспрецедентном в своей истории уровне» отношений между странами. Разумеется, российско-японские отношения в политической области определяются не только нерешенной территориальной проблемой, которая де-факто возникла по окончании Второй мировой войны, но и динамикой ее решения. А «динамика» эта по мнению многих экспертов достаточно неутешительна. Усугубляет ситуацию...

И выявить влияние поправки Джексона-Вэника на советско-американские и российско-американские отношения. Цель исследования - выявить влияние поправки Джексона-Вэника на советско-американские и российско-американские отношения в период снижения уровня непосредственной конфронтации двух государств. Задачи исследования: 1. Рассмотреть принятие Конгрессом США поправки Джексона-Вэника к торговому...

Общих интересов; - совместного механизма принятия решений; - совместного механизма осуществления этих решений. К сожалению, все эти составные блоки стратегического партнерства сегодня в российско-американских отношениях отсутствуют. В результате отсутствия элементарной координации действий России и США на первый план стали выходить разногласия сначала по второстепенным, а затем и по более...

В Европе. Администрация Р. Никсона внесла корректировку в систему стратегического планирования, направленная против Советского Союза, предпочтение «выборочного» – в пику тотальному – подхода в ведении «холодной войны». Президент Никсон критически отнёсся к внемасштабному военному строительству и скорректировал доктрину «гибкого реагирования» в пользу «реалистического сдерживания». Если его...

«Разочарование — исключительное разочарование — вот чем оказался 2017 год для российско-американских отношений. Взаимоотношения в тупике, глубоком и темном — и темнота только сгущается.

Обе стороны надеялись на лучшее. Москва, отказавшись от развития отношений с администрацией Барака Обамы, сразу же ударилась в самообман, поверив в то, что сумбурные предвыборные заявления Дональда — это свежий подход США к российскому направлению.

Люди из новой администрации, включая самого Трампа, с некоторой горячностью предполагали, что они смогут заключить сделки с путинским руководством, снять санкции, провести четкую разграничительную линию между Россией и проблемными странами типа Сирии и Ирана и таким образом направить двусторонние отношения в более конструктивное русло.

Наиболее здравый из этих политиков, госсекретарь США , заявлял по этому поводу:

«Наши взаимоотношениях находятся в самой низшей точке со времен «холодной войны», и эта спираль продолжает закручиваться вниз. Мы должны стабилизировать ее и начать поиски путей к восстановлению».

Но эти попытки провалились, и зерна этого провала проросли практически сразу же. Всего лишь спустя три недели после начала работы новой высокопоставленные представители кабинета начали выступать с заявлениями, в том числе с критикой в адрес России, которые мало чем отличались от слов их предшественников.

Когда же возникла токсичная проблема российского вмешательства в американские выборы 2016 года, она отравила все остальные направления двусторонних взаимоотношений.

Ущерб увеличился еще и потому, что российская сторона отказалась признать серьезность этой темы и восприняла ее исключительно как махинацию внутри американского политического процесса, — а конгресс США оказался полностью поглощен этим вопросом, но решил разобраться с ним самым непродуктивным — и даже контрпродуктивным — способом.

Проблему проигнорировали, и она сковала администрацию Трампа и парализовала любые мысли о поиске точек сближения с Россией. В свою очередь, российскую сторону ситуация еще сильнее убедила в том, что американцы неисправимы и менять что-либо в российской политике просто не имеет смысла.

В результате взаимоотношения спотыкаются от одной проблемы к другой — Украина, Сирия, договор об РСМД, Иран, санкции, Северная Корея, — и ни по одному направлению не удается достичь прогресса, обе страны все чаще обращаются к тенденциозной риторике прошлого.

Сложно представить, что 2018 год сильно изменит ситуацию и изменит ее вообще. Ни одна из двух стран не готова и не способна переступить через нынешнюю узкую повестку и взвесить последствия ситуации, в которой они не смогут сообща решить проблемы ядерного мира, грозящего выйти из-под контроля.

В этом мире система европейской безопасности вновь скатывается к опасной военной конфронтации, изменения климата грозят чередой конфликтов за ресурсы, а США и Россия трагичным образом предпочитают воспринимать появление новых великих держав, в частности, Китая, не как повод к стратегическому сотрудничеству, а как призыв к соперничеству.»

«В ушедшем году, по крайней мере, в России были надежды, что новой американской администрации во главе с Дональдом Трампом удастся переломить негативную тенденцию в двухсторонних отношениях. Что мы начнем потихоньку возвращаться к нормальному сотрудничеству, уйдет негативная риторика и, может быть, удастся продвинуться вперед по целому ряду направлений — от Сирии до Северной Кореи.

Этого не получилось. Более того, 2017 год стал годом нового пакета антироссийских санкций, очень серьезного, отменить который вряд ли удастся в ближайшее время.

Самое печальное в том, что Россия стала фактором внутриамериканской политики.

То есть у разных политических классов и сил могут быть расхождения по целому ряду вопросов актуальной повестки, но антироссийский консенсус становится частью американской идентичности. А если это стало идентичностью, то с этим мало что можно поделать.

Задача 2018 года — добиться стабилизации российско-американских отношений, прекратить раскручивание санкционной спирали и снизить накал враждебной риторики. Необходимо договориться о восстановлении контактов, по возможности, на разных уровнях и сферах.

Очень важно не допустить развала режима российско-американского контроля над стратегическими вооружениями.

Эта задача распадается надвое. Во-первых, под угрозой договор об РСМД. Хотелось бы его сохранить: чтобы ни США, ни Россия не вышли из него. Во-вторых, надо договориться о продлении СНВ-3. Если это удастся, ты мы сохраним ту базу, на которой могут строиться дальнейшие соглашения, в том числе многосторонние.

Ну и, конечно, нужно сохранить сферы нашего позитивного взаимодействия. Например, российско-американское сотрудничество в Арктике. Оно существует и развивается по своей логике, и здесь главное не мешать, не превратить это взаимодействие в разменную карту политического торга.»

, председатель Фонда развития и поддержки Международного дискуссионного клуба «Валдай»

«Мировая пресса, включая, кстати, российскую, переполнена мрачными прогнозами о том, что никакого общего будущего, никакого плодотворного сотрудничества между нашими странами ожидать не стоит. Однако эта мизантропическая картина противоречит не только заявлениям лидеров и России, и США, но и некоторым обстоятельствам, на которые стоило бы обратить внимание.

Российский лидер, невысоко оценив нынешнее состояние отношений между странами, тем не менее, сказал, что надеется на возможное улучшение отношений в перспективе.

Президент США, хоть и назвал Россию стратегическим соперником наряду с Китаем, но, если так можно выразиться, не вышел за рамки спортивно-политической терминологии.

Еще интереснее то, что практические отношения между США и Россией продолжаются весьма успешно. В сфере космических исследований, например, и даже в деле борьбы с запрещенным в России ИГ. Сказанное совершенно не означает отсутствие трений, публичной полемики, колких взаимных обвинений, но, обратите внимание, это не мешает американским спецслужбам предупредить российских коллег об опаснейшем теракте и предотвратить его.

Характерно, что лидеры двух стран с откровенным одобрением высказываются об этом акте взаимопомощи.

Проблема, как мне кажется, в том, что обе страны, как это ни покажется странным, переживают в чем-то сходный момент своего развития. И российское, и американское общество переживает острейший момент самоопределения, момент выбора пути.

Так вышло, что для американского общества основным образом Другого, на противостоянии которому основывается самоидентификация, стало российское общество, а для российского - американское. Вопросом, насколько воображаемые образы совпадают с реальным положением дел, похоже, мало кто задается.

Это — следствие невиданного мирового прогресса: общества переосмысливают себя, выбирают свой образ будущего. Если этот образ появится, он станет великой интеллектуальной инвестицией.

Получается, что в мучительном размышлении о будущем и Россия, и США могут выбрать в том числе и новые отношения друг с другом, — иные, чем сейчас.

Очевидно, что элиты обеих стран не мыслят мир друг без друга. Осталось ответить на вопрос, какую роль они отведут другой стороне?»