Дочь Нестора Махно рассказывала, что под взглядом отца ключевая вода могла… закипеть. Любимые женщины нестора махно

Любовь Федоровна была замужем за Виктором Яланским - внуком старшего брата Махно - Карпа. Все его пятеро братьев были с ним заодно и по очереди погибли за общую идею, но именно Карпу Нестор больше всех доверял и считал правой рукой.

Это хата Карпа, потом здесь жила его дочь Акулина, а после нее мой Виктор - ее сын с семьей. С первой женой он развелся, после встретил меня. Мы с 1986 года жили вместе, а в 2003-м я овдовела, - говорит Любовь Федоровна. - Всю жизнь Виктор занимался поисками людей, которые были связаны с его знаменитым родственником. Вот и я теперь много знаю о Махно.

Но особенно пенсионерку впечатлили рассказы мужа о личной жизни батьки.

Продолжение -

на > странице 12.

НАСТЯ-КРАСАВИЦА И ГАЛИНА-УМНИЦА

В 1970-х Яланский узнал, что в соседнем городке Пологи живет первая жена Нестора - Настя Кузьминична.

В молодости Настя была первой красавицей на селе. Нестор Иванович, как только увидел ее, сразу влюбился, - вспоминает пенсионерка. - Но прожили они совсем недолго - около года. За это время у них даже родился сыночек, только прожил малыш всего два дня. Да и Махно так и не увидел своего первенца: революция для него была важнее всего. Ради этого он и молодую жену бросил.

Настя Кузьминична до 48 лет жила одна в родительском доме, а после встретила вдовца с тремя детками и переехала к нему в Пологи. Своих женщина так и не родила.

А вот Нестор недолго горевал о своей Насте и уже через несколько лет влюбился в Галину Кузьменко - учительницу украинского и русского языков из женской гимназии. Она тоже была хороша собой, к тому же образованна, что Нестору чрезвычайно льстило. Ведь к тому моменту он успел отсидеть в тюрьме, где много читал. Особенно его увлекали история, география и математика.

Виктор и Галину нашел - в далеком Казахстане, - продолжает Любовь Федоровна. - Где-то узнал, что она с дочерью живет в Джамбуле, и отправил письмо.

Долгожданный ответ пришел ровно через месяц: "…несмотря на то что больше 50 лет прошло с того момента, как я оставила Гуляйполе и не знала о вашем существовании, мне было очень радостно и приятно узнать, что есть в этом мире у меня дорогие родственники…". После было еще множество писем, а потом Галина Андреевна пригласила Виктора в гости. Встреча состоялась в январе 1973 года.

ВО ФРАНЦИИ ЖИЛИ "КАК В ТЮРЬМЕ"

Галина Андреевна много рассказала о Несторе - ей так хотелось, чтобы люди знали, каким он был на самом деле, - говорит Любовь Федоровна. - А Виктор все записывал не только в блокнот, но и на магнитофон. Да только аудио оказалось очень плохого качества, за что Виктор долго себя корил.

Махно с Галиной познакомились в гимназии. Он пришел на урок к молодой учительнице, которую еще раньше случайно увидел в Гуляйполе. Он опоздал, сел за первую парту, немного послушал лекцию и обратился к ней: "Учительница, выйдем на минуточку". В коридоре попросил пройти с ним, но куда - не уточнил. Пока шли, у Махно выпал пистолет. Он резко ей: "Подними!" А она: "Не буду. Сам уронил - сам и поднимай". Нестор Иванович несколько секунд буравил ее глазами, но пистолет поднял. В тот момент он окончательно влюбился в строптивую девушку. Вместе они зашли к директору гимназии, где батька заявил, что намерен жениться на учительнице, потому она проработает тут только до конца года. Директору нечего было делать, как согласиться. А когда батька вышел из кабинета, спросил у девушки, как ее зовут. Она сказала, что Агафья Кузьменко. На что Махно выпалил: "Будешь Галей, Галиной!". И после все ее так и называли.

Галина Андреевна была постоянно с мужем-революционером, поэтому быстро овладела азами военного дела: и в седле ловко держалась, и стреляла метко. Вместе с Нестором и их маленькой дочкой Леночкой сбежала во Францию. Документы у семьи были уже на новую фамилию - Михненко. Жили вблизи Парижа, в районе для бедных. Как говорил сам Нестор Иванович - "как в тюрьме". Тем более к тому времени у батьки было сильно подорвано здоровье. За решеткой, где он провел семь долгих лет, ему вырезали одно легкое, а второе было тоже поражено туберкулезом. Плюс ко всему беспокоила раненая нога.

"ОСТАВАЙСЯ, ДОЧЬ, ЗДОРОВОЙ И СЧАСТЛИВОЙ"

Нестор устроился на завод, но выдержал там всего несколько дней - не столько из-за здоровья, сколько из гордости: он, великий революционер, - и вкалывать возле станка? Пришлось Галине идти работать, и хотя получала она копейки, Махно сидел дома и писал мемуары.

Летом 1934 года батька стал совсем плох, - говорит наша собеседница. - Его поместили в госпиталь в Париже, а поздно вечером 5 июля Галине сообщили, что Нестор умирает. Она схватила Лену и помчалась в больницу.

Махно лежал не двигаясь, но когда увидел своего любимого и единственного ребенка, с трудом произнес: "Оставайся, дочь, здоровой и счастливой". Потом сказал, что устал и закрыл глаза. Медсестра принесла ему кислородную маску и попросила всех уйти. А на следующий день он умер.

Тело революционера сожгли, а урну захоронили на кладбище Пер-Лашез. Анархисты со всего мира присылали вдове деньги - чтобы договорилась насчет места именно там. А во время панихиды новые французские знакомые Нестора были несказанно удивлены, узнав, что тихий и спокойный Нестор Иванович Михненко - это известный бунтарь Махно.

Галина Андреевна еще долго прожила: сначала ютились с дочкой в маленькой однокомнатной квартирке. Потом Лена вышла замуж - ей было за сорок, но о детях и слышать не хотела: боялась, что их назовут врагами народа. Обеих уже нет в живых.

СПРАВКА "КП"

Нестор Махно - выходец из крестьянской семьи, окончил церковно-приходскую школу. В 1909 году за убийство полицейского пристава был приговорен к смертной казни, которую потом заменили 10 годами тюрьмы (как несовершеннолетнему). Отбывал заключение в Бутырской тюрьме в Москве. В 1917-м его освободила Февральская революция, и Махно - уже ярый анархист - уехал в Гуляйполе, где создал свой вооруженный отряд. Вошел в историю как один из главарей мелкобуржуазной контрреволюции на Украине в 1918 - 1921 годов. Отличался храбростью и жестокостью. Поле побега за границу написал два тома воспоминаний, проникнутых враждой к советской власти.

КСТАТИ

Поставили два одинаковых памятника

К Любови Плясовице в Гуляйполе нередко приезжают почитатели Махно. Недавно, к примеру, в гостях были белорусы, которые даже привезли буханку серого хлеба, который так любил батька.

Я тетрадку специальную завела, куда записываю имена всех гостей, - говорит пенсионерка. - Чаще всего это молодые анархисты из Украины, России и Франции.

А недавно по инициативе местной громады в Гуляйполе поставили сразу два памятника батьке, причем одинаковых. Сначала хотели запечатлеть батьку на тачанке прямо на центральной площади городка, но что-то не сложилось, и возле дома (где сейчас живет внучатая племянница Махно) появилась гипсовая скульптура анархиста на лавочке. А потом точно такой же, но из бронзы, власти поставили в центре города, как и планировали изначально.

Времена не выбирают

Боевую подругу Нестора МАХНО Галину Кузьменко побаивались даже махновцы. Она ходила в атаку, стреляла из пулемета и была лиха на расправу - нескольких махновцев убила сама, поймав их во время грабежа и насилия над женщинами

35 лет назад ушла из жизни супруга Нестора Махно

Музы нужны не только пылким художественным натурам, созидателям и творцам, но и лишенным сантиментов разрушителям, пусть и «старого мира». Именно такую неоднозначную роль судьба отвела Галине Кузьменко, невенчанной жене и боевой спутнице Нестора Махно. Матушка Галина, как махновцы почтительно называли ее, пронеслась на тачанке по полям Гражданской войны то ли красной валькирией, то ли мстительной фурией, отдавшей себя без остатка делу анархии. Казалось, ей неведомы ни страх, ни сострадание. Она отважно воевала под черным знаменем, собственноручно рубила головы врагам и не стеснялась облачаться в платья и шубы несчастных жертв, на месте которых, повернись иначе обстоятельства, вполне могла оказаться сама.

Сколько таких женщин, вовлеченных в революционный водоворот, искалеченных страшным временем и бесчеловечными обстоятельствами, было по обе стороны фронта в те годы? Но если женщин-комиссаров - разумеется, в кожанках и с револьвером! - в годы советской власти воспевали в «Оптимистических трагедиях», то другим, не принявшим большевиков с их идеей мировой революции, посвящали не книги - протоколы допросов. В ныне рассекреченном архиве СБУ хранится папка с делом двух самых близких женщин батьки Махно - жены Галины и дочери Елены.

ВЛЮБЛЕННЫЙ В ПОСЛУШНИЦУ АНФИСУ ПОЛИЦЕЙСКИЙ ДЕЛОВОД, УЗНАВ О ЕЕ ИЗМЕНЕ, ЗАСТРЕЛИЛСЯ
Нестор Махно, 1919 год

В Берлине стоял первый послевоенный солнечный август, наполненный предвкушением счастливой жизни. Когда Люси Мих-ненко вызвали в комендатуру, велев прихватить документы, она нисколько не испугалась. Понятно, что если ей удалось устроиться переводчицей в советскую военную часть, которая занимается вывозом оборудования из побежденной страны, то тщательная проверка документов неизбежна. Но домой девушка не вернулась: ее задержали и отвезли в фильтрационный лагерь.

При домашнем обыске у Люси нашли не бог весть какой скарб: два полотенца, одно шерстяное одеяло, одно платье, одну шерстяную кофту, одну пару шерстяных носков, одну пару чулок и 23 марки.

В лагерь привезли и Галину Андреевну Кузьменко, маму Люси. У нее обнаружили 210 марок, припасенных на черный день. Этот день настал, но деньги не помогли - их попросту изъяли.

Из обвинительного заключения по следственному делу 1. Кузьменко Г. А., 2. Михненко Е. Н. 9 марта 1946 года: «В августе 1945 года оперативной группе НКВД района Митте-Берлин стало известно, что в г. Берлине проживают жена и дочь известного руководителя анархистских банд на Украине Махно Нестора - Кузьменко Галина Андреевна и Михненко Елена Несторовна, которые в эмиграции занимались активной антисоветской деятельностью... Дело... направить на рассмотрение Особого совещания при НКВД СССР».

Люси Михненко, которая оказалась Еле-ной Несторовной, рассказывать следователям о себе было особенно нечего. Родилась за границей, советской гражданкой не являлась. По молодости лет вся ее биография умещалась на одной-двух страничках, исписанных крупным почерком. Куда пространнее оказались протоколы допросов Галины Кузьменко. Вот что она рассказала 10 января 1946 года, будучи доставлена из Берлина в Киев:

«Отец мой Кузьменко Андрей Иванович в 1919 году был расстрелян частями Красной Армии в селе Песчаный Брод за связь с махновцами. Мать Кузьменко Домникия Михайловна умерла в 1933 году в селе Песчаный Брод. Моя мать в момент расстрела отца сумела скрыться и около двух недель вместе с моим братом Кузьменко Степаном Андреевичем, вместе со мной была в отряде Махно...

Брат Степан был непродолжительное время в отряде Махно рядовым, из отряда ушел, скрывался от преследований за участие в махновском движении и, как мне впоследствии стало известно, в 1926 или 1927 году умер где-то под Москвой. Второй брат, Николай Андреевич, участия в махновском движении не принимал, умер приблизительно в 1935-1936 году».

Неплохо зная советскую конъюнктуру, в анкетной графе «Социальное прошлое» Галина написала: «Из крестьян-середняков». Позже ей пришлось признаться: отец Андрей Иванович Кузьменко служил жандармским писарем. Историки определили, что он был унтер-офицером, за пьянство выгнан со службы и, чтобы прокормить семью, переехал в село Песчаный Брод. Настоящее имя дочери Андрея Кузьменко - Агафья, уменьшительно-ласкательное - Гапочка. Галочкой она стала, заменив всего одну букву.

НЕСТОР БРОСИЛ НАСТЕНЬКУ «ВО ИМЯ ВЕЛИКОГО ДЕЛА УКРАИНСКИХ ТРУЖЕНИКОВ»

Пока отец с матерью были молоды, пытались дать дочери хорошее образование. К 15 годам Гапочка окончила шесть классов гимназии. Там ей привили грамотность и амбициозность.

История умал-чивает, по соб-ственной воле или по желанию родителей хорошенькая гимназистка бросила учебу и подалась в Крас-ногорский женский монастырь. Продолжение описывают в красках весьма драматических.

Монашки шушукались об отношениях послушницы Анфисы, как в монастыре нарекли девицу Агафью, с полицейским деловодом Евстигнеевым. Но она положила конец этим пересудам, умчавшись вместе с отпрыском барона Корфа в его родовое имение под Уманью. Титулованные родители экстравагантный выбор сына не одо-брили, поэтому несостоявшаяся невеста вернулась в монастырь, а бедный деловод Евстигнеев застрелился. Монастырь, расписавшись в неспособности совладать с буйным нравом послушницы и желая замять скандал, отказал ей в приюте.

«Вопрос: Как правильно ваша фамилия?

Ответ: Правильная фамилия моя Махно. Мой отец Нестор Махно сменил свою фамилию во Франции на Михненко по предложению французской полиции. Я фамилию Михненко ношу с 15 лет...

Вопрос: Расскажите, что вам известно о прошлом отца - Михненко Нестора?

Нестор Иванович с дочерью, 1927 год

Ответ: Из рассказов матери мне известно, что мой отец из России, до революции в России был учителем, арестовывался царским правительством и сидел в тюрьме, откуда был освобожден революцией.

Во время революции он принимал учас-тие в восстании против царского режима, боролся против белогвардейцев на сторо-не Красной Армии и якобы «не поладил» с красными, так как у них были разные взгляды, и он уехал за границу».

Елена рассказала, кто открыл ей глаза на «бандитское» прошлое отца.«Уже после того, как меня задержали в Берлине, от русских офицеров я узнала, что мой отец был известный в России бандит, который вел вооруженную борьбу с Красной Армией и издевался над населением. Больше мне о нем ничего не известно».

Нестор Махно не удался ни статью, ни лицом, но женщины его любили - за сумасшедший темперамент, смелость и авантюризм. Жены и коханки прощали ему пьянство, грубость, пренебрежение, а он легко переступал через них, поскольку дамой его сердца была Анархия.

Когда Февральская революция открыла засовы темниц и Нестор Махно, осужденный на 20 лет за участие в грабежах и убийствах, вернулся в Гуляйполе, он организовал в барской усадьбе коммуну, где и поселился с односельчанкой Настенькой Васецкой. Зажили, как возвышенным слогом вспоминал Нестор Иванович, «под звуки свободных песен о радости».

В телесериале «Девять жизней Нестора Махно» история его первой семьи подана в духе песни о Стеньке Разине и персидской княжне - «и за борт ее бросает в набежавшую волну». По фильму соратники Нестора, недовольные тем, что любовь к молодой жене и их перевенцу отвлекает его от революции, обманом вывозят их в глухую чащу и топят в болоте.

По мемуарам же самого Махно, в канун взятия Гуляйполя гетманцами и германо-австро-венграми коммунары в полном сос-таве бежали из барского поместья, погрузившись в вагоны. Ехали долго, пока поезд не остановился под Царицыном. Неустроен-ность быта особенно тяготила Настеньку - она вот-вот должна была родить. Несмотря на это, Нестор бросил жену, по его словам, «во имя великого дела украинских тружеников». В мемуарах он написал: «Моя подруга долго крепилась, все не поддавалась тяжелому, перед родами в особеннос-ти, чувству одиночества и теперь плакала».

Настенька то ли так страшно убивалась, то ли пыталась прервать беременность, но на свет сыночек появился с врожденными уродствами и прожил всего неделю. Потом, рассказывали, она вышла замуж за вдовца с четырьмя детьми, собственного ребеночка так больше не родив.

Аналогия с «персидской княжной», скорее, приложима к сельской телефонистке Тине Овчаренко - она стала второй женой, вернее, «коханкой», Нестора. Махно описал в мемуарах, как после проигранного мадьярам боя в селе Темировка ему пришлось отступить за околицу. Тут к нему подбежала девушка, выбравшаяся из-под пуль: «Ваша, Батько, жена с подводой ос-та-лась в деревне». - «Ничего, теперь уже поздно спасать ее», - спокойно ответил он.

Чудом Тина все-таки осталась жива. Но, видя такое отношение батьки к своей очередной подруге, один из махновских бойцов решил ее поматросить, чтобы потом с чистой совестью выбросить за борт. Все произошло, как и было задумано. Батьке «открыли глаза» на «измену», и опозоренной женщине пришлось вернуться домой.

СОСЕДКУ, КОТОРАЯ ЯКОБЫ ВЫДАЛА ЕЕ ОТЦА, ГАЛИНА ПОЛОСНУЛА САБЛЕЙ ПО ШЕЕ

В рассказе «Ледоход» Борис Пильняк назвал еще одну возлюбленную Нестора - легендарную атаманшу Марусю Никифорову: «Она пришла перед боем, попросила коня и была в строю первой, а потом расстреливала пленных спокойно, не спеша, деловито, как не каждый мужчина». В то же время известно, что Маруся Никифорова была замужем за поляком Витольдом Бржос-теком. И погибли они вместе: в 1919-м в Кры-му их повесил белый генерал Слащев, многим известный как булгаковский Хлудов.

Нечто похожее на то, как Пильняк описал «подвиги» Маруси, рассказывали и о Галине Кузьменко. Люди, называвшие себя очевидцами, свидетельствовали: когда из Песчаного Брода в Гуляйполе прискакал человек и доложил, что отряд красных расстрелял отца Галины «за связь с махновцами», она вскочила на коня и во главе отряда примчалась в родную деревню.

Сонных карателей вытащили из постелей, туда же во двор привели соседку, которая якобы выдала отца Кузьменко. Галина полоснула ее саблей по шее. Ближайшая подружка Галины Феня Гаенко, любовница махновского контрразведчика Левы Задова, зарубила не-скольких крас-ноармейцев. Ос-таль-ное доделали мужчины. С тех пор махновцы именовали жену батьки «матушкой». Сама же Галина отрицала свое участие в махновских расправах.

«Мне известно, что махновцы жестоко расправлялись с работниками милиции (расстреливали их), с лицами, проводившими продразверстки, забирали собранный ими хлеб, часть которого раздавали крестьянам... К зверствам, о которых я знала, я относилась отрицательно и неоднократно лично сама имела на этой почве столкновения с Махно, называла действия его сподвижников бандитскими».

Дочь Нестора Махно Люси ничего не знала ни о дореволюционном, ни о революционном прош-лом отца. Он вообще никогда ничего ей не рассказывал. Любил ее, по словам знакомых русских эмигрантов и местных французских анархистов, но за малейшее непослушание мог сильно отшлепать. Потом страдал и каялся.

С малолетства девочку отдали в пансионат, и она приезжала домой только на каникулы. Люси казалось, что так было всегда.

Что должна была испытать молодая благовоспитанная француженка Люси, вдруг узнав от советских офицеров, что ее отец - бандит? А они, скорее всего, запомнили карикатурный образ батьки по трилогии Алексея Толстого «Хождение по мукам»: «Махно гулял. В добытой после налета на Бердянск гимназической форме колесил на велосипеде напоказ всему городу...».

Может быть, впоследствии Елена прочитала и книгу Константина Паустовского «Повесть о жизни». В отличие от Толстого Паустовский своими глазами видел Махно. Это было на станции Помошная, когда там остановился состав с опереточно разодетыми махновцами. Батька полулежал на сиденье из красной сафьяновой кожи в ландо, водруженном на открытой платформе. Эпизод довершает сцена бессмысленного убийства батькой ни в чем не повинного дежурного по станции. Невозможно заподозрить Паустовского, писателя репутации честной и неконъюнктурной, в намеренном искажении фактов.

ИЗ ГЛУБИНЫ ЕЕ ОРЕХОВЫХ ГЛАЗ ВЫСКОЧИЛИ ТАКИЕ ЧЕРТЕНЯТА, ЧТО ОН ПОНЯЛ: ЭТО ЕГО ЖЕНЩИНА

Разумеется, была и массированная антимахновская пропаганда. Только в последние годы заговорили о безусловных достоинствах Нестора Ивановича - защите интересов крестьян и непоказном интернационализме.

И все же трудно понять, как бывшая гимназистка, учительница Галина Кузьменко, решилась выйти замуж за человека, чье душевное равновесие было подорвано тяжелым детством, каторгой, туберкулезом, ранениями.

Может, она в нем увидела не предателя и бандита, каковым позднее Махно объявила официальная идеология, а народного кумира, взнуздавшего революционную энергию масс, и непревзойденного степного стратега? Может, эту роковую женщину влекла стихия анархии? А может, ее как магнит притягивали успешные мужчины, от которых исходил запах крови и власти? А ведь в войске Нестора распевали: «Наш Махно и царь, и бог с Гуляйполя до Полог».

Встретились они в гуляйпольской школе, где Галина учила малышню азбуке. Виктор Белаш, начальник махновского штаба, вспоминал о военных играх, популярных в этой школе. Детей делили на «махновцев» и «белых», и они сражались, подчас забывая, что это игра: «Белые» ученики, поймав «махновца», повесили его по приказу командира: «Пусть повисит, пока я не управлюсь с махновцами и не свистну». Но этот 12-летний командир так увлекся «боем», что забыл «свистнуть», и мальчика сняли из петли мертвым».

Знакомство Нестора и Галины обросло легендами. Одна из них гласит, что батька заглянул в школу, услышав об учительствовавшей там барышне. Чтобы продемонстрировать свою эрудицию, он потребовал какую-то редкую книгу, прочитанную им в Бутырской тюрьме. Та ответила, что такая уникальная литература за пределы библиотеки не выдается. Махно якобы побагровел и стал настаивать. Галина уступила, но так швырнула тяжеленный том, что тот полетел на пол.

Спутник Махно наклонился было за ним, но батька остановил его и приказал учительнице: «Подними!». Но не на ту напоролся. Галина вспыхнула: «Вот ты и подними!». Нестор схватил револьвер и готов был выпустить в нее всю обойму. Но из глубины ее ореховых глаз выскочили такие чертенята, что он понял: это его женщина.

Любовь вдохновила Нестора на пересмотр своего гардероба. Он стал щеголевато наряжаться в цветные шелковые сорочки и высокие желтые сапоги. Преобразилась и Галина, полюбившая мужской костюм и высокую каракулевую шапку. Вместе с подругой Феней Гаенко они возили за собой огромные чемоданы отнятого у буржуев добра. Ее знакомая вспоминала: «В котиковом пальто, в светлых ботах, красивая, улыбающаяся, она казалась элегантной дамой, а не женой разбойника, которая сама ходила в атаку, стреляла из пулемета и сражалась. Рассказывали про нее, что несколько махновцев она сама убила, поймав их во время грабежа и насилия над женщинами. Ее махновцы тоже побаивались».

Гордячка Галина умудрилась сохранить независимость и в непростом браке с Нестором. В своем дневнике времен расцвета Гуляйполя с явной брезгливостью она описывала самогонные загулы махновцев. Прочитав в эмиграции выдержки из дневника Галины, Нестор возмутился: это чекистская подделка. И в наше время подлинность документа подвергают сомнениям. В 70-х годах Галина Кузьменко уклончиво говорила, что действительно вела дневник, но после его утери не знает, тот это документ или нет.

«Вопрос: В каких отношениях вы были с Нестором Махно?

Ответ: С 1919 года была женой Махно, состояла в гражданском браке.

Вопрос: Какое участие вы принимали в махновском движении на Украине?

Ответ: Проводила культурно-просветительную работу с участием в распространении газет, постановок спектаклей. Вопросом политической работы я не занималась. Эту работу выполнял сам Махно и Волин, который руководил изданием газет (Всеволод Волин - теоретик анархо-коммунизма, начальник штаба махновской армии. - Авт .), и Аршинов - советник Махно (Петр Аршинов - террорист, идеолог анархизма. - Авт. )».

Сначала мать и дочь допрашивали в Берлине. К началу нового, 1946 года, их отправили в Киев, в «разработку» следователями НКВД УССР.

Поезд миновал Польшу, и Галина вспомнила, наверное, то время, когда родила в варшавской тюрьме Леночку. В Варшаву они с Нестором переехали из Бухареста. Вспомнилась и Румыния, куда бежали, переплыв Днестр на лошадях.

Вообще-то, батька сразу хотел бежать в Польшу, но буденновцы, получившие приказ на безжалостное уничтожение Махно, оттеснили его к Днестру. 77 всадников (все, что осталось от грозного некогда войска, в лучшие для него времена насчитывавшего десятки тысяч) вплавь перешли реку. За несколько дней до этого батька был ранен в шею навылет через щеку, в почти бессознательном состоянии едва ухватился за стремя. Его поддерживал Лева Задов.

Выбравшись на берег, Галина первым делом стянула с себя насквозь промокшие юбки. А тут подоспели румынские пограничники. Увидев даму в неглиже, они прониклись к перебежчикам доверием и спокойно отконвоировали их на заставу.

Очень быстро растратив в Бухаресте все, что удалось прихватить с собой, Нестор и Галина, наверное, не раз вспоминали о тех несметных сокровищах, которые остались закопанными неподалеку от Гуляйполя. Отправили туда Леву Задова, вслед за ним телохранителя батьки Ивана Лепетченко. Оба как в воду канули. Галина и Нестор не знали, что их пос-ланцы отрыли клад, но Лева, завербованный ЧК, сдал его в придачу с Ле-петченко.

Возможно, чекисты подозревали, что найти удалось далеко не все. Поэтому вопросы о кладе стали стандартной процедурой на всех допросах махновцев.

«Вопрос: Следствию известно, что в 1919 году в городе бывшем Екатеринославе отрядами Махно были захвачены драгоценности, в том числе много золота. Расскажите, что вам известно о судьбе этих драгоценностей?

Ответ: Действительно, осенью 1919 года отрядами Махно в городе Екатеринославе в банках и ломбарде было захвачено большое количество драгоценностей, в том числе и золото. Часть ценностей была разграблена отдельными участниками махновских отрядов при захвате их, а другая часть, значительное количество, по поручению штаба была запрятана созданной комиссией в составе Махно Савелия - брата Нес-то-ра, Лепетченко Александра (брат Ивана, расстрелянного в 1937 году. - Авт.) и Василевского Григория (адъютант Махно. - Авт.), которые во время боев один за другим были убиты. Куда именно они запрятали оставшиеся ценности, я не знаю».

Но была ли Галина чистосердечна? Только ли из любви к Родине она страстно рвалась в Гуляйполе? Ей так хотелось домой, что во второй половине 20-х, живя во Франции, она даже устроилась в Союз украинских граждан, который финансировало советское правительство. На допросе она расскажет: «Целью организации была пропаганда политических идей Советского Союза среди украинцев и галичан. Некоторое время я выполняла в этом Союзе работу в порядке общественного участия без оплаты. В последнее время работала секретарем Союза». Но Союз вскоре прикрыли, и, если у нее был план возвращения с помощью этой организации, он провалился.

В 45-м, имея возможность еще до прихода Советской Армии выехать из Берлина в западную зону, как это сделали многие беженцы из СССР, она фактически отдала себя в руки «органов». Может, таким образом она рассчитывала попасть в Гуляйполе?

ВЫЙДЯ НА СВОБОДУ, БАТЬКА СДЕЛАЛ ГРОМКОЕ ЗАЯВЛЕНИЕ, ЧТО ВСТУПАЕТ В БОРЬБУ ПРОТИВ СОВЕТСКОЙ ВЛАСТИ

Несмотря на то что в начале 20-х Москва не поддерживала официальных дипломатических отношений с Румынией, она направила ноту председателю румынского совета генералу Авереску с требованием выдать Махно. Бухарест колебался. И тогда Махно и некоторые из его товарищей решили действовать: они бежали из лагеря для интернированных и 12 апреля 1922 года перешли польскую границу.

Варшава встретила Галину и Нестора не-ласково. Прошел слух, будто они готовят восстание в Галиции, хотят создать там крестьянскую анархическую республику. Супругов отправили в тюрьму. За решеткой Галина родила дочь. На адвокатов ушли все средства, которые удалось собрать у американских и европейских анархистов.

Выйдя на свободу, батька сделал громкое заявление, что вступает в борьбу против советской власти. И вдруг осознал, что дальше только тупик и нищета. В отчаянии он полоснул себя по горлу ножом. Такова общепринятая версия.

Но вот что пишет парижская знакомая Нестора, анархистка Ида Метт: «На правой щеке Махно был огромный шрам, доходивший почти до самого рта. Это его вторая жена Галина Кузьменко попыталась убить его во сне. Это случилось еще в Польше, кажется, у нее был роман с каким-то петлюровским офицером».

Тогда получается, что, желая выгородить жену перед полицией, Нестор сказал, будто пытался покончить с собой. Как бы там ни было, врачи не дали ему помереть, а власти перевели под надзор полиции в Данциг.

В это время Галина с малышкой на руках была на пути в Берлин. «В городе Берлине мне помог оформить документы для переезда во Францию анархист Волин», - скажет она на киевском допросе. Жизненные пути Всеволода Волина, Нестора Махно и Галины Кузьменко то и дело пересекались, однажды образовав, если верить некоторым исследователям, любовный треугольник.

Отбыв за участие в «эксах» (принудительной экспроприации собственности у частных лиц и государства, сибирскую ссылку, Всеволод взял говорящий о воле псевдоним. Человек, знавший его во времена Гуляйполя, нарисовал такой портрет: «Широкоплечий среднего роста человек интеллигентного облика. Небольшая клинышком бородка с проседью, выражение лица страдальческое, глубоко посаженные глаза». Многим он казался старше своего возраста.

В отличие от практика Махно Волин был теоретиком и оратором, его конек - зажигательные речи и выпуск газет. Когда батька без суда и следствия расстрелял своего соратника Полонского, его жену-актрису и еще несколько человек, заподозрив их в попытке подсунуть ему отравленный коньяк, Волин бесстрашно обругал его «Бонапартом и пьяницей». Махно выхватил маузер и, потрясая им, выпалил: «Когда какая-то падла осмелится требовать ответа - вот ему!». Волин писал о махновцах: «Выпив, эти люди совершали недопустимые - одиозные, другого слова нет - поступки, вплоть до оргий, в которых были вынуждены участвовать некоторые женщины».

Всеволод ненавидел подобные раз-влечения. Потомственный интеллектуал, внук Якова Эйхенбаума, выдающегося поэта и математика, жившего на Украине и умершего в Киеве, он был старшим братом знаменитого советского литературоведа Бориса Эйхенбаума.

В какой-то момент большевики предложили Волину пост наркома просвещения Украины. Он отказался, и через не-которое время его изловили и отправили в ЧК. Из тюрьмы товарища выручил Махно, воспользовавшись кратковременным союзом с Красной Армией. Второй раз из-под ареста Волина вызволил Ленин. Условие: вы-езд за пределы страны. Так и получилось, что за границей Всеволод снова повстречался с Нестором и Галиной.

В Венсенне, пригороде Парижа, Нестор снял крохотную квартирку, состоявшую из одной комнатки и кухоньки. Леночку стали называть на французский манер Люси. Ей исполнилось пять лет, когда родители окончательно расстались.

Ида Метт уверена: «Они (Нестор и Галина) были чужды друг другу морально, а может, даже и физически. В то время она его определенно не любила и, кто знает, любила ли его вообще когда-либо».

В 34-м Нестора окончательно одолел туберкулез, заработанный еще в Бутырке. С легких болезнь перекинулась на кости, стали гнить ребра, и его поместили в госпиталь. Спустя четверть века в одном из писем Галина рассказала, что навестила Нестора. Увидев его на больничной койке в предсмертной беспомощности, почему-то спросила: «Ну как?». «Он ничего не ответил, только из глаз покатились слезы».

Ида Метт утверждала, что парижскую записную книжку батьки, в которой могли быть компрометирующие Галину и Волина записи, эта парочка уничтожила. Волин оправдывался: «Я очень сожалею о том, что личный конфликт с Нестором Махно помешал мне проредактировать первый том его воспоминаний. Незадолго до смерти Н. Махно мои личные отношения с ним несколько наладились». О чем плакал Нестор, исчерпавший, наконец, весь отпущенный ему лимит из девяти жизней?

ИЗ ЗАЛА СУДА ГАЛИНУ ПОВЕЗЛИ НА ВОСЕМЬ ЛЕТ В МОРДОВСКИЙ ДУБРАВЛАГ, ЕЛЕНУ СОСЛАЛИ НА ПЯТЬ ЛЕТ В КАЗАХСКИЙ ГОРОД ДЖАМБУЛ

Спустя три года после ухода из жизни Нестора Галина вдруг открыла собственный продуктовый магазин. То ли от Нестора осталась заначка, то ли зарубежные анархисты скинулись, то ли Всеволод расщедрился. Магазин просуществовал год и разорился. После этого Галина перепробовала все работы: в сапожной мастерской плела туфли, убирала квартиры, стирала белье, куховарила в ресторане. Здоровье ее ухудшилось, она прошла медицинскую комиссию и получила пособие. Так и перебивалась.

За полгода до вторжения гитлеровцев в СССР мать с дочерью переехали в Берлин. На допросах она объясняла переезд прозаично: просто в оккупированной Франции ей отказали от пособия, а найти работу было невозможно.

Между тем Волин остался во Франции, чтобы, по его словам, готовить революцию после войны. Обедневший во время упорного написания своего главного труда - книги «Неизвестная революция», он пошел продавать билеты в маленьком кинотеатре. Ожидать от него помощи больше не приходилось.

В Париже он и скончался. По странному совпадению - ровно через неделю после ареста в Берлине Галины с дочкой. Причиной его смерти называют ту же обретенную в тюрьмах чахотку. Прах Всеволода Волина покоится на кладбище Пер-Лашез неподалеку от могилы Нестора Махно.

В Берлине Галина исхитрялась то работать, то отлынивать, и ее даже вызывали в криминальную полицию по подозрению в одном из тягчайших преступлений в военное время - саботаже. Но ей удалось выхлопотать медицинские справки, и полиция успокоилась. Кто мог понять, что для нее значило так низко пасть с вершины могущества, испытанного в Гуляйполе?

А вот молоденькую Люси легко взяли на фабрику концерна «Сименс» браковщицей продукции. Тогда, как и теперь, концерн специализировался на производстве элект--роприборов и, по утверждению историков, начиная с 1936 года субсидировал гитлеровский режим. Взамен «Сименс» по-лучал рабочих из «Освенцима» и даже обзавелся собственным небольшим концлагерем.

На допросе в Киеве Елена сообщила, что на «Сименсе» без отрыва от производства окончила курсы повышения квалификации и стала чертежницей и переводчицей для рабочих из Франции, России и Украины. У девочки могла появиться перспектива...

12 января 1946 года Елене дали прочесть постановление: «...являясь дочерью руководителя банд на Украине в годы гражданской войны - Нестора Махно... работая переводчицей, проводила активную пособническую работу в пользу немцев».

Елена возмутилась: «Виновной в предъ-явленном мне обвинении я себя не при-знаю. Я не отрицаю, что являлась дочерью Нестора Махно, который в годы гражданской войны на Украине руководил бандами и в 1921 году бежал за границу, но я об этом ничего не знала, так как родилась в 1922 году в Варшаве и с отцом не воспитывалась».

За день до этого обвинение предъявили Галине Кузьменко. «...являлась женой руководителя банд на Украине Нестора Махно, в период Гражданской войны участвовала в вооруженной борьбе против Красной Армии. В 1921 году вместе с остатками банды Махно бежала за границу. Проживая в эмиграции, занималась активной антисоветской деятельностью».

Галина Кузьменко: «Я не признаю себя виновной в том, что в эмиграции якобы занималась активной антисоветской деятельностью, так как этого не было».

Все понимали, что вина матери и дочери состоит лишь в том, что они - близкие Махно женщины. Не говоря уж о Елене, даже Галине не имели права предъявить никакого обвинения, потому что она подпадала под амнистию, объявленную советской властью махновцам еще в 1927 году. Но кого это теперь интересовало? Из зала суда Галину повезли на восемь лет в мордовский Дубравлаг, Елену сослали на пять лет в казахский город Джамбул.

«ДЕЛО, ПО КОТОРОМУ ВЫ БЫЛИ РЕПРЕССИРОВАНЫ, ПРЕКРАЩЕНО»

Очевидно, переписка матери и дочери была затруднена. В 1950 году Люси-Елена написала ей, как жила последние два года: работала сначала в привокзальном ресторане, а потом в железнодорожном ОРСе (отделе рабочего снабжения) посудомойкой («Если бы я хотела быть официанткой, я бы не могла из-за одежды». - Е. М. ), в колхозе - свинаркой. Потом заболела тифом. Знакомый сапожник носил ей в больницу передачи («А когда я вышла из больницы, узнала, что это все он носил мне за деньги, приобретенные продажей моих вещей». - Е. М. ) . Она осталась без гроша...

И дальше: «Как я прожила эту зиму с 48-го по 49-й год, раздетая и босая, с переменами каждые три месяца? Это самое жуткое воспоминание моей жизни... Я лазила по паровозам и тендерам, выпрашивала у машинистов уголь. Таскала его гряз-ная, потная. Я с дрожью вспоминаю эту зиму». Каким упреком должны были упасть на материнскую душу слова: «В марте была уволена из-за документов. Если бы не это, то во всех организациях можно быстро продвинуться, посылают на курсы поваров и т. д. В каждой отрасли можно выдвинуться, но не мне с моей фамилией и происхождением».

И все-таки она унаследовала от родителей не только плохую фамилию, но и упорство. Благодаря чему сумела получить инженерный диплом. Со временем вышла замуж за отставного летчика. Когда к ней стали приезжать интересовавшиеся махновским движением люди, они отмечали, что в этом заброшенном Богом месте Елена умудрялась выглядеть элегантно, как парижанка. Это, однако, не отменяло того факта, что жизнь ее оказалась надломленной и, подобно держащейся на последнем волоске веточке, тихо усыхала. Реабилитацией обрадовали Елену, когда ей стукнуло 67.

А вот Галина утратила в лагере весь былой шарм. Куда подевалась ореховоглазая дама в котиковом пальто и светлых ботах, бравая махновка в кавалерийском галифе и высокой каракулевой шапке? Теперь она повязывала на голову простую косынку, все время копалась в огороде и стала по-хо-жа на обыкновенную советскую бабушку.

Пробыв в заключении восемь лет и девять месяцев, подруга грозного батьки была освобождена по амнистии 1954 года, объявленной после смерти Сталина. Остаток жизни провела в городе Джамбуле Казахской ССР, где до выхода на пенсию трудилась на хлопчатобумажном комбинате. А спустя 11 лет после кончины матушки Галины на ее имя прислали уведомление: «Дело, по которому Вы были репрессированы, прекращено, и в настоящее время Вы реабилитированы». Может, она порадовалась то ли на небесах, то ли в каком-то другом определенном ей на том свете месте.

А за два года до ухода из жизни 84-летней Галине Андреевне разрешили, наконец, съездить в Гуляйполе. Боевая подруга батьки Махно произвела на местных жителей неизгладимое впечатление. Кажется, рассказывая о своей неугасимой любви к Нестору, она и сама в это поверила.

Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter

Первой любовью его была Анастасия Васецкая из Гуляй-Поля. Познакомились они на "досвiтках" перед Пасхой,но его арестовали и отправили в Бутырку. Он писал ей оттуда письма, передавал их через мать. Мысли о возлюбленной помогли ему выдержать и цепи,и болезнь,и потерю легкого.Синий платок-единственный подарок от любимого- Настя берегла всю жизнь.Называла Нестора "Сонечком", и когда поженились,заботилась о нем, как о ребенке.....
...

Сельчан умоляла не волновать его- ему это вредно. Варила ему борщ на петушином мясе (врач так советовал). Достала где-то его фото и повесила под иконой. Помогала Нестору реализовать и его актерские амбиции, устраивая на сельской сцене самодеятельные спектакли. Зрителям нравились представления. В такие минуты и он называл ее своим единственным солнышком. Когда же Настя родила сына, Нестора будто подменили: куда делась его суровость, жесткость, даже темные глаза его как-то посинели.А сподвижники всполошились,им показалось
,что батька тонет в омуте семьи. Кто же поведет народ на борьбу с буржуазией? Втайне от Махно они вывезли из села Настю с сыном.
- А что же Нестор Иванович?
- Одни свидетели рассказывали, что он чуть не перестрелял своих побратимов. Другие же говорили, что батьке "доложили" об измене жены с одним пришлым мужиком- и это его отрезвило.
- Неужто он так легко поверил?
- Те, кто "спасал" Нестора от семейных оков,знали,на какую мозоль давить. "Ты пришел нам волю дать,- говорили они,- а сам?!" Напоминали, что он- вожак, и в такие моменты для него все остальное уходило на задний план. Но Настю он не забыл. Так случилось, что спустя некоторое время, пробираясь с Поволжья на Украину, Махно плыл в трюме какого-то корабля и на причале в Саратове увидел Анастасию с ребенком на руках.Действительно ли это была она,или ему привиделось?Он потерял сознание, а когда очнулся, какая-то женщина с ребенком на руках уходила с причала, и рядом с нею шел мужчина. Нестор вспоминал, что женщина почему-то повернула ребенка лицом к иллюминатору, через который он на них смотрел. По слухам, Насте запрещено было видеться с Махно.

Рядом с Махно нечего было делать избалованной красавице Соне
- Это правда, что вторая жена Махно ради него приняла православие?
- Ее называли- роковая Соня. Полюбив Нестора, она приняла крещение и получила имя Нина.Соня была из очень богатой семьи. Старики до сих пор помнят,как выезжали в Гуляй-Поле супруги Махно:на тачанке ковры,на лошадях-дорогая сбруя
Соня, говорят, завораживала Нестора.Взрывной и непредсказуемый в своем гневе, при ней он становился покладистым. Причем никто никогда не слышал, чтобы она показывала свою власть.Бывало, подходила к нему тихо, ласково брала за руку и этим могла остановить, скажем,расправу махновцев над белыми офицерами. Нестор прятал в кобуру револьвер и кричал: "Отпуст-и-и-ить!"
- Куда же делась Соня?
- Исчезла.Думаю,что Махно просто устал от неестественности,которую навязывала ему Соня. Сказалась и разница в социальном положении. Нестор начитался Кропоткина, Бакунина и был просто одержим идеей анархизма. И, конечно, рядом с ним нечего было делать избалованной красавице.Иное дело- его "вечная возлюбленная" Маруся Никифорова,жена польского анархиста Бжостека.Любовь к Марусе соратники Нестора воспринимали как тяжелую болезнь
- А почему она "вечная"?
- Нестор считал ее соратницей по борьбе,восхищался ее преданностью идее анархии. Именно от Маруси он услышал слова, которых жаждал, но которых ему не говорили ни Настя, ни Соня. "Ты не такой, как все мы. На тебе печать Бога!", -- сказала ему Маруся, и Нестор не мог ее не полюбить.
- Но ведь в это же время он любил свою заботливую Настю!
- Маруся не церемонилась с Настей,называла ее "кошкой брюхатой", приходила на спектакли в гуляй-польский клуб,чтобы сорвать представление.В кожаной куртке, с нагайкой в руке, рыжеволосая красавица врывалась на сцену, пинком ноги сбивала граммофон, стегала нагайкой Настю, которая пыталась спасти реквизит. А загримированному "артисту" приказывала: "Чтобы я тебя рядом с Настей не видела!" И покидала оторопевший зал. Настя плакала. В эти минуты Махно был полон решимости порвать с "рыжей" навсегда. Он догонял ее, хватал за руку, а она со слезами выкрикивала ему в лицо:"Я тебя ненавижу! Если ты не возглавишь революцию в Махнограде (так они называли Гуляй-Поле), я застрелю себя!" И вынимала револьвер...
- Неужели он не понимал, что эта женщина манипулирует им?
- Понимал. Но ничего с собой поделать не мог. Стоило ей поправить на его шее шарф,как он обмякал и начинал кашлять.И уже другим тоном она начинала ворковать: "Тебе бы сейчас выпить горячего чая с липой и завалиться со мной в постель!"Соратники Нестора воспринимали его любовь к Марусе как тяжелую болезнь.
- Почему же все-таки у них не дошло до брака?
-Они были слишком похожи. Одно время даже делили власть в Александровском уезде. И Нестор чувствовал в Марусе соперницу.Ведь она тоже в 1908 г получила 20 лет каторги за убийство урядника, но отважилась бежать из тюрьмы, сумела эмигрировать в Париж,где и прожила до 1917г.Нестор немного ревновал к ее славе
-И все-таки их разрыв произошел. Нашлась искусница похлеще Маруси?
-Нашлась.Но не женщина.Политика!Помирившись на какое-то время с большевиками, Махно стал "главнокомандующим Повстанческой армии батьки Махно". Это взбесило Марусю: "Друг большевиков -- враг анархистов!"- заявила она и предрекла: "Они тебя обманут".Больше он ее живой не видел. По приказу Троцкого ее вместе с мужем повесили в Таганроге- в поле, на столбе. Похоронив их, Нестор поставил крест над могилой,но мстить за бывших соратников не стал-не верил в пророчество Маруси.Однако оно сбылось. Разгромив Врангеля, махновцы выполнили отведенную им роль, и Троцкий с Фрунзе взялись истреблять махновщину.

Для Галины Андреевны брак с Махно обернулся тюрьмами и лагерями.
Любимая жена Махно пережила батьку на 40 лет.Музы бывают не только у художников и поэтов. Иногда они сопровождают трубочистов, революционеров и даже военных. Но, возможно, еще больше в этом смысле повезло Нестору Махно: в подругах знаменитого батьки ходила женщина настолько выдающаяся, что могла легко поспорить с супругом на поприще политики и войны.Монахиня поневоле.

Галина Андреевна Кузьменко увидела свет в 1894 г в семье малороссийского крестьянина средней руки Андрея Ивановича Кузьменко. В молодости родитель отличался привлекательной внешностью и могучим голосом и лучше всех пел в церковном хоре. Благодаря своим физическим данным военную службу он проходил в лейб-гвардии,Измайловском полку, и очень этим гордился.Уйдя в запас, Андрей Кузьменко служил жандармским офицером в украинском городе Могилев-Подольском. Будучи заботливым отцом, он изо всех сил стремился дать дочери образование и в этом своем стремлении преуспел: в 1920 г Галина окончила шесть классов женской гимназии.В следующем году ее отца, который пристрастился к спиртному, изгнали со службы,и он вернулся на родину-в село Песчаный Брод Александровского уезда Екатеринославской губернии, затерявшееся среди мягких холмов на берегу тихой речки Черный Ташлык.Деревенская жизнь тяготила недавнюю гимназистку, и она решила уйти в послушницы в Красногорский женский монастырь на Полтавщине. В монастыре она получила новое имя - Анфиса.Однако и монастырская жизнь Галине, что называется, "не показалась". В монастырских стенах Галина познала первую любовь. Избранником ее чувства оказался молодой аристократ барон Юрий Корф, не задумываясь предложивший вчерашней крестьянке руку и сердце. При помощи своего возлюбленного она бежит из монастыря в его имение Синицы Уманского уезда. Но родители незадачливого жениха не дали согласия на столь экстравагантный брак,и Анфиса-Галина поневоле была вынуждена
вернуться обратно в монастырь. Разгоревшийся скандал вынудил игуменью Красногорской обители отправить несостоявшуюся монахиню в деревню к родителям

Осенью 1911г Галина поступила в Добровеличковскую женскую семинарию и окончила ее с золотой медалью. В 1916г по распределению Херсонской губернской земской управы она отправляется учительствовать в двухклассную школу богатого села Гуляйполе.Здесь спустя два года и встретил ее Нестор Иванович Махно, бывший на пять лет ее старше и к тому времени уже дважды женат. Среднего роста,стройная, Галина, по словам знавших ее людей, не уступала первым столичным красавицам.Ее властный характер,необычайная сила воли, независимость
в суждениях и красота сразу же привлекли внимание Махно. Со своей стороны, Нестор с его уже легендарным прошлым и неутомимой жаждой изменить существующую жизнь, создать нечто вроде казачьей вольницы, показался Галине незаурядной личностью.Знакомство Махно с Галиной Кузьменко, которая скоро стала его женой, обросло множеством легенд и вымыслов. Справедливости ради надо сказать,что Махно был верным мужем,хотя пресса неизменно изображала его как бандита, "наиболее развращенного, потерявшего всякий культурный облик".В начале июня 1919 г, когда для махновщины наступили тяжелые времена, батько отправил Галину к отцу в Песчаный Брод и обещал при первой возможности ее забрать. Слово свое он сдержал.

В лице Галины Махно обрел не только жену, но и соратника. Она не только выполняла поручения батьки, но и охотно рисковала по собственной охоте на благо общего со своим мужем дела. Первым заданием стала для нее совместная с подругой Феней Гаенко поездка в Киев для свидания с Симоном Петлюрой.В августе 1919 г село Песчаный Брод было занято советским отрядом. Военно-полевой суд приговорил к расстрелу нескольких кулаков,а заодно и тестя Махно, бывшего жандарма Андрея Кузьменко. В ту же ночь гонец из Песчаного Брода доставил в стан батьки это печальное известие. Не мешкая, Махно отрядил 300 кавалеристов, чтобы отомстить за смерть тестя и хоть как-то утешить жену. Окружив село на рассвете, махновцы бесшумно сняли красноармейские посты и уничтожили практически весь отряд. На следующее утро в село приехал сам Махно со своей убитой горем женой и неразлучной с ней Феней Гаенко. Махновцы разыскивали тех, кто выдал красным Андрея Кузьменко. Под подозрение попала местная жительница Бродская, которую Галина зарубила собственноручно. После этого на площадь перед церковью вывели 16 пленных. Мстя за убийство отца подруги, Феня Гаенко лично расстреляла их всех. По свидетельству очевидцев, Махно мрачно смотрел на эту картину,не участвуя, но и ни во что не вмешиваясь…

Но и ничто женское было не чуждо "крестьянской царице", как называли ее в родных местах. В декабре 1919 г она даже взяла на воспитание малолетнюю дочь командира Стального полка коммуниста Михаила Полонского, расстрелянного батькой за подготовку большевистского заговора в недрах махновской армии.

Во время Генуэзской конференции правительство Румынии позволило Махно, Галине Кузьменко и еще 17 бывшим повстанцам перейти в Польшу. 25 сентября 1923 г Нестор Махно, Галина Кузьменко,а также махновцы Хмара и Дорошенко были арестованы и преданы суду. О далеко не женской роли Галины Кузьменко говорит тот факт, что польское правосудие рассматривало ее в качестве одной из главных обвиняемых на процессе, где в вину супругам ставились планы подготовки восстания в Восточной Галиции и построения там анархо-советского государства без коммунистов. Варшавский окружной суд вчистую оправдал как самого Махно, так и его сподвижников, и вскоре Нестор с женой и дочерью поселился в небольшом городке Торуни. Поморский воевода писал министру иностранных дел Польши: "Можно предположить, что весной следующего года Махно попробует удрать из Торуни в Россию".В декабре 1923 г в ряде европейских газет Махно открыто заявил о своей готовности продолжать борьбу с большевиками
,возложив главные надежды на крестьянские бунты. Но даже смерть Ленина 21 января следующего года не оправдала этих надежд. Махно впал в депрессию и попытался покончить самоубийством.

В том же году с помощью друзей-анархистов Махно перебрался сначала в Германию, а затем в Париж. В пригороде французской столицы - Венсене - семья Махно прожила почти 10 лет.Жили они скромно, постоянно испытывая материальные затруднения. Галина работала прачкой в одном из пансионов для девочек русских эмигрантов в парижском предместье.С начала 1934 года здоровье батьки резко пошатнулось.Вот как описывает последние дни своего мужа Галина Кузьменко.
"Однажды в конце июня, - писала она 18 марта 1974 года своим родственникам в Гуляйполе,-я зашла к нему в госпиталь.Он был уставший,измученный, ослабевший. На мой вопрос: "Ну как?" - он ничего не ответил, только из глаз покатились слезы. Я тоже заплакала, нам больше не о чем было говорить, я поняла, что ему очень тяжело, что жизненные силы покидают его, что он уже больше не жилец на этом свете… Через пару дней мы похоронили его на кладбище Пер-Лашез".

В годы Второй мировой войны, после оккупации столицы Франции, гитлеровцы вывезли Галину Кузьменко и ее дочь Елену на работы в Германию. После разгрома фашистов в июле 1945 г Галина Андреевна была осуждена на 10 лет за участие в махновском движении. Пробыв в заключении 8 лет и 9 месяцев, подруга грозного батьки была освобождена по амнистии 1954 г, объявленной после смерти Сталина. остаток жизни Галина Кузьменко провела в городе Джамбуле Казахской ССР, где до выхода на пенсию трудилась на хлопчатобумажном комбинате. Известно, что несколько раз ей удалось побывать в Гуляйполе.

Боевую подругу Нестора МАХНО Галину Кузьменко побаивались даже махновцы. Она ходила в атаку, стреляла из пулемета и была лиха на расправу - нескольких махновцев убила сама, поймав их во время грабежа и насилия над женщинами.

Музы нужны не только пылким художественным натурам, созидателям и творцам, но и лишенным сантиментов разрушителям, пусть и «старого мира». Именно такую неоднозначную роль судьба отвела Галине Кузьменко, невенчанной жене и боевой спутнице Нестора Махно. Матушка Галина, как махновцы почтительно называли ее, пронеслась на тачанке по полям Гражданской войны то ли красной валькирией, то ли мстительной фурией, отдавшей себя без остатка делу анархии. Казалось, ей неведомы ни страх, ни сострадание. Она отважно воевала под черным знаменем, собственноручно рубила головы врагам и не стеснялась облачаться в платья и шубы несчастных жертв, на месте которых, повернись иначе обстоятельства, вполне могла оказаться сама.


Нестор со второй супругой Галиной и дочерью Леной, 1923 год

Сколько таких женщин, вовлеченных в революционный водоворот, искалеченных страшным временем и бесчеловечными обстоятельствами, было по обе стороны фронта в те годы? Но если женщин-комиссаров - разумеется, в кожанках и с револьвером! - в годы советской власти воспевали в «Оптимистических трагедиях», то другим, не принявшим большевиков с их идеей мировой революции, посвящали не книги - протоколы допросов. В ныне рассекреченном архиве СБУ хранится папка с делом двух самых близких женщин батьки Махно - жены Галины и дочери Елены.

ВЛЮБЛЕННЫЙ В ПОСЛУШНИЦУ АНФИСУ ПОЛИЦЕЙСКИЙ ДЕЛОВОД, УЗНАВ О ЕЕ ИЗМЕНЕ, ЗАСТРЕЛИЛСЯ

Нестор Махно, 1919 год

В Берлине стоял первый послевоенный солнечный август, наполненный предвкушением счастливой жизни. Когда Люси Мих­ненко вызвали в комендатуру, велев прихватить документы, она нисколько не испугалась. Понятно, что если ей удалось устроиться переводчицей в советскую военную часть, которая занимается вывозом оборудования из побежденной страны, то тщательная проверка документов неизбежна. Но домой девушка не вернулась: ее задержали и отвезли в фильтрационный лагерь.

При домашнем обыске у Люси нашли не бог весть какой скарб: два полотенца, одно шерстяное одеяло, одно платье, одну шерстяную кофту, одну пару шерстяных носков, одну пару чулок и 23 марки.

В лагерь привезли и Галину Андреевну Кузьменко, маму Люси. У нее обнаружили 210 марок, припасенных на черный день. Этот день настал, но деньги не помогли - их попросту изъяли.

Из обвинительного заключения по следственному делу 1. Кузьменко Г. А., 2. Михненко Е. Н. 9 марта 1946 года: «В августе 1945 года оперативной группе НКВД района Митте-Берлин стало известно, что в г. Берлине проживают жена и дочь известного руководителя анархистских банд на Украине Махно Нестора - Кузьменко Галина Андреевна и Михненко Елена Несторовна, которые в эмиграции занимались активной антисоветской деятельностью... Дело... направить на рассмотрение Особого совещания при НКВД СССР».
Нестор со второй супругой Галиной и дочерью Леной, 1923 год

Люси Михненко, которая оказалась Еле­ной Несторовной, рассказывать следователям о себе было особенно нечего. Родилась за границей, советской гражданкой не являлась. По молодости лет вся ее биография умещалась на одной-двух страничках, исписанных крупным почерком. Куда пространнее оказались протоколы допросов Галины Кузьменко. Вот что она рассказала 10 января 1946 года, будучи доставлена из Берлина в Киев:

«Отец мой Кузьменко Андрей Иванович в 1919 году был расстрелян частями Красной Армии в селе Песчаный Брод за связь с махновцами. Мать Кузьменко Домникия Михайловна умерла в 1933 году в селе Песчаный Брод. Моя мать в момент расстрела отца сумела скрыться и около двух недель вместе с моим братом Кузьменко Степаном Андреевичем, вместе со мной была в отряде Махно...


Лидеры Революционной повстанческой армии Украины Семен Каретников (третий слева), Нестор Махно и Феодосий Щусь (крайний справа), 1919 год

Брат Степан был непродолжительное время в отряде Махно рядовым, из отряда ушел, скрывался от преследований за участие в махновском движении и, как мне впоследствии стало известно, в 1926 или 1927 году умер где-то под Москвой. Второй брат, Николай Андреевич, участия в махновском движении не принимал, умер приблизительно в 1935-1936 году».

Неплохо зная советскую конъюнктуру, в анкетной графе «Социальное прошлое» Галина написала: «Из крестьян-середняков». Позже ей пришлось признаться: отец Андрей Иванович Кузьменко служил жандармским писарем. Историки определили, что он был унтер-офицером, за пьянство выгнан со службы и, чтобы прокормить семью, переехал в село Песчаный Брод. Настоящее имя дочери Андрея Кузьменко - Агафья, уменьшительно-ласкательное - Гапочка. Галочкой она стала, заменив всего одну букву.

НЕСТОР БРОСИЛ НАСТЕНЬКУ «ВО ИМЯ ВЕЛИКОГО ДЕЛА УКРАИНСКИХ ТРУЖЕНИКОВ»

Пока отец с матерью были молоды, пытались дать дочери хорошее образование. К 15 годам Гапочка окончила шесть классов гимназии. Там ей привили грамотность и амбициозность.


Командующий 1-й Заднепровской дивизией Павел Дыбенко и Нестор Махно в Бердянске, 1919 год.
«Махно гулял. В добытой после налета на Бердянск гимназической форме колесил на велосипеде напоказ всему городу» (Алексей Толстой, «Хождение по мукам»)

Командующий 1-й Заднепровской дивизией Павел Дыбенко и Нестор Махно в Бердянске, 1919 год. «Махно гулял. В добытой после налета на Бердянск гимназической форме колесил на велосипеде напоказ всему городу» (Алексей Толстой, «Хождение по мукам»)
История умал­чивает, по соб­ственной воле или по желанию родителей хорошенькая гимназистка бросила учебу и подалась в Крас­ногорский женский монастырь. Продолжение описывают в красках весьма драматических.

Монашки шушукались об отношениях послушницы Анфисы, как в монастыре нарекли девицу Агафью, с полицейским деловодом Евстигнеевым. Но она положила конец этим пересудам, умчавшись вместе с отпрыском барона Корфа в его родовое имение под Уманью. Титулованные родители экстравагантный выбор сына не одо­брили, поэтому несостоявшаяся невеста вернулась в монастырь, а бедный деловод Евстигнеев застрелился. Монастырь, расписавшись в неспособности совладать с буйным нравом послушницы и желая замять скандал, отказал ей в приюте.

«Вопрос: Как правильно ваша фамилия?

Ответ: Правильная фамилия моя Махно. Мой отец Нестор Махно сменил свою фамилию во Франции на Михненко по предложению французской полиции. Я фамилию Михненко ношу с 15 лет...

Вопрос: Расскажите, что вам известно о прошлом отца - Михненко Нестора?


Нестор Иванович с дочерью, 1927 год

Ответ: Из рассказов матери мне известно, что мой отец из России, до революции в России был учителем, арестовывался царским правительством и сидел в тюрьме, откуда был освобожден революцией.

Во время революции он принимал учас­тие в восстании против царского режима, боролся против белогвардейцев на сторо­не Красной Армии и якобы «не поладил» с красными, так как у них были разные взгляды, и он уехал за границу».


Галина Кузьменко с дочерью Еленой в Париже, начало 40-х. В Венсене под Парижем они прожили почти 10 лет, во время немецкой оккупации Франции Елена выехала в Германию, где работала в фирме Siemens, в конце войны к ней переехала мать


Елена рассказала, кто открыл ей глаза на «бандитское» прошлое отца. «Уже после того, как меня задержали в Берлине, от русских офицеров я узнала, что мой отец был известный в России бандит, который вел вооруженную борьбу с Красной Армией и издевался над населением. Больше мне о нем ничего не известно».

Нестор Махно не удался ни статью, ни лицом, но женщины его любили - за сумасшедший темперамент, смелость и авантюризм. Жены и коханки прощали ему пьянство, грубость, пренебрежение, а он легко переступал через них, поскольку дамой его сердца была Анархия.

Когда Февральская революция открыла засовы темниц и Нестор Махно, осужденный на 20 лет за участие в грабежах и убийствах, вернулся в Гуляйполе, он организовал в барской усадьбе коммуну, где и поселился с односельчанкой Настенькой Васецкой. Зажили, как возвышенным слогом вспоминал Нестор Иванович, «под звуки свободных песен о радости».

В телесериале «Девять жизней Нестора Махно» история его первой семьи подана в духе песни о Стеньке Разине и персидской княжне - «и за борт ее бросает в набежавшую волну». По фильму соратники Нестора, недовольные тем, что любовь к молодой жене и их перевенцу отвлекает его от революции, обманом вывозят их в глухую чащу и топят в болоте.

По мемуарам же самого Махно, в канун взятия Гуляйполя гетманцами и германо-австро-венграми коммунары в полном сос­таве бежали из барского поместья, погрузившись в вагоны. Ехали долго, пока поезд не остановился под Царицыном. Неустроен­ность быта особенно тяготила Настеньку - она вот-вот должна была родить. Несмотря на это, Нестор бросил жену, по его словам, «во имя великого дела украинских тружеников». В мемуарах он написал: «Моя подруга долго крепилась, все не поддавалась тяжелому, перед родами в особеннос­ти, чувству одиночества и теперь плакала».

Настенька то ли так страшно убивалась, то ли пыталась прервать беременность, но на свет сыночек появился с врожденными уродствами и прожил всего неделю. Потом, рассказывали, она вышла замуж за вдовца с четырьмя детьми, собственного ребеночка так больше не родив.

Аналогия с «персидской княжной», скорее, приложима к сельской телефонистке Тине Овчаренко - она стала второй женой, вернее, «коханкой», Нестора. Махно описал в мемуарах, как после проигранного мадьярам боя в селе Темировка ему пришлось отступить за околицу. Тут к нему подбежала девушка, выбравшаяся из-под пуль: «Ваша, Батько, жена с подводой ос­та­лась в деревне». - «Ничего, теперь уже поздно спасать ее», - спокойно ответил он.

Чудом Тина все-таки осталась жива. Но, видя такое отношение батьки к своей очередной подруге, один из махновских бойцов решил ее поматросить, чтобы потом с чистой совестью выбросить за борт. Все произошло, как и было задумано. Батьке «открыли глаза» на «измену», и опозоренной женщине пришлось вернуться домой.

СОСЕДКУ, КОТОРАЯ ЯКОБЫ ВЫДАЛА ЕЕ ОТЦА, ГАЛИНА ПОЛОСНУЛА САБЛЕЙ ПО ШЕЕ

В рассказе «Ледоход» Борис Пильняк назвал еще одну возлюбленную Нестора - легендарную атаманшу Марусю Никифорову: «Она пришла перед боем, попросила коня и была в строю первой, а потом расстреливала пленных спокойно, не спеша, деловито, как не каждый мужчина». В то же время известно, что Маруся Никифорова была замужем за поляком Витольдом Бржос­теком. И погибли они вместе: в 1919-м в Кры­му их повесил белый генерал Слащев, многим известный как булгаковский Хлудов.

Нечто похожее на то, как Пильняк описал «подвиги» Маруси, рассказывали и о Галине Кузьменко. Люди, называвшие себя очевидцами, свидетельствовали: когда из Песчаного Брода в Гуляйполе прискакал человек и доложил, что отряд красных расстрелял отца Галины «за связь с махновцами», она вскочила на коня и во главе отряда примчалась в родную деревню.

Сонных карателей вытащили из постелей, туда же во двор привели соседку, которая якобы выдала отца Кузьменко. Галина полоснула ее саблей по шее. Ближайшая подружка Галины Феня Гаенко, любовница махновского контрразведчика Левы Задова, зарубила не­скольких крас­ноармейцев. Ос­таль­ное доделали мужчины. С тех пор махновцы именовали жену батьки «матушкой». Сама же Галина отрицала свое участие в махновских расправах.

«Мне известно, что махновцы жестоко расправлялись с работниками милиции (расстреливали их), с лицами, проводившими продразверстки, забирали собранный ими хлеб, часть которого раздавали крестьянам... К зверствам, о которых я знала, я относилась отрицательно и неоднократно лично сама имела на этой почве столкновения с Махно, называла действия его сподвижников бандитскими».

Дочь Нестора Махно Люси ничего не знала ни о дореволюционном, ни о революционном прош­лом отца. Он вообще никогда ничего ей не рассказывал. Любил ее, по словам знакомых русских эмигрантов и местных французских анархистов, но за малейшее непослушание мог сильно отшлепать. Потом страдал и каялся.

С малолетства девочку отдали в пансионат, и она приезжала домой только на каникулы. Люси казалось, что так было всегда.

Что должна была испытать молодая благовоспитанная француженка Люси, вдруг узнав от советских офицеров, что ее отец - бандит? А они, скорее всего, запомнили карикатурный образ батьки по трилогии Алексея Толстого «Хождение по мукам»: «Махно гулял. В добытой после налета на Бердянск гимназической форме колесил на велосипеде напоказ всему городу...».

Может быть, впоследствии Елена прочитала и книгу Константина Паустовского «Повесть о жизни». В отличие от Толстого Паустовский своими глазами видел Махно. Это было на станции Помошная, когда там остановился состав с опереточно разодетыми махновцами. Батька полулежал на сиденье из красной сафьяновой кожи в ландо, водруженном на открытой платформе. Эпизод довершает сцена бессмысленного убийства батькой ни в чем не повинного дежурного по станции. Невозможно заподозрить Паустовского, писателя репутации честной и неконъюнктурной, в намеренном искажении фактов.

ИЗ ГЛУБИНЫ ЕЕ ОРЕХОВЫХ ГЛАЗ ВЫСКОЧИЛИ ТАКИЕ ЧЕРТЕНЯТА, ЧТО ОН ПОНЯЛ: ЭТО ЕГО ЖЕНЩИНА

Разумеется, была и массированная антимахновская пропаганда. Только в последние годы заговорили о безусловных достоинствах Нестора Ивановича - защите интересов крестьян и непоказном интернационализме.

И все же трудно понять, как бывшая гимназистка, учительница Галина Кузьменко, решилась выйти замуж за человека, чье душевное равновесие было подорвано тяжелым детством, каторгой, туберкулезом, ранениями.

Может, она в нем увидела не предателя и бандита, каковым позднее Махно объявила официальная идеология, а народного кумира, взнуздавшего революционную энергию масс, и непревзойденного степного стратега? Может, эту роковую женщину влекла стихия анархии? А может, ее как магнит притягивали успешные мужчины, от которых исходил запах крови и власти? А ведь в войске Нестора распевали: «Наш Махно и царь, и бог с Гуляйполя до Полог».

Встретились они в гуляйпольской школе, где Галина учила малышню азбуке. Виктор Белаш, начальник махновского штаба, вспоминал о военных играх, популярных в этой школе. Детей делили на «махновцев» и «белых», и они сражались, подчас забывая, что это игра: «Белые» ученики, поймав «махновца», повесили его по приказу командира: «Пусть повисит, пока я не управлюсь с махновцами и не свистну». Но этот 12-летний командир так увлекся «боем», что забыл «свистнуть», и мальчика сняли из петли мертвым».

Знакомство Нестора и Галины обросло легендами. Одна из них гласит, что батька заглянул в школу, услышав об учительствовавшей там барышне. Чтобы продемонстрировать свою эрудицию, он потребовал какую-то редкую книгу, прочитанную им в Бутырской тюрьме. Та ответила, что такая уникальная литература за пределы библиотеки не выдается. Махно якобы побагровел и стал настаивать. Галина уступила, но так швырнула тяжеленный том, что тот полетел на пол.

Спутник Махно наклонился было за ним, но батька остановил его и приказал учительнице: «Подними!». Но не на ту напоролся. Галина вспыхнула: «Вот ты и подними!». Нестор схватил револьвер и готов был выпустить в нее всю обойму. Но из глубины ее ореховых глаз выскочили такие чертенята, что он понял: это его женщина.

Любовь вдохновила Нестора на пересмотр своего гардероба. Он стал щеголевато наряжаться в цветные шелковые сорочки и высокие желтые сапоги. Преобразилась и Галина, полюбившая мужской костюм и высокую каракулевую шапку. Вместе с подругой Феней Гаенко они возили за собой огромные чемоданы отнятого у буржуев добра. Ее знакомая вспоминала: «В котиковом пальто, в светлых ботах, красивая, улыбающаяся, она казалась элегантной дамой, а не женой разбойника, которая сама ходила в атаку, стреляла из пулемета и сражалась. Рассказывали про нее, что несколько махновцев она сама убила, поймав их во время грабежа и насилия над женщинами. Ее махновцы тоже побаивались».

Гордячка Галина умудрилась сохранить независимость и в непростом браке с Нестором. В своем дневнике времен расцвета Гуляйполя с явной брезгливостью она описывала самогонные загулы махновцев. Прочитав в эмиграции выдержки из дневника Галины, Нестор возмутился: это чекистская подделка. И в наше время подлинность документа подвергают сомнениям. В 70-х годах Галина Кузьменко уклончиво говорила, что действительно вела дневник, но после его утери не знает, тот это документ или нет.

В июле 1945 года Галина Кузьменко была осуждена на 10 лет за участие в махновском движении (дочь Елена получила пять лет), срок отбывала в Дубровлаге, освобождена по амнистии в 1954 году, до конца жизни проживала с дочерью в Джамбуле

«Вопрос: В каких отношениях вы были с Нестором Махно?

Ответ: С 1919 года была женой Махно, состояла в гражданском браке.

Вопрос: Какое участие вы принимали в махновском движении на Украине?

Ответ: Проводила культурно-просветительную работу с участием в распространении газет, постановок спектаклей. Вопросом политической работы я не занималась. Эту работу выполнял сам Махно и Волин, который руководил изданием газет (Всеволод Волин - теоретик анархо-коммунизма, начальник штаба махновской армии. - Авт.), и Аршинов - советник Махно (Петр Аршинов - террорист, идеолог анархизма. - Авт.)».

Сначала мать и дочь допрашивали в Берлине. К началу нового, 1946 года, их отправили в Киев, в «разработку» следователями НКВД УССР.

Поезд миновал Польшу, и Галина вспомнила, наверное, то время, когда родила в варшавской тюрьме Леночку. В Варшаву они с Нестором переехали из Бухареста. Вспомнилась и Румыния, куда бежали, переплыв Днестр на лошадях.

Начальник контрразведки армии Махно Лев Зиньковский, он же Лева Задов, позже советский чекист.
Вообще-то, батька сразу хотел бежать в Польшу, но буденновцы, получившие приказ на безжалостное уничтожение Махно, оттеснили его к Днестру. 77 всадников (все, что осталось от грозного некогда войска, в лучшие для него времена насчитывавшего десятки тысяч) вплавь перешли реку. За несколько дней до этого батька был ранен в шею навылет через щеку, в почти бессознательном состоянии едва ухватился за стремя. Его поддерживал Лева Задов.

Выбравшись на берег, Галина первым делом стянула с себя насквозь промокшие юбки. А тут подоспели румынские пограничники. Увидев даму в неглиже, они прониклись к перебежчикам доверием и спокойно отконвоировали их на заставу.

Очень быстро растратив в Бухаресте все, что удалось прихватить с собой, Нестор и Галина, наверное, не раз вспоминали о тех несметных сокровищах, которые остались закопанными неподалеку от Гуляйполя. Отправили туда Леву Задова, вслед за ним телохранителя батьки Ивана Лепетченко. Оба как в воду канули. Галина и Нестор не знали, что их пос­ланцы отрыли клад, но Лева, завербованный ЧК, сдал его в придачу с Ле­петченко.

Возможно, чекисты подозревали, что найти удалось далеко не все. Поэтому вопросы о кладе стали стандартной процедурой на всех допросах махновцев.

«Вопрос: Следствию известно, что в 1919 году в городе бывшем Екатеринославе отрядами Махно были захвачены драгоценности, в том числе много золота. Расскажите, что вам известно о судьбе этих драгоценностей?

Ответ: Действительно, осенью 1919 года отрядами Махно в городе Екатеринославе в банках и ломбарде было захвачено большое количество драгоценностей, в том числе и золото. Часть ценностей была разграблена отдельными участниками махновских отрядов при захвате их, а другая часть, значительное количество, по поручению штаба была запрятана созданной комиссией в составе Махно Савелия - брата Нес­то­ра, Лепетченко Александра (брат Ивана, расстрелянного в 1937 году. - Авт.) и Василевского Григория (адъютант Махно. - Авт.), которые во время боев один за другим были убиты. Куда именно они запрятали оставшиеся ценности, я не знаю».

Но была ли Галина чистосердечна? Только ли из любви к Родине она страстно рвалась в Гуляйполе? Ей так хотелось домой, что во второй половине 20-х, живя во Франции, она даже устроилась в Союз украинских граждан, который финансировало советское правительство. На допросе она расскажет: «Целью организации была пропаганда политических идей Советского Союза среди украинцев и галичан. Некоторое время я выполняла в этом Союзе работу в порядке общественного участия без оплаты. В последнее время работала секретарем Союза». Но Союз вскоре прикрыли, и, если у нее был план возвращения с помощью этой организации, он провалился.

В 45-м, имея возможность еще до прихода Советской Армии выехать из Берлина в западную зону, как это сделали многие беженцы из СССР, она фактически отдала себя в руки «органов». Может, таким образом она рассчитывала попасть в Гуляйполе?

ВЫЙДЯ НА СВОБОДУ, БАТЬКА СДЕЛАЛ ГРОМКОЕ ЗАЯВЛЕНИЕ, ЧТО ВСТУПАЕТ В БОРЬБУ ПРОТИВ СОВЕТСКОЙ ВЛАСТИ

Несмотря на то что в начале 20-х Москва не поддерживала официальных дипломатических отношений с Румынией, она направила ноту председателю румынского совета генералу Авереску с требованием выдать Махно. Бухарест колебался. И тогда Махно и некоторые из его товарищей решили действовать: они бежали из лагеря для интернированных и 12 апреля 1922 года перешли польскую границу.

Варшава встретила Галину и Нестора не­ласково. Прошел слух, будто они готовят восстание в Галиции, хотят создать там крестьянскую анархическую республику. Супругов отправили в тюрьму. За решеткой Галина родила дочь. На адвокатов ушли все средства, которые удалось собрать у американских и европейских анархистов.

Выйдя на свободу, батька сделал громкое заявление, что вступает в борьбу против советской власти. И вдруг осознал, что дальше только тупик и нищета. В отчаянии он полоснул себя по горлу ножом. Такова общепринятая версия.

Но вот что пишет парижская знакомая Нестора, анархистка Ида Метт: «На правой щеке Махно был огромный шрам, доходивший почти до самого рта. Это его вторая жена Галина Кузьменко попыталась убить его во сне. Это случилось еще в Польше, кажется, у нее был роман с каким-то петлюровским офицером».

Тогда получается, что, желая выгородить жену перед полицией, Нестор сказал, будто пытался покончить с собой. Как бы там ни было, врачи не дали ему помереть, а власти перевели под надзор полиции в Данциг.

В это время Галина с малышкой на руках была на пути в Берлин. «В городе Берлине мне помог оформить документы для переезда во Францию анархист Волин», - скажет она на киевском допросе. Жизненные пути Всеволода Волина, Нестора Махно и Галины Кузьменко то и дело пересекались, однажды образовав, если верить некоторым исследователям, любовный треугольник.

Отбыв за участие в «эксах» (принудительной экспроприации собственности у частных лиц и государства, сибирскую ссылку, Всеволод взял говорящий о воле псевдоним. Человек, знавший его во времена Гуляйполя, нарисовал такой портрет: «Широкоплечий среднего роста человек интеллигентного облика. Небольшая клинышком бородка с проседью, выражение лица страдальческое, глубоко посаженные глаза». Многим он казался старше своего возраста.

Российский анархо-коммунист Всеволод Эйхенбаум, больше известный под псевдонимом Волин, тесно сотрудничал с Нестором Махно. В отличие от практика Махно Волин был теоретиком и оратором, его конек - зажигательные речи и выпуск газет. Когда батька без суда и следствия расстрелял своего соратника Полонского, его жену-актрису и еще несколько человек, заподозрив их в попытке подсунуть ему отравленный коньяк, Волин бесстрашно обругал его «Бонапартом и пьяницей». Махно выхватил маузер и, потрясая им, выпалил: «Когда какая-то падла осмелится требовать ответа - вот ему!». Волин писал о махновцах: «Выпив, эти люди совершали недопустимые - одиозные, другого слова нет - поступки, вплоть до оргий, в которых были вынуждены участвовать некоторые женщины».

Всеволод ненавидел подобные раз­влечения. Потомственный интеллектуал, внук Якова Эйхенбаума, выдающегося поэта и математика, жившего на Украине и умершего в Киеве, он был старшим братом знаменитого советского литературоведа Бориса Эйхенбаума.

В какой-то момент большевики предложили Волину пост наркома просвещения Украины. Он отказался, и через не­которое время его изловили и отправили в ЧК. Из тюрьмы товарища выручил Махно, воспользовавшись кратковременным союзом с Красной Армией. Второй раз из-под ареста Волина вызволил Ленин. Условие: вы­езд за пределы страны. Так и получилось, что за границей Всеволод снова повстречался с Нестором и Галиной.

В Венсенне, пригороде Парижа, Нестор снял крохотную квартирку, состоявшую из одной комнатки и кухоньки. Леночку стали называть на французский манер Люси. Ей исполнилось пять лет, когда родители окончательно расстались.

Ида Метт уверена: «Они (Нестор и Галина) были чужды друг другу морально, а может, даже и физически. В то время она его определенно не любила и, кто знает, любила ли его вообще когда-либо».

В 34-м Нестора окончательно одолел туберкулез, заработанный еще в Бутырке. С легких болезнь перекинулась на кости, стали гнить ребра, и его поместили в госпиталь. Спустя четверть века в одном из писем Галина рассказала, что навестила Нестора. Увидев его на больничной койке в предсмертной беспомощности, почему-то спросила: «Ну как?». «Он ничего не ответил, только из глаз покатились слезы».

Ида Метт утверждала, что парижскую записную книжку батьки, в которой могли быть компрометирующие Галину и Волина записи, эта парочка уничтожила. Волин оправдывался: «Я очень сожалею о том, что личный конфликт с Нестором Махно помешал мне проредактировать первый том его воспоминаний. Незадолго до смерти Н. Махно мои личные отношения с ним несколько наладились». О чем плакал Нестор, исчерпавший, наконец, весь отпущенный ему лимит из девяти жизней?

ИЗ ЗАЛА СУДА ГАЛИНУ ПОВЕЗЛИ НА ВОСЕМЬ ЛЕТ В МОРДОВСКИЙ ДУБРАВЛАГ, ЕЛЕНУ СОСЛАЛИ НА ПЯТЬ ЛЕТ В КАЗАХСКИЙ ГОРОД ДЖАМБУЛ

Спустя три года после ухода из жизни Нестора Галина вдруг открыла собственный продуктовый магазин. То ли от Нестора осталась заначка, то ли зарубежные анархисты скинулись, то ли Всеволод расщедрился. Магазин просуществовал год и разорился. После этого Галина перепробовала все работы: в сапожной мастерской плела туфли, убирала квартиры, стирала белье, куховарила в ресторане. Здоровье ее ухудшилось, она прошла медицинскую комиссию и получила пособие. Так и перебивалась.

За полгода до вторжения гитлеровцев в СССР мать с дочерью переехали в Берлин. На допросах она объясняла переезд прозаично: просто в оккупированной Франции ей отказали от пособия, а найти работу было невозможно.

Между тем Волин остался во Франции, чтобы, по его словам, готовить революцию после войны. Обедневший во время упорного написания своего главного труда - книги «Неизвестная революция», он пошел продавать билеты в маленьком кинотеатре. Ожидать от него помощи больше не приходилось.

В Париже он и скончался. По странному совпадению - ровно через неделю после ареста в Берлине Галины с дочкой. Причиной его смерти называют ту же обретенную в тюрьмах чахотку. Прах Всеволода Волина покоится на кладбище Пер-Лашез неподалеку от могилы Нестора Махно.

В Берлине Галина исхитрялась то работать, то отлынивать, и ее даже вызывали в криминальную полицию по подозрению в одном из тягчайших преступлений в военное время - саботаже. Но ей удалось выхлопотать медицинские справки, и полиция успокоилась. Кто мог понять, что для нее значило так низко пасть с вершины могущества, испытанного в Гуляйполе?

А вот молоденькую Люси легко взяли на фабрику концерна «Сименс» браковщицей продукции. Тогда, как и теперь, концерн специализировался на производстве элект­­роприборов и, по утверждению историков, начиная с 1936 года субсидировал гитлеровский режим. Взамен «Сименс» по­лучал рабочих из «Освенцима» и даже обзавелся собственным небольшим концлагерем.

На допросе в Киеве Елена сообщила, что на «Сименсе» без отрыва от производства окончила курсы повышения квалификации и курсы английского языка , стала чертежницей и переводчицей для рабочих из Франции, России и Украины. У девочки могла появиться перспектива...

12 января 1946 года Елене дали прочесть постановление: «...являясь дочерью руководителя банд на Украине в годы гражданской войны - Нестора Махно... работая переводчицей, проводила активную пособническую работу в пользу немцев».

Елена возмутилась: «Виновной в предъ­явленном мне обвинении я себя не при­знаю. Я не отрицаю, что являлась дочерью Нестора Махно, который в годы гражданской войны на Украине руководил бандами и в 1921 году бежал за границу, но я об этом ничего не знала, так как родилась в 1922 году в Варшаве и с отцом не воспитывалась».

За день до этого обвинение предъявили Галине Кузьменко. «...являлась женой руководителя банд на Украине Нестора Махно, в период Гражданской войны участвовала в вооруженной борьбе против Красной Армии. В 1921 году вместе с остатками банды Махно бежала за границу. Проживая в эмиграции, занималась активной антисоветской деятельностью».

Галина Кузьменко: «Я не признаю себя виновной в том, что в эмиграции якобы занималась активной антисоветской деятельностью, так как этого не было».

Все понимали, что вина матери и дочери состоит лишь в том, что они - близкие Махно женщины. Не говоря уж о Елене, даже Галине не имели права предъявить никакого обвинения, потому что она подпадала под амнистию, объявленную советской властью махновцам еще в 1927 году. Но кого это теперь интересовало? Из зала суда Галину повезли на восемь лет в мордовский Дубравлаг, Елену сослали на пять лет в казахский город Джамбул.

«ДЕЛО, ПО КОТОРОМУ ВЫ БЫЛИ РЕПРЕССИРОВАНЫ, ПРЕКРАЩЕНО»

Очевидно, переписка матери и дочери была затруднена. В 1950 году Люси-Елена написала ей, как жила последние два года: работала сначала в привокзальном ресторане, а потом в железнодорожном ОРСе (отделе рабочего снабжения) посудомойкой («Если бы я хотела быть официанткой, я бы не могла из-за одежды». - Е. М.), в колхозе - свинаркой. Потом заболела тифом. Знакомый сапожник носил ей в больницу передачи («А когда я вышла из больницы, узнала, что это все он носил мне за деньги, приобретенные продажей моих вещей». - Е. М.). Она осталась без гроша...

И дальше: «Как я прожила эту зиму с 48-го по 49-й год, раздетая и босая, с переменами каждые три месяца? Это самое жуткое воспоминание моей жизни... Я лазила по паровозам и тендерам, выпрашивала у машинистов уголь. Таскала его гряз­ная, потная. Я с дрожью вспоминаю эту зиму». Каким упреком должны были упасть на материнскую душу слова: «В марте была уволена из-за документов. Если бы не это, то во всех организациях можно быстро продвинуться, посылают на курсы поваров и т. д. В каждой отрасли можно выдвинуться, но не мне с моей фамилией и происхождением».

И все-таки она унаследовала от родителей не только плохую фамилию, но и упорство. Благодаря чему сумела получить инженерный диплом. Со временем вышла замуж за отставного летчика. Когда к ней стали приезжать интересовавшиеся махновским движением люди, они отмечали, что в этом заброшенном Богом месте Елена умудрялась выглядеть элегантно, как парижанка. Это, однако, не отменяло того факта, что жизнь ее оказалась надломленной и, подобно держащейся на последнем волоске веточке, тихо усыхала. Реабилитацией обрадовали Елену, когда ей стукнуло 67.

А вот Галина утратила в лагере весь былой шарм. Куда подевалась ореховоглазая дама в котиковом пальто и светлых ботах, бравая махновка в кавалерийском галифе и высокой каракулевой шапке? Теперь она повязывала на голову простую косынку, все время копалась в огороде и стала по­хо­жа на обыкновенную советскую бабушку.

Галина Кузьменко, Джамбул, 70-е
Пробыв в заключении восемь лет и девять месяцев, подруга грозного батьки была освобождена по амнистии 1954 года, объявленной после смерти Сталина. Остаток жизни провела в городе Джамбуле Казахской ССР, где до выхода на пенсию трудилась на хлопчатобумажном комбинате. А спустя 11 лет после кончины матушки Галины на ее имя прислали уведомление: «Дело, по которому Вы были репрессированы, прекращено, и в настоящее время Вы реабилитированы». Может, она порадовалась то ли на небесах, то ли в каком-то другом определенном ей на том свете месте.

А за два года до ухода из жизни 84-летней Галине Андреевне разрешили, наконец, съездить в Гуляйполе. Боевая подруга батьки Махно произвела на местных жителей неизгладимое впечатление. Кажется, рассказывая о своей неугасимой любви к Нестору, она и сама в это поверила.

78 лет назад на парижском кладбище Пер-Лашез был похоронен украинский лихой атаман, с именем которого связано немало легенд и даже мифов

Жизнь и смерть знаменитого батьки Махно обросли легендами и до сих пор не утратили интереса для политиков, историков и любителей приключений во всем мире. Вошедший в историю как полководец времен Гражданской войны, один из идеологов анархизма и символ народного свободолюбия, Нестор Иванович оказался в списке знаковых фигур ХХ века. В народной же памяти жизнь Махно воплотилась в целый цикл мистических историй, в которых не всегда можно отличить правду от вымысла.

Когда Нестора крестили, на священнике вспыхнула ряса

Интересные воспоминания о роли сверхъестественного в жизни Махно сохранились благодаря интервью, данному в Чимкенте в начале 1960-х годов дочерью Нестора Ивановича корреспонденту газеты «Гудок» (как известно, единственную выжившую на время публикации дочь Нестора Махно звали Елена, автор же называет ее почему-то М. Махно). По ее словам, мистика прочно вошла в жизнь атамана практически с самого его рождения.

«При крещении отца в нашем родовом селе Гуляйполе на священнике вспыхнула ряса, - вспоминала М. Махно. - Горела она огнем бездымным, бледно-розовым, безвредным. Батюшка без промедления предрек: «Сие дитятко, возмужав, по земле огнем пройдет». Так и сталось во всех смыслах. Отец мог по горящим углям босыми ногами ходить, а если хотел кого наказать, наглухо запирал двери, окна и спускал на виновного свору огненных шаров, которые жгли, оставляя кровавые язвы».

По свидетельствам очевидцев крещения Нестора, священник был более резок в своих прогнозах, заявив, что «крестил разбойника, каких свет не видывал».

Современники Махно вспоминали, что батька обладал наводящим ужас взглядом исподлобья, который заставлял дрожать даже ближайших его сподвижников, имевших на совести немало загубленных жизней. Говорили, что атаман мог ввести своих бойцов в состояние эйфории, схожей с сильным алкогольным опьянением, а из пленных вытянуть любую тайну. Его побаивались и самые отпетые головорезы, хотя Махно был низкорослым, далеко не атлетически сложенным, да еще и инвалидом: у него было удалено одно легкое. На память о царских тюрьмах Нестору «достался» неизлечимый туберкулез.

*Махно (в центре) побаивались даже самые отпетые головорезы, хотя батька был низкорослым, щупленьким, да еще и инвалидом

Но несмотря на постоянное пьянство и плохое питание, Махно все же удавалось поддерживать хорошую физическую форму. Иначе он не смог бы так долго вести борьбу против численно превосходящих сил противника. Говорят, раны заживали на нем, как на собаке. Вероятнее всего, Махно обладал уникальными парапсихологическими способностями. Именно этим современники объясняют его умение влиять на людей.

Временами соратники начинали подозревать, что их батька «с нечистью водится»

Не лишенный артистических способностей, Нестор Махно мог искусно менять свой облик. В зависимости от ситуации он перевоплощался то в гетманского жандарма или белогвардейца, то в базарную торговку, то в барыню… Однажды даже побывал в роли невесты на сельской свадьбе. Слухи о подобных «выступлениях» Нестора Ивановича породили мнение, что батька умеет становиться невидимым, быть в нескольких местах одновременно и даже обращаться в волка.

Дочь Махно вспоминала эпизод, когда повстанцы приняли отца за домового: «Намаявшись в походе, вернулись в Гуляйполе, затопили баню, принеся туда икону. Отец крикнул в ярости: «В нечистом месте не вешают образов и в нательном кресте не ходят!» - и сразу лишился чувств. А после этого проспал двое суток. Как проснулся, товарищи за горло взяли: «К погибели нас ведешь, расставаться надобно». Он им в ответ: «Не чудесами вас собрал - правдой крестьянской, с правдой не только уцелеем - победим». Товарищи не унимались: «Ты, Нестор Иванович, с нечистью водишься. Пока спал, в бане да в избе домового видели. И тебя видели, как ты с ним ходил. Отец отшутился: «Самогон для вас крепок оказался». А потом, посуровев, всех в амбар пустой зазвал и показал умения свои, после чего православные убедились: Бог на стороне командира».

«Отец, положив шашку на кусок белого полотна, долго смотрел на нее, пока клинок не разорвало, как бумажный, - рассказывала журналистам дочь Махно. - Затем в пустую бутыль поместил свои серебряные часы. И эта, и другая пустая бутыль были заткнуты пробками, опечатанными свечным воском. На глазах у всех каким-то образом часы переместились из одной закупоренной бутыли в другую, отстав по времени на десять минут. Так же мгновенно он обратил китайскую фарфоровую чашку в малахитовую. Не говорю о серебре - подносы, вилки, ножи, ложки, тарелки Нестор Иванович, не прикасаясь к ним, гнул, плющил, сворачивал в кольца. Ключевая вода в чугунке под взглядом его делалась крутым кипятком. Одеколон из одного надежно закрытого флакона перетекал в другой, пустой, и тот исчезал, чтобы быть найденным в чьем-то кармане. Свой небольшой отряд отец вывел из окружения, настлав наволок на глаза красноармейцев. То же он проделал, переходя границу под пулеметным огнем».

Ну чем не аналогия с легендарными запорожскими казаками-характерниками, которым народная молва приписывала многие похожие умения? Свои необычайные таланты Нестор Махно использовал для сбора информации или спасения своих людей из очередной западни. В том же интервью газете «Гудок» М. Махно рассказывала о таком случае:

«Летом 1920 года красные под селом Броды окружили отряд отца в лесу, полном сушняка, который и запалили, чтобы всех выкурить. Отец же, оставаясь невозмутимым, сказал: «Промыслом Божиим все устраивается на пользу каждого». Отомкнул стальной ящик, который всегда с собой возил, и вытащил оттуда алого цвета дугу от конской упряжи с выбитыми на ней золотом словами: «Родина - это человечество». Зароптали бойцы - мол, вместо того чтобы на волю пробиваться, чудит батька. А отец, оборотившись лицом к горящему лесу, поднял над собой дугу и шагнул в адское пламя, в котором тут же образовался чистый холодный коридор. Все сквозь него невредимыми и прошли. Только мокрым снегом их облепило - в жару-то…». В другой раз, попав в окружение большевиков, неуловимый анархист поднял вверх красное знамя и, громко запев «Интернационал», двинулся прямо на красных. Те, приняв махновцев за своих, подхватили песню. Пока разбирались что к чему, батьки уже и след простыл.

Всего за период с 1918-го по 1921 год Нестору Махно удавалось выводить своих бойцов из окружения более двухсот раз. Уникальный случай в мировой военной истории. И это в условиях тотальной осады. В разные годы действия против «махновских бандформирований» курировали такие боевые командиры, как Фрунзе, Пархоменко, Буденный. Командующий Первой конной армией, кстати, не зря охарактеризовал батьку как «лихого рубаку с дыркой в голове». А чекисты Дзержинского подготовили семь покушений на неугомонного анархиста, однако все они закончились неудачей.

В течение Гражданской войны Махно получил двенадцать ранений

Вот как объясняла дочь способность Нестора Ивановича выходить из самых трудных ситуаций: «У отца был оберег в форме распятия, становившийся черным и липким, как смола, накануне опасности и обретающий первозданный вид, как только принималось правильное решение, позволяющее избежать беды».

Среди махновцев ходили разговоры о неуязвимости их вождя для клинков и пуль. Ведь не зря он никогда в бою не прятался за спинами своих бойцов, атакуя в первых рядах. За годы войны под ним было убито немало лошадей, самого же Махно пули почти никогда не задевали. Существует несколько легенд о причинах такого везения.

Заместитель директора Днепропетровского национального музея имени Дмитрия Яворницкого Валентина Бекетова рассказала «ФАКТАМ» такую историю. В декабре 1919 года махновцы, захватив город Екатеринослав (нынешний Днепропетровск), напали на местный исторический музей, смотрителем которого был известный украинский ученый Дмитрий Яворницкий, всю свою жизнь посвятивший изучению истории украинского казачества. У историка хранилась бутылка водки, найденная им во время раскопок одной из казачьих могил: видимо, запорожцы «дали в дорогу» своему убитому побратиму гостинец - «опохмелиться». За сотни лет водка загустела, как мед. Считалось, что человек, вкусивший ее, обретает защиту от пули и сабли. Услыхав о свойствах этого чудо-напитка, Махно тотчас реквизировал его.

Кроме того, есть легенда, согласно которой Махно имел способность уплотнять свое биополе. Используя это умение, атаман менял траекторию пули, не давая ей достичь цели. Находясь в состоянии предельного эмоционального напряжения, Нестор Иванович подсознательно концентрировался, заставляя свой организм бороться за выживание и создавать перед собой невидимую энергетическую преграду.

И все же известному анархисту не всегда удавалось оставаться невредимым. За годы войны он был ранен 12 раз. Однако Махно умел быстро восстанавливать силы и уже спустя сутки после ранения опять уверенно держаться в седле. А 22 августа 1921 года, в одном из последних его сражений, пуля попала Нестору Ивановичу чуть ниже затылка и вышла из правой щеки. Коммунистическая пресса тут же, уже в пятый раз, поспешила заявить о гибели одиозного командира. Но Фрунзе, не веря такой удаче, распорядился тщательно проверить полученную информацию. И не зря осторожничал - Махно и на сей раз выжил. Правда, после этого батька со сподвижниками пересек советскую границу и укрылся в Румынии, оставив на родине всю свою казну, слухи о судьбе которой до сих пор будоражат умы кладоискателей. Сам же атаман, которого не взяли ни пуля, ни клинок, умер в Париже в 1934 году от туберкулеза в глубокой нищете.

*Будучи во время Гражданской войны раненным 12 раз, Нестор Махно умер не от пуль, а от туберкулеза (на снимке - с дочерью Еленой в Париже, 1928 год)