Андрей Деллос: "Русская гульба на последние деньги вызывает восторг"

Созданные Деллосом рестораны — роскошные дворцы, оформлением которых занимались лучшие российские дизайнеры, а многие детали интерьера создавались вручную. Нужна ли сегодня России подобная роскошь? Андрей Деллос отвечает однозначно: да, нужна. Рестораны Деллоса — это сказка, утопия, творческая реакция на окружающий нас скучную технологическую реальность.

Андрей Деллос родился 29 декабря 1955 года в Москве. Мать будущего ресторатора — актриса, отец — архитектор. Известно, кстати, что прадед Деллоса по материнской линии был успешным французским кутюрье, открывшим в начале прошлого века несколько салонов мод в Москве и Санкт-Петербурге.

В ресторанный бизнес Андрей Деллос пришёл не сразу. Он окончил Художественное училище 1905 года, затем поступил на строительный факультет МАДИ, а после в ИнЯз и дополнительно — на курсы переводчиков при ООН. В 1989 году Деллос эмигрировал во Францию, где работал художником-станковистом, однако уже в 1993 он возвратился в Россию и совместно с Антоном Табаковым открыл клуб Пилот и артклуб Сохо (долгое время он считался одним из лучших клубов страны).

В 1995 году Деллос открыл свои первые рестораны — стилизованную под средневековую таверну Бочку , малороссийский Шинок , ресторан высокой французской кухни Le Duс (на месте последнего сейчас находится другой ресторан Деллоса — Манон ). Уже в них в полной мере проявилось присущее Деллосу стремление мыслить концепциями. В его ресторанах посетителям предлагается сыграть вместе с персоналом в некую театрализованную игру, почувствовать себя в срежиссированном Деллосом пространстве. Гости Ле Дюка обязательно одевали бабочку. В Шинке был создан своеобразный двор-атриум с настоящими животными (для обитающей там лошади был даже смотирован специальный лифт). Причём с каждым новым рестораном коэффициент театрализации только увеличивается.

В 1999 году — к юбилею Пушкина и, как говорят, по прямому заказу мэрии Москвы — Деллос создал Кафе Пушкинъ , маленькое палаццо в центре Москвы. Идея заключалась в том, чтобы построить здание, которое бы воспринималось москвичами не как «новодел», а как старинный особняк, некогда принадлежавший какому-то русскому дворянину. Ресторан сразу стал московской достопримечательностью. В 2006-м при нем открылась элитная кондитерская. А в 2010 кондитерскую с тем же названием Деллос открыл в Париже, на первом этаже старейшего универмага Printems .

В 2005 году открылся ресторан Турандот , построенный Деллосом на Пушкинском бульваре недалеко от Кафе Пушкинъ . Вскоре рядом появился ещё один — Каста Дива . Между прочим, при строительстве ресторанного комплекса на Пушкинском бульваре был снесён особняк XVIII века, принадлежавший некогда фавориту Екатерины Великой — Ивану Римскому-Корсакову. Мы, пожалуй, оставим этот факт без комментариев.

Деллос признаёт, что рестораны-дворцы, подобные Турандот и Каста Дива — полная утопия: окупаются такие проекты очень нескоро. Ресторанный комплекс на Пушкинском бульваре — воплощение европейского понятия о роскоши. Открытие Деллосом рестораны чрезмерны во всех своих проявлениях. Практически все в них сделано вручную — изделия из бронзы, стекла, металла, дерева. К созданию этих ресторанов были привлечены специально созданные художественные мастерские, в которые вошли несколько сотен человек.

О прошедшем десятилетии Андрей Деллос может говорить с гордостью: его рестораны «Бочка» и «Кафе Пушкинъ» успешно работают еще с 1990-х годов, по меркам российского рынка - целую эпоху. Деллос первым из наших рестораторов получил звезду Мишлен - за нью-йоркский ресторан Betony. Он вообще уделяет немало внимания мировой экспансии: заведует сетью кондитерских под брендом «Пушкинъ» в Париже, имеет виды на арабские страны и в конце прошлого года с триумфом открыл ресторан Café Pouchkine Madeleine во французской столице.

В чем, на ваш взгляд, причины нынешнего ресторанного бума, почему ресторанный рынок для всех так притягателен?

Все просто: сколько я существую в ресторанном бизнесе, столько люди живут легендами о нем. Когда моей дочери было пять лет, журналисты спросили ее, чем занимаются ее родители. «Мама - она актриса, она играет в театре, снимается в кино, очень много работает. А папа сидит в ресторанах, ест вкусные вещи и общается с друзьями». И вот этот детский стереотип - он сидит во всех, от 5 до 85 лет.

Это хорошо. Во-первых, это конкуренция. Во-вторых, это творческий поиск - потому что никто не идет в ресторанный бизнес просто так, деньжат подзаработать. Все хотят открыть волшебный, самый лучший ресторан. О том, что за красивой картинкой стоит каторжный труд, что это все очень сложно, слишком неуловимо, слишком на нюансах и деталях, люди понимают, только уже ввязавшись в это дело. Это, увы, неумение русских людей, прежде чем что-то делать, влезать в большое количество учебников и книг по этому делу. Поэтому, когда у меня просят совета посторонние люди, я говорю: конечно, открывайте ресторан, чем больше их будет, тем лучше. Своим говорю: да не дай бог!

- Какова эволюция ресторанного бизнеса и вас в этом бизнесе за прошедшие 10 лет?

Да нет никакой эволюции, вот что самое интересное. Мы, разумеется, развиваемся, но развиваемся в прикладном плане. Появляются новые технологии, оборудование, продукты, под нашим давлением выращивает новое поколение фермеров. Такая эволюция происходит, да, а в остальном я довольно осторожно отношусь к тому, что происходит в мире, а Россия - это часть мира.

Кризис сильно ударил по всем. Как правило, в кризис верхний люксовый сегмент переходит в средний - но разве вы видите какие-то новые гениальные концепции фастфудов в последнее время? Я не вижу, и мне это не нравится. Все, что происходит нового на планете, придумывает от-кутюр в широком смысле этого слова.

Когда у рестораторов спрашивают, чего им не хватает в Москве, они все как один говорят: хороших маленьких ресторанчиков для среднего класса. А я говорю: нет, нам не хватает гастрономических ресторанов, потому что именно они двигают бизнес. Но и здесь все непросто, в Москве гастрономические рестораны не нужны почти никому. А в Европе группа «гастро» озабочена лишь одной проблемой - как продавать за €20 то, что раньше продавалось за €100.

В основе великого искусства всегда лежало одно - деньги.

И высокая кулинария - такое же искусство, которое так же зажато сейчас отсутствием денег.

- И как в этой ситуации вы объясните успех вашего последнего парижского проекта - Café Pouchkine Madeleine?

А вот кризис как раз помог. Если бы не он, нам бы никогда не досталось это место на площади Мадлен, наверное, самой ностальгической, самой наполненной смыслами в Париже. Там бы так и сидел какой-нибудь банк или офис. И сейчас, когда весь Париж заполонен пластиковыми проектами, проектами-эскизами, рассчитанными на несколько дней, мы открываем дворец - с утонченными интерьерами, мебелью, серьезной кухней. И люди повалили туда. Каждый ресторатор - и дилетант, и опытный профессионал, открывая ресторан, лелеет мысль: а вдруг сейчас опять проснусь знаменитым? И то, что мы проснулись знаменитыми в таком капризном городе, как Париж, - от этого, конечно, ноги отрываются от земли. Но ненадолго, потому что дальше работать надо.

Вы не единственный, кто завоевывает мировой рынок. Ваши коллеги - Новиков, Орлов, Зарьков - тоже открывают зарубежные проекты, и проекты успешные. С чем связана эта экспансия? В чем конкурентные преимущества русских рестораторов?

- Некоторыми вещами России удавалось удивить развитый, продвинутый Запад. А ресторатор - это такая экзотическая птица, которая создана удивлять. Скромный ресторатор - мертвый ресторатор. И в мир мы идем не для того, чтобы зарабатывать там много денег - для этого нужен другой подход, нужны сети. Речь о том, чтобы доказать самим себе, что мы можем. Это извечный русский комплекс, что мы другие. Грубоватые, глуповатые, угрюмые и, уж конечно, не профессионалы. И на Западе это мнение живет даже не с советского времени, а еще с XVIII–XIX веков. Даже когда очень интеллигентные люди, которые хлопали меня по коленке и говорили: «Старик, ну мы-то все понимаем, вы, конечно, не такие», - что-то меня смущало в их интонации. И меня это, конечно, раздражает. И именно поэтому в Париже наш ресторан - это дворец. Потому что Париж - город дворцов, там избой с балалайкой проще удивить, чем дворцом.

- Вы верите в, назовем это, потенциал модности русской кухни?

Русская кухня не встанет в один ряд с суперпопулярными итальянской, французской, азиатской кухнями.

Но в мире есть много других, достаточно известных кухонь, и русская может встать в один ряд с ними. Русский вкус очень специфический. Не дай бог западному гурману предложить холодец. Но есть 10–15 блюд, которые могут стать хитами. Этому, собственно, и посвящена наша совместная с командой шефа Алена Дюкасса работа в Café Pouchkine. Мы взяли блюда, придуманные французскими шефами в XIX веке для русской аристократии, и попросили Дюкасса перенести их в XXI век. Этой работе предшествовала немалая подготовка, они прошлись по всем нашим ресторанам, попробовали все русские блюда. И главный хит «Пушкина» в Париже, который стоит буквально на каждом столе, салат «Мимоза», придуман командой Дюкасса.

Везде. В Париже я еще не закрыл для себя русскую тему, и сеть кондитерских прекрасно работает, мы ее будем развивать. Или вот азиатская кухня - как я уже говорил, одна из самых популярных в мире. Париж ее очень любит, наверно, раз в сто больше, чем Москва. А у нас в этом плане наработана уникальная база данных: все время, что существует ресторан «Турандот», туда приезжают лучшие азиатские шефы, дают мастер-классы. Пока это на уровне фантазий, но я вполне допускаю, что открою в Париже азиатский ресторан.

64 ресторана и кафе «Пушкинъ» должны открыться по всему миру к 2020 году.

В Москве я работаю над азербайджанским рестораном. Все не так быстро, как хотелось бы, не обещаю, что открою его в этом году, но обязательно открою. Очень хочется, чтобы там была большая веранда, сейчас занимаемся этим вопросом. При этом каждое открытие в рамках нашего дома - это сразу встряска для всех других ресторанов, чтобы они по качеству тоже вышли на новый уровень. Гости, может, этого и не замечают - не страшно, главное, чтобы довольны были. Все, кто работает со мной, постоянно совершенствуются. Те, кто лишь держит постоянный, стабильный уровень качества, мне не интересны. Надо все время идти вперед. Я, конечно, понимаю, что это все звучит как красивые слова, но это правда.

Мной всегда двигал жуткий, животный страх заскучать. А когда ты каждый раз ставишь себе новую планку, поднимаешься до нее - воздух как будто кристаллами наполняется, дышать сразу легче. Сразу интереснее.

8 февраля 2015, 22:05






Андрей Деллос 1955 года рождения.

Отец - Константин Петрович Деллос - в годы войны возглавлял батальон французского движения Сопротивления, кавалер Ордена Почетного легиона и других наград Франции, возглавлял кафедру «Строительное производство и конструкции» в МАДИ.

Мать - М. Г. Мальцева - певица, исполнительница русских романсов, солистка радио и телевидения. Прадед был французским кутюрье, открывшим в начале XX века собственные салоны в Москве и Санкт-Петербурге.

В 1976 году окончил Художественное училище имени 1905 года (специальность - художник-реставратор)

в 1980 году - Московский автомобильно-дорожный институт (специальность - инженер-строитель)

в 1984 году - вечерний факультет Института иностранных языков имени Мориса Тореза и курсы переводчиков ООН

В 1989 году эмигрировал во Францию. В 1993 году вернулся в Россию и совместно с Антоном Табаковым открыл свой первый клуб «Пилот». В 1995 году открыл косметический салон «Посольство красоты».

Со второй половины 1990-х открывает рестораны: «Бочка» (1996), «Шинок» (1997), «Кафе Пушкинъ» (1999).

С 2001 года строит сеть кафе быстрого питания «Му-му».

В 2001 году открыт ресторан в Центральном доме литераторов, в 2005 году там же - актёрский клуб «Театр+ТВ».

Впоследствии открыты рестораны «Турандот», «Манон», «Каста дива». В 2012 году открыл кафе «Brasserie Pushkin» в Нью-Йорке, но вскоре проект потерпел неудачу, и кафе пришлось закрыть, Сafé Pouchkine в Париже.

Компания, управляющая активами - «Ресторанный дом Андрея Деллоса» (Maison Dellos, управляющий - Александр Зайцев), по состоянию на 2014 год заявляется об общем штате в 4500 сотрудников.

Есть набор стереотипов, связанных с Россией. Кулинарный стереотип - водка с пельменями. Мне интересно представить американцам, французам, англичанам некую другую картинку. Я не собираюсь строить рестораны исключительно для русских - это было бы для денег.

Я никогда не работаю с партнерами. Мне все эксперты мирового ресторанного бизнеса намекали, что открываться в другой стране без локальных партнеров - изощренный суицид. Но где я найду в другой стране таких же маньяков, как я, готовых дневать и ночевать на стройке?

Трудности при открытии ресторана были колоссальные и очень много неприятных неожиданностей. У меня, в частности, строительное образование. Я говорю с прорабами на одном языке. В пыли одновременно утверждаю тарелки, обсуждаю с декораторами форму официантов, сплю два часа в сутки. Когда ты сам лезешь на 6-метровый потолок показать, как надо делать патину, американские рабочие в шоке. Такой тип бизнесменов их удивляет.

Для меня явилось сюрпризом то, что американский строительный подрядчик не очень заинтересован в скорейшей сдаче твоего объекта - на скорости он, оказывается, не зарабатывает. Он зарабатывает, экономя на количестве рабочих. У нас же как: построил - получил деньги. Еще одна проблема - количество инспекций, которые нужно проходить. Все это мы узнали в процессе стройки, никто нас не предупредил. Бюрократический аппарат, касающийся предприятий общественного питания в Америке, просто поражает. Россия в этом смысле просто вольное и чистое поле. В среднем ресторан на Манхэттене после окончания строительства еще собирает все подписи и разрешения в течение 4-5 месяцев - вы строите ресторан, делаете интерьер, устанавливаете оборудование, набираете коллектив. И все это простаивает!

Основываясь на фильмах, я думал, что в Америке все трудоголики. Оказалось, что это далеко не так. Да, артистизм хостесс выше, чем у нас, улыбка шире, разговор они непринужденно поддерживают, более общительные. Но общее желание вкалывать и уровень профессионализма оставляют желать лучшего.

Мы перед открытием в течение четырех месяцев дегустировали кухню. Обычно я дегустирую в одиночестве, мне помогает только наш генеральный директор. В Нью-Йорке мы устраивали массовые дегустации, собирали людей, прокатывали все меню. Все участники игры записывали свои оценки. Были и американские эксперты ресторанного бизнеса, и просто мои знакомые американцы. Естественно, была масса очень субъективных оценок. Мы их суммировали, систематизировали и в соответствии с этим корректировали кухню. Меню Brasserie Pushkin не на 100% совпадает с кухней «Кафе Пушкинъ». Когда мы искали американского шефа, я сразу сказал: мне не нужен креатив, надо воспроизвести кухню «Кафе Пушкинъ». Мне нужен питбуль, который будет держать это все на одном уровне. Базовая кухня такая же, как в «Пушкине», просто она где-то облегчена, где-то откорректирован вкус.

Открываясь, мы уже знали, чем удивим американскую публику, а где реакция будет сдержанной. Существует небольшой список блюд исключительно для русского «служебного пользования». Мы американцам их не предлагаем. Например, очень осторожно они относятся к любому виду заливных - холодец, рыба. А пожарская котлета улетает там со страшной скоростью.

Арифметика открытия ресторана за рубежом проста - вдвое дороже, чем в России. Средняя стоимость - $4 млн. В Париже будет дороже. Общие инвестиции - более $20 млн. Я знал, что, как только открою хоть один ресторан на Западе, мне придется «поставить кровать в самолете». Именно поэтому долго не открывал «Кафе Пушкинъ» за рубежом. Команда к этому не была готова, структура не создана. Теперь управленцы и повара высочайшего класса. Сейчас половину времени провожу в России, половину - за границей. Хозяйство здесь никуда не делось, за ним тоже надо смотреть.

Поздравляем вас с наградами и званиями. Ваш нью-йоркский ресторан Betony отмечен звездой справочника Michelin, а вы лично удостоены звания почетного члена Российской академии художеств. Это замечательные новости.
Это очень приятно. Это как-то не по-современному благородно. Все как-то о деньгах и сиюминутном успехе, а тут как-то по благородному получилось.

Ну а что же звезда Michelin?

Здесь я прагматичен. Конечно, это льстит. Как пишут, хорошо быть первым русским ресторатором, фа-фа, ля-ля. Дело-то в другом. Те, кто работали на Западе, знают, что там существуют некие клубы. Даже засветив энное количество миллионов или, если хотите, миллиардов, ты не имеешь никаких шансов стать членом клуба. Исключено. Там не те игры. Там есть уже эти миллионы и эти миллиарды. Там надо предъявить нечто другое. А наши соотечественники, к сожалению, ничего, кроме кучи бабла, предъявить пока не могут.

Вердикт New York Times является приказом. В день выхода газеты ресторан бронируется на два с половиной месяца вперед. Разом. Шквал звонков. Приходят звезды, приходит Мердок, приходит Билл Гейтс... Все! Мы оказываемся членами американского клуба. Что же касается звезды Michelin, то она, в свою очередь, переводит фирму в члены международного клуба, открывает очень многие двери.

"У нас половина Москвы таких ресторанов, которые не борются ни за уровень еды, ни за клиента, ни за сервис..."

А что такое по-вашему русский вкус?
Это совершенно невозможно объяснить с точки зрения теории. Де-факто - это вкус, который мы помним из стряпни мам, бабушек, тетушек, к которым ходили в гости по выходным, и даже из советских ресторанов. Они ведь продолжали традицию русской кухни, передававшуюся из поколения в поколение, не оборвавшуюся в 1917-м, жившую на русских продуктах. Это и есть русский вкус. С ним я отправился сразу в два уровня: "Кафе Пушкинъ" - его я задекларировал как ресторан французско-русской кухни XIX века, и "Му-Му" - с советским вкусом. Меня после открытия сразу приговорили друзья-рестораторы, сказали, что я сделал место для ностальгирующих старушек. А когда через месяц эта огромная столовка была полна студентов, это и стало лучшим показателем того, что такое русский вкус - то, что мы любили в детстве.

"ЕСЛИ ВЫ ИДЕТЕ И ЕДИТЕ ЧУДОВИЩНУЮ ПИЦЦУ ИЗ КРАБОВЫХ ПАЛОЧЕК, ТО ЭТО НЕ РЕСТОРАТОР ТАКОЙ ПЛОХОЙ, ЭТО ВЫ ПОЗВОЛИЛИ ЕМУ ТАКИМ БЫТЬ"

С женой

Андрей Деллос и Евгения Метропольская (антиквар). В браке 14 лет. Познакомились в ресторане Дома кино в 1990 году. Андрей был художником из Парижа, Евгения собиралась поступать в Сорбонну. Договорились созвониться и сделали это через шесть лет. Встретились и уже не расставались. Оба уверены: детей и поездок много не бывает (у них общий сын Максим плюс Катя, дочь Деллоса от первого брака, родной человек и для Жени). Любят античную виллу Адриана под Римом - эти руины укрепляют их отношения. Больше десяти раз вместе смотрели фильм «Гордость и предубеждение» с Кирой Найтли. За день успевают соскучиться друг по другу. Ревновать Деллоса, по мнению супруги, - глупое занятие: «Поцелуи с самыми красивыми женщинами страны входят в его обязанности»

Владелец Maison Dellos начинал свою карьеру как художник, но стал выдающимся ресторатором, причем едва ли не единственным, кто удостоился почетного членства Российской Академии художеств за дизайн-проекты собственных заведений. Мы поговорили с Андреем Деллосом о том, как рождаются рестораны, с чего начинается коллекционер и почему современное искусство не должно стоить десятки миллионов долларов.

- Кем вы больше себя ощущаете - художником или бизнесменом?

Этот вопрос я себе задаю неустанно лет тридцать. И по итогам - сейчас уже, наверное, можно подводить первые итоги - получается, что я больше артовый персонаж. В противном случае я был бы на сегодняшний момент как минимум раз в десять богаче. Но я ни о чем не жалею. Конечно, строительство многих ресторанов, и прежде всего такого, как «Турандот», с точки зрения бизнеса граничит с бессмысленностью. Однако, видимо, я все-таки везучий артовый персонаж, потому что даже такое безумие, которое я себе позволял, как выясняется, все-таки приносит деньги. Я себе задавал много лет вопрос, окупится ли «Турандот». Сегодня я констатирую, что он не только окупается, но и начинает приносить прибыль. Я рассматриваю это как везение. Многие размышляют, как я так угадал - с кафе «Пушкинъ», с другими своими безумными проектами. Когда я открывал «Пушкинъ», мне говорили - кризис, голод, зачем этот дворец? Отчего было «Бочками» всю страну не застроить, раз «Бочка» так успешна? Но мне это было неинтересно. А я всегда делал то, что мне интересно.

- То есть вы говорите о самовыражении?

А любой мой проект - это самовыражение. Я не подстраиваюсь под клиента пока ресторан не открыт. Но как только он открывается, желание «понравиться» и услужить начинает бить через край.

Вокруг «Пушкина» закручена целая легенда - про то, как некий екатерининский вельможа построил барочный особняк, который потом перешел к некому аристократу немцу, а тот разорился и открыл аптеку... Получается, в начале - слово?

В начале всегда слово. Все начинается с того, что я себе самому и друзьям рассказываю какие-то сказки, истории, фантазирую. А потом это выливается в конкретный проект, в котором уже важно все - и интерьер, и атмосфера, и кухня, и сервис.

Вы известный коллекционер антиквариата. «Пушкинъ» и «Турандот» буквально начинены уникальными старинными вещами. Когда-то вы открыли «Бабушкин сундук», потом появилась галерея «Турандот Антик». С чего начинается собиратель антиквариата?

Я, скорее, собиратель истории искусств. А если говорить о том, что делать человеку, который решил собирать антиквариат, то для начала ему нужно в это влюбиться. Это первое и самое простое. Если этого не произошло, не надо в это дело лезть.

Кафе «Пушкинъ», Источник: PR-служба

- Влюбиться абсолютно во что угодно?

Ради Бога! У меня есть приятель, который, как сумасшедший, уже четвертый дом обставляет в ненавистном для меня стиле модерн. Но я к этому совершенно спокойно отношусь, потому что он в это влюблен. С моей точки зрения, домики получились довольно депрессивные, поскольку модерн в общем декадансный, депрессивный стиль. Но рано или поздно, я уверен, он от этого устанет и перейдет на следующий этап.

У коллекционирования есть три составляющие. Первое - это любовь, как правило, до гроба. Второе - знания. Когда есть о чем поговорить. У нас сегодня не так много тем, о которых можно было бы поговорить. А это колодец без дна. И третье - постоянное движение по этапам. У меня, например, так случилось, что вначале я влюбился в Ренессанс, который я обожаю по сей день. При этом для меня никогда не существовала греко-римская античность. Я понимал ее силу, но, возможно, именно из-за этого ее боялся. А сегодня я в нее влюблен. И рикошетом стал интересоваться тем, в чем никогда в жизни не мог бы себя заподозрить - неоклассикой. Вот видите - это постоянное движение, ты ни секунды не стоишь. Поэтому вначале надо влюбиться. Потом разбить лицо об стол, купив несколько неправильных вещей, - не надо этого бояться, это тоже часть пути. Потом - начать что-то читать и с кем-то консультироваться. А дальше начинается сплошной праздник.

- Блошиные рынки, антикварные салоны, аукционы?

Начинается поиск сокровищ. Он может происходить и на Christie"s, и на Sotheby"s. Недавно мой приятель купил столик эпохи Людовика XIV - самый красивый предмет мебели из Версаля, который я когда-либо видел. Он его купил за копейки на Christie"s в Нью-Йорке при стечении громадного количества дилеров и экспертов. Этот столик просто никто не «увидел» в куче. Чтобы такие вещи не упустить, надо обладать глазом и знанием. Путь к этому уровню очень захватывающий.

- А во что же вы влюбились? Что было первым для вас?

Первая влюбленность у меня была, когда моя мама тащила на помойку потрясающей красоты булевский комод XVIII века. На его место она поставила жуткий столик на трех ножках, в стиле 1960-х. Вот тогда это ощущение потери меня и накрыло.

- Вы его не взяли с помойки?

Я пытался, но мама была категорична. Она была модницей, считала, что это рухлядь. Мы с бабушкой стояли, тихо плакали, потом ушли. А комод исчез с помойки в секунду, конечно.

Можно ли сказать, что начало дворцу «Турандот», в интерьерах которого представлено французское барокко, было положено уже тогда?

Я скажу так - этот случай меня толкнул на изучение истории искусств, причем фанатичное. Еще в школе я в этом весьма неплохо разбирался. А уже в институтские годы вполне мог поддержать разговор и с хранителями, и с профессурой. Сегодня у меня во Франции иногда идут прямо кровавые разборки с рядом известных экспертов. И в немалой части я их выигрываю. Скажу почему. У меня взгляд шире - благодаря чисто советской манере подготовки специалистов. В той же Франции или Англии, например, все очень узко специализированы, а у нас в основном штамповали интеллектуалов. Мы знаем, может, и не глубоко, но широко, по всей поляне.

Кафе «Турандот», Источник: PR-служба

- Это хорошо?

Я отвечу так. Для человека, который всю жизнь проведет клерком за столом, - это смерть. А для человека, который претендует на большее, - это счастье. Там штампуют людей-пекарей, людей-сапожников, людей-плотников и прочих. Я, например, сейчас забираю детей из английской школы, потому что понимаю - они взяли от нее все, что было нужно, и дальше из них будут делать потрясающих секретарей и мелких функционеров. Мне как русскому человеку это просто скучно.

- Судя по всему, вы не любите современное искусство, если даже о модерне отзываетесь с неприязнью.

Ну, извините, я достаточно долго профессионально занимался современным искусством и даже жил за счет его продажи - я имею в виду свои работы. Но я вам приведу слова моей дочери-революционерки, которая, конечно, восстала против классических вкусов папы (что нормально, потому что она сама пишет и делает это очень талантливо) и упилила в Лондон изучать современный дизайн. На третьем году обучения она ко мне пришла, долго пристально в меня вглядывалась и потом сказала: «Знаешь, может, ты не так и не прав в том, что все-таки они нас дурят». Я был очень рад, что дочь сама до этого дошла.

- Вы считаете, дурят?

Конечно. И тем более это не может стоить десятки миллионов - я имею в виду первые имена в современном искусстве. Это не просто идиотизм. Это плевок в лицо человечеству. Но - это их право. Правда, современное искусство я замечательно использую там, где мне необходимо «убрать свой уголок цветами», в том же ресторане «Оранж 3», например. Современный стиль в прикладном выражении я вполне принимаю.

Кафе «Оранж 3», Источник: PR-служба

- Не раз приходилось слышать фразу «Пока не накатишь, современное искусство не поймешь».

Это нормальная обывательская точка зрения. Потому что эксперты говорят, что современное искусство надо изучать, надо понимать концепцию... Более того, многие заявляют, что оно гораздо более наполнено и высоконаучно, нежели реалистическое искусство XVII, XVIII, XIX веков. Скажу так: я изучал его достаточно долго, но почему же у меня ощущение то же - что, «не приняв, не поймешь»? Приведу один пример: у меня в Нью-Йорке есть друг Гарри Маклоу, который владеет 25 небоскребами и собирает современное искусство. И вот стоим мы в его огромной белоснежной квартире в Плазе и смотрим на два пластмассовых пылесоса, что висят на стене. И Гарри мне долго объясняет, почему левый, зелененький, стоит миллион двести долларов, а правый - бордовенький - миллион восемьсот. И я, с одной стороны, борюсь с зевотой, а с другой - с мускулами лица, чтобы просто не заржать и не обидеть человека, которого очень люблю. Тем более что он от всего сердца мне это рассказывает. Для меня это язык инопланетян. Слава Богу, что есть люди, которые это любят, и их много. Но большинству из художников все равно хочется задать детский вопрос «А рисовать-то ты умеешь?». Такой вопрос ни в коем случае нельзя задавать в среде экспертов - вам прочтут целую лекцию по этому поводу. Поэтому я его никогда и не задаю, хоть иногда напрашивается. Как и в любой сфере, в современном искусстве тоже есть талантливые люди, но, к сожалению, в нем уж слишком много того, что называется «мулька», «кунштюк». Этот эпатажный элемент - сбить с ног - присутствует настолько часто, что я понимаю - со мной играют. Вот только правила этой игры мне кажутся довольно дешевыми.

- Когда-нибудь эта игра закончится, и начнется другой поворот.

Да все начнется. Будет какой-то другой поворот. Но вот в этой нынешней концептуальной пурге можно провести много времени. Я отвечу почему. Дело в том, что начиная с 1980-х годов, то есть уже 30 лет, искусство принадлежит не художнику, а профессиональному дилеру. Сегодня искусство - это искусство дилеров. А кто такой дилер? Бизнесмен-функционер. И он мне объясняет, что я должен любить, а что нет. Он «запускает» художника. Откуда я это знаю - меня самого так «запускали» в Париже. И мне известны все способы, которые при этом используются. В том числе выкуп за чудовищные деньги твоих работ на аукционах. По сути дела это жульничество. Мне это не нравится.

- То есть если бы вы не оставили карьеру художника, то вынуждены были бы встраиваться в эту систему?

Я бы не остался художником. Все равно ушел бы в «прикладнуху». Потому что здесь, по крайней мере, мне не стыдно. Потому что использование современных инструментов и приемов дает мне возможность создавать среды. А что меня в итоге интересует как дизайнера - прежде всего создание среды.