Говорят, незаменимых людей нет, однако пример академика Андрея Викторовича Гапонова-Грехова опровергает это суждение. Ему принадлежат множество ярких, выдающихся работ, которые и сейчас востребованы и актуальны. Сам Андрей Викторович считает, что нашлись бы другие люди, сумевшие все это сделать. Пусть позже, пусть иным способом. Но вот знаменитый на весь мир нижегородский Институт прикладной физики мог создать только он. Об институте в свои 90 он готов говорить непрерывно. Здесь его всегда ждут, здесь его рабочий кабинет.

Андрей Викторович, ваши родители — выдающиеся ученые-физики, основатели знаменитой нижегородской радиофизической школы.

— О родителях мне рассказывать трудно, потому что я их знаю совсем с другой стороны. Для меня их научная работа долгое время была неизвестна. Помню, из окна нашего дома было видно одно из зданий института, где работала мама, и она время от времени вылезала на крышу и махала мне рукой. Мы жили тогда в Москве.

— Почему вы переехали в Нижний? Не секрет, что для многих такой переезд стал «горьковской ссылкой».

— Мои родители вместе с группой коллег и единомышленников переехали добровольно. Думаю, зачинщиком был будущий академик и мой будущий учитель Александр Александрович Андронов. Это были 1930-е гг. Отец тогда преподавал в университете, мама еще не была известным физиком, она была связана тяжело больным ребенком, которому врачи не давали никаких шансов: у меня в четыре года была скарлатина в септической форме.

Состояние называли безнадежным. Каким-то чудом и заботами мамы я выкарабкался.

— Бывали ли у вас дома разговоры на научные темы?

— Конечно, родители между собой что-то всегда обсуждали, иногда спорили, но чтобы отец или мама что-то мне втолковывали, объясняли, старались увлечь — такого не помню. Родители никогда не пытались ничего из меня делать. Вот вы спрашиваете, как в мою жизнь вошла наука. Не знаю, как и в какой момент это произошло. Вообще у меня ощущение, что она не входила, а была там всегда. Ну а в практическом смысле она входила своими возможными проекциями. Мне все время хотелось чем-то заниматься. Учась в школе, я поступил в кружок во Дворце пионеров, где нас учили пахать землю. Это было очень интересно.

— Знаю, вы успели и трактористом поработать.

— Это было лето 1941 г. Мне исполнилось 15, только началась война… Мне дали сломанный трактор, и когда я на нем поехал, он упал и рассыпался. Я был не виноват, но решили списать на меня. Хозяйка дома, где я жил, разбудила меня рано утром, а я спал на кухне на полу, и говорит: «Уходи быстрее, пока за тобой не пришли». И я рванул огородами. Село было в 40 км от Волги, так я пешком дошел до Волги. Смотрю — пароходов нет, речка пустая, темнеет уже. Ну, я и уснул прямо на берегу, в траве.

Утром просыпаюсь — идет пароход. Когда он причаливал, прошел кормой по пристани, ну я и вскочил на него. Сошел, не доезжая до Нижнего, — зайцем проплыл. Потом поймал проезжавшую мимо машину и поехал домой. Мама в то время работала в Москве, к которой близко подошли немцы. Началась эвакуация разных промышленных и оборонных заводов, люди уезжали семьями, и маме было трудно оттуда выбраться. С большим трудом, на перекладных, она добралась до Нижнего.

— Страшно было? Вообще в жизни вам когда-нибудь было страшно ?

— Не помню такого. Мне неприятно бывало, беспокойно, вот за маму я беспокоился, переживал, но такого, чтобы страшно… Не могу утверждать, но мне кажется, что настоящего страха я не испытывал.

— Во время войны вы учились в школе?

— Учился в школе — это сильно сказано. Я ведь тогда еще работал учеником слесаря на полставки, в моем возрасте на всю ставку не положено было. На школу времени не оставалось совсем, я туда почти не ходил.

— Тем не менее вы сдали все экзамены экстерном, на одни пятерки?

— Было такое.

— А что это за история с институтской задачей по физике, которую вам предложил решить отец?

— Родители, зная, что в школу я почти не ходил, не верили, что я смогу сдать экстернат успешно. Мне это было нужно, чтобы поступить в Политехнический институт. И отец, видимо, для того, чтобы меня проверить, дал мне задачку, с которой путались его студенты. Я решил ее минут за десять. Папа был потрясен. Родители сдались. Настоящая учеба началась, когда я перешел из Политехнического в университет на вновь открывшийся радиофакультет. Вот там было по-настоящему интересно. Лекции нам читали ученые, которые получали конкретные научные результаты, это страшно увлекало. Вы только не пишите, что в Политехе было плохо и скучно, нельзя никого обижать. Это тоже хороший вуз. Но на радиофаке мы просто пропадали — занимались по 12 часов в сутки, и не потому, что трудно или заставляют, — было интересно.

— И тут вы поняли, что хотите заниматься наукой?

— Да ничего я не понял! И никогда я не занимался наукой. Я просто делал то, что мне интересно. А понял я вот что. Очень важно не выучить формулы, не вызубрить материал, а понимать то, что ты делаешь. Не понимаешь — пойми или не делай. Тогда на радиофакультет поступили человек 50, а к концу года остались 17. Всегда есть люди, которые просто учатся, а есть такие, кто старается понять: почему, зачем, откуда? В университете нас учили не просто запоминать, а понимать. И это осталось на всю жизнь.

— Вы помните, как появилась идея создания Института прикладной физики?

— Наверное, все началось с создания нижегородской школы радиофизики, когда сюда переехали родители и мой будущий учитель Александр Александрович Андронов, у которого жена была сестрой выдающегося ученого Михаила Александровича Леонтовича. Вся эта команда пошла преподавать в университет и работать в институте при нем. У них было свое отношение к науке, на основе которого родились научные школы, были созданы новые факультеты и институты. Вот из такого отношения к науке постепенно родилась идея создания нашего института. Это не была только моя идея. Нельзя забывать и обижать никого из тех, кто к этому причастен.

— Андрей Викторович, вы все время боитесь кого-то обидеть. При этом я от многих слышала, что вы человек жесткий, непримиримый и бескомпромиссный, всегда говорите правду и отстаиваете свою точку зрения.

— Наверное, это относится к моим научным взглядам, к моей точке зрения на управление наукой. Наверное, где-то я рубил сплеча, со стороны виднее. Но нельзя, никогда нельзя переходить на личности, оскорблять конкретных людей. Не согласен с чьими-то конкретными взглядами или делами — борись с этими взглядами, отстаивай свои. Воевать с людьми не надо. Надо бороться за научную истину.

— Это трудно?

— Иногда трудно. Порой наталкиваешься на сопротивление.

— Приходилось отступать?

— Трудно отвечать на такие вопросы. Ну что я могу сказать? Нет, я всегда побеждал? Скажу так: были люди, которые относились ко мне недоброжелательно, недолюбливали, но таких, кто относился хорошо, всегда было значительно больше.

— А у вас есть на кого-то обида? Есть ли такие, кому руку не пожмете?

— Обиды сейчас нет ни на кого, а такие, кому руки не протяну, были, конечно. Сейчас уже нет. Наверное, я всех пережил. . .

— Как вы оцениваете деятельность института сейчас? Довольны своим детищем?

— Институт работает, и это хорошо. Для меня это самый главный вопрос, ничего важнее нет. Вы ведь были в нашем институте? Заметили, что его отличает от многих других?

— У вас жизнь кипит, много молодежи.

— Вот! Мы их сами выращиваем. У нас есть свой физматлицей, свой факультет в университете, в народе шутят, что надо открывать физико-математический детский сад. Мы с малолетства учим их общаться между собой, а не только сидеть и решать задачки. Настоящая научная работа должна заключаться не только в обучении знаниям или даже умениям, но прежде всего в организации системы науки. Ведь наука тогда получается эффективной, когда человек не один. Наука — это коллективное занятие. И если нет научного коллектива, ничего не получится. Конечно, человек может и в одиночку достичь выдающихся результатов, но для того чтобы претворить их в жизнь, необходим правильно организованный коллектив единомышленников. У нас в институте это есть. Но этого недостаточно, такое должно быть во всей стране! Это вопрос общего развития науки, где творческое коллективное начало крайне важно.

— А для этого надо поддерживать такие научные коллективы на самом высоком уровне?

— Да! И поддерживать научную жизнь, не забывать об этом, отодвигая на десятый план, принимая решения, которые этому не помогают, а скорее мешают.

— Как вообще вы оцениваете потенциал отечественной науки?

— Я крайне обеспокоен тем, что в общей организации страны нравственные принципы теперь не очень популярны. Они должны быть гораздо более значимыми. Это относится и к науке, и к культуре, и к повседневной жизни в целом.

— Что вы имеете в виду?

— Следование честности. У каждого человека в жизни есть моменты, когда он должен решить, сказать что-то или промолчать. Например, рассказать ли о своих научных результатах. При этом он должен понимать, что, если о них объявит, реакция может быть не обязательно доброжелательная. Его могут не понять, отнестись к его рассуждениям резко отрицательно. Если ты уверен в своей правоте — молчать нельзя. Это, повторюсь, не только к науке относится, но и к жизни тоже.

— Вспомнился Галич: «Вот как просто попасть в палачи: промолчи, промолчи, промолчи!»

— И теперь, когда стали мы первыми,

Нас заела речей маята,

Но под всеми словесными перлами

Проступает пятном немота.

Пусть другие кричат от отчаянья,

От обиды, от боли, от голода!

Мы-то знаем — доходней молчание,

Потому что молчание — золото!

Вот как просто попасть в богачи,

Вот как просто попасть в первачи,

Вот как просто попасть в палачи:

Промолчи, промолчи, промолчи!

Это — одно из любимых. Как и весь Галич.

— Андрей Викторович, вы иногда кажетесь суровым и неприступным человеком, а потом вдруг становитесь добрым и ласковым.

— Думаю, меня этому научило общение с женщинами.

— А еще мне кажется, что вас спасает чувство юмора.

— Нас всех оно спасает. Но очень хочется надеяться, что не только благодаря юмору мы выживем. Я имею в виду прежде всего науку. Иногда кажется, что все безнадежно. Наукой начали командовать люди, не имеющие к ней никакого отношения. Все это прикрыто благими намерениями помощи, облегчения жизни ученым. Но это же ерунда, понимаете? Большое заблуждение, что кто-то будет землю пахать, а ученые этими плодами питаться. Тот, кто землю пашет, будет стараться сам это съесть. Именно так и получилось. Ситуация тревожная, и надо всю эту порочную систему срочно менять. Мне досадно, что сам я уже не волен тут ничего сделать. Раньше я ходил в самые высокие кабинеты, доказывал, убеждал — теперь, увы, не могу.

— Видела в вашем альбоме стихотворение Киплинга «Заповедь». Тоже из любимых?

— Это — самое любимое.

Владей собой среди толпы смятенной,

Тебя клянущей за смятенье всех.

Верь сам в себя наперекор Вселенной

И маловерным отпусти их грех. <. . . >

Наполни смыслом каждое мгновенье,

Часов и дней неуловимый бег —

Тогда весь мир ты примешь как владенье,

Тогда, мой сын, ты будешь Человек!

(р. 7.VI.1926) - советский физик, академик (1968, чл.-кор. 1964). Р. в Москве.

Окончил Горьковский ун-т (1949). В 1952-55 работал в Горьковском политехническом ин-те, с 1955 - зав. отделом, зам. директора Научно-исследовательского радиофизического ин-та, с 1977 - директор Ин-та прикладной физики АН СССР (Горький).

Научные исследования в области электродинамики и электроники СВЧ, электроники больших мощностей, физики плазмы, нелинейной оптики, физики миллиметровых и субмиллиметровых длин волн, теории нелинейных волновых процессов, теории колебаний, аналитической динамики.

Заложил основы общей аналитической теории электрических машин. Сформулировал (1959) идею о возможности возникновения индуцированного излучения в потоке возбужденных неизохронных осцилляторов, на основе которой были разработаны мощные генераторы электромагнитных колебаний миллиметрового и субмиллиметрового диапазонов с использованием открытых резонаторов и специальных криомагнитных систем для создания сильных магнитных полей (гиротропы).

Решил ряд задач, связанных с особенностями взаимодействия релятивистских электронных пучков с электронными волнами, и разработал рекомендации по созданию различных генераторов импульсов мощного когерентного СВЧ излучения.

За теоретическое и экспериментальное исследование индуцированного циклотронного излучения, на основе которого были созданы мазеры на циклотронном резонансе, удостоен в 1967 Государственной премии СССР. Сформулировал предложения по локализации и ускорению плазмы ВЧ полями.

Ввел (совместно с М. А. Миллером) понятие высокочастотного потенциала, что дало возможность составить простые уравнения, описывающие динамику нелинейных электромагнитных явлений в плазме.

Изучает взаимодействие интенсивных электромагнитных волн с плазмой, нагрев плотной плазмы интенсивным излучением, в частности, ее нагрев в "Токамаках" с использованием электронного циклотронного резонанса.

Впервые теоретически (с Г. И. Фрейдманом) и экспериментально (с И. Г. Катаевым) изучил ударные электромагнитные волны, а также некоторые автоколебательные волновые системы.

Лит.: Физика плазмы, 1976, т. 2, вып. 5. Гапонов-Грехов, Андрей Викторович Действительный член РАН (1968), директор Института прикладной физики РАН с 1976 г.; родился 7 июля 1926 г. в Москве; окончил Горьковский государственный университет им. Н. И. Лобачевского по специальности "радиофизика" в 1949 г., аспирантуру этого университета в 1952 г., доктор физико-математических наук, профессор; 1952-1955 - преподаватель, профессор Горьковского политехнического института; 1955-1956 - старший научный сотрудник ГИФТИ; 1956-1976 -гг. - заведующий отделом, заместитель директора Научно-исследовательского радиофизического института; член научного совета Совета безопасности РФ, председатель совета по гидрофизике президиума РАН; председатель Совета по грантам Президента РФ для поддержки молодых российских ученых и ведущих научных школ РФ с 2002 г.; главные направления научной деятельности: физика плазмы, электромагнитных волн, нелинейных колебаний, индуцированного циклотронного излучения; автор более 150 научных работ; дважды лауреат Государственной премии СССР (1967, 1983), лауреат Демидовской премии (1995); Герой Социалистического Труда; женат, имеет дочь; увлечения: лыжи, туризм, оздоровительный бег.

​Говорят, незаменимых людей нет, однако пример академика Андрея Викторовича Гапонова-Грехова опровергает это суждение. Ему принадлежат множество ярких, выдающихся работ, которые и сейчас востребованы и актуальны.

Сам Андрей Викторович считает, что нашлись бы другие люди, сумевшие все это сделать. Пусть позже, пусть иным способом. Но вот знаменитый на весь мир нижегородский Институт прикладной физики мог создать только он. Об институте в свои 90 он готов говорить непрерывно. Здесь его всегда ждут, здесь его рабочий кабинет.

Андрей Викторович, ваши родители - выдающиеся ученые-физики, основатели знаменитой нижегородской радиофизической школы.

О родителях мне рассказывать трудно, потому что я их знаю совсем с другой стороны. Для меня их научная работа долгое время была неизвестна. Помню, из окна нашего дома было видно одно из зданий института, где работала мама, и она время от времени вылезала на крышу и махала мне рукой. Мы жили тогда в Москве.

- Почему вы переехали в Нижний? Не секрет, что для многих такой переезд стал «горьковской ссылкой».

Мои родители вместе с группой коллег и единомышленников переехали добровольно. Думаю, зачинщиком был будущий академик и мой будущий учитель Александр Александрович Андронов. Это были 1930-е гг. Отец тогда преподавал в университете, мама еще не была известным физиком, она была связана тяжело больным ребенком, которому врачи не давали никаких шансов: у меня в четыре года была скарлатина в септической форме.

Состояние называли безнадежным. Каким-то чудом и заботами мамы я выкарабкался.

- Бывали ли у вас дома разговоры на научные темы?

Конечно, родители между собой что-то всегда обсуждали, иногда спорили, но чтобы отец или мама что-то мне втолковывали, объясняли, старались увлечь - такого не помню. Родители никогда не пытались ничего из меня делать. Вот вы спрашиваете, как в мою жизнь вошла наука. Не знаю, как и в какой момент это произошло. Вообще у меня ощущение, что она не входила, а была там всегда. Ну а в практическом смысле она входила своими возможными проекциями. Мне все время хотелось чем-то заниматься. Учась в школе, я поступил в кружок во Дворце пионеров, где нас учили пахать землю. Это было очень интересно.

- Знаю, вы успели и трактористом поработать.

Это было лето 1941 г. Мне исполнилось 15, только началась война… Мне дали сломанный трактор, и когда я на нем поехал, он упал и рассыпался. Я был не виноват, но решили списать на меня. Хозяйка дома, где я жил, разбудила меня рано утром, а я спал на кухне на полу, и говорит: «Уходи быстрее, пока за тобой не пришли». И я рванул огородами. Село было в 40 км от Волги, так я пешком дошел до Волги. Смотрю - пароходов нет, речка пустая, темнеет уже. Ну, я и уснул прямо на берегу, в траве.

Утром просыпаюсь - идет пароход. Когда он причаливал, прошел кормой по пристани, ну я и вскочил на него. Сошел, не доезжая до Нижнего, - зайцем проплыл. Потом поймал проезжавшую мимо машину и поехал домой. Мама в то время работала в Москве, к которой близко подошли немцы. Началась эвакуация разных промышленных и оборонных заводов, люди уезжали семьями, и маме было трудно оттуда выбраться. С большим трудом, на перекладных, она добралась до Нижнего.

- Страшно было? Вообще в жизни вам когда-нибудь было страшно ?

Не помню такого. Мне неприятно бывало, беспокойно, вот за маму я беспокоился, переживал, но такого, чтобы страшно… Не могу утверждать, но мне кажется, что настоящего страха я не испытывал.

- Во время войны вы учились в школе?

Учился в школе - это сильно сказано. Я ведь тогда еще работал учеником слесаря на полставки, в моем возрасте на всю ставку не положено было. На школу времени не оставалось совсем, я туда почти не ходил.

- Тем не менее вы сдали все экзамены экстерном, на одни пятерки?

Было такое.

- А что это за история с институтской задачей по физике, которую вам предложил решить отец?

Родители, зная, что в школу я почти не ходил, не верили, что я смогу сдать экстернат успешно. Мне это было нужно, чтобы поступить в Политехнический институт. И отец, видимо, для того, чтобы меня проверить, дал мне задачку, с которой путались его студенты. Я решил ее минут за десять. Папа был потрясен. Родители сдались. Настоящая учеба началась, когда я перешел из Политехнического в университет на вновь открывшийся радиофакультет. Вот там было по-настоящему интересно. Лекции нам читали ученые, которые получали конкретные научные результаты, это страшно увлекало. Вы только не пишите, что в Политехе было плохо и скучно, нельзя никого обижать. Это тоже хороший вуз. Но на радиофаке мы просто пропадали - занимались по 12 часов в сутки, и не потому, что трудно или заставляют, - было интересно.

- И тут вы поняли, что хотите заниматься наукой?
- Да ничего я не понял! И никогда я не занимался наукой. Я просто делал то, что мне интересно. А понял я вот что. Очень важно не выучить формулы, не вызубрить материал, а понимать то, что ты делаешь. Не понимаешь - пойми или не делай. Тогда на радиофакультет поступили человек 50, а к концу года остались 17. Всегда есть люди, которые просто учатся, а есть такие, кто старается понять: почему, зачем, откуда? В университете нас учили не просто запоминать, а понимать. И это осталось на всю жизнь.

- Вы помните, как появилась идея создания Института прикладной физики?

Наверное, все началось с создания нижегородской школы радиофизики, когда сюда переехали родители и мой будущий учитель Александр Александрович Андронов, у которого жена была сестрой выдающегося ученого Михаила Александровича Леонтовича. Вся эта команда пошла преподавать в университет и работать в институте при нем. У них было свое отношение к науке, на основе которого родились научные школы, были созданы новые факультеты и институты. Вот из такого отношения к науке постепенно родилась идея создания нашего института. Это не была только моя идея. Нельзя забывать и обижать никого из тех, кто к этому причастен.

Андрей Викторович, вы все время боитесь кого-то обидеть. При этом я от многих слышала, что вы человек жесткий, непримиримый и бескомпромиссный, всегда говорите правду и отстаиваете свою точку зрения.

Наверное, это относится к моим научным взглядам, к моей точке зрения на управление наукой. Наверное, где-то я рубил сплеча, со стороны виднее. Но нельзя, никогда нельзя переходить на личности, оскорблять конкретных людей. Не согласен с чьими-то конкретными взглядами или делами - борись с этими взглядами, отстаивай свои. Воевать с людьми не надо. Надо бороться за научную истину.

- Это трудно?

Иногда трудно. Порой наталкиваешься на сопротивление.

- Приходилось отступать?

Трудно отвечать на такие вопросы. Ну что я могу сказать? Нет, я всегда побеждал? Скажу так: были люди, которые относились ко мне недоброжелательно, недолюбливали, но таких, кто относился хорошо, всегда было значительно больше.

- А у вас есть на кого-то обида? Есть ли такие, кому руку не пожмете?

Обиды сейчас нет ни на кого, а такие, кому руки не протяну, были, конечно. Сейчас уже нет. Наверное, я всех пережил. . .

- Как вы оцениваете деятельность института сейчас? Довольны своим детищем?

Институт работает, и это хорошо. Для меня это самый главный вопрос, ничего важнее нет. Вы ведь были в нашем институте? Заметили, что его отличает от многих других?

- У вас жизнь кипит, много молодежи.

Вот! Мы их сами выращиваем. У нас есть свой физматлицей, свой факультет в университете, в народе шутят, что надо открывать физико-математический детский сад. Мы с малолетства учим их общаться между собой, а не только сидеть и решать задачки. Настоящая научная работа должна заключаться не только в обучении знаниям или даже умениям, но прежде всего в организации системы науки. Ведь наука тогда получается эффективной, когда человек не один. Наука - это коллективное занятие. И если нет научного коллектива, ничего не получится. Конечно, человек может и в одиночку достичь выдающихся результатов, но для того чтобы претворить их в жизнь, необходим правильно организованный коллектив единомышленников. У нас в институте это есть. Но этого недостаточно, такое должно быть во всей стране! Это вопрос общего развития науки, где творческое коллективное начало крайне важно.

- А для этого надо поддерживать такие научные коллективы на самом высоком уровне?

Да! И поддерживать научную жизнь, не забывать об этом, отодвигая на десятый план, принимая решения, которые этому не помогают, а скорее мешают.

- Как вообще вы оцениваете потенциал отечественной науки?

Я крайне обеспокоен тем, что в общей организации страны нравственные принципы теперь не очень популярны. Они должны быть гораздо более значимыми. Это относится и к науке, и к культуре, и к повседневной жизни в целом.

- Что вы имеете в виду?

Следование честности. У каждого человека в жизни есть моменты, когда он должен решить, сказать что-то или промолчать. Например, рассказать ли о своих научных результатах. При этом он должен понимать, что, если о них объявит, реакция может быть не обязательно доброжелательная. Его могут не понять, отнестись к его рассуждениям резко отрицательно. Если ты уверен в своей правоте - молчать нельзя. Это, повторюсь, не только к науке относится, но и к жизни тоже.

- Вспомнился Галич: «Вот как просто попасть в палачи: промолчи, промолчи, промолчи!»

- И теперь, когда стали мы первыми,

Нас заела речей маята,

Но под всеми словесными перлами

Проступает пятном немота.

Пусть другие кричат от отчаянья,

От обиды, от боли, от голода!

Мы-то знаем - доходней молчание,

Потому что молчание - золото!

Вот как просто попасть в богачи,

Вот как просто попасть в первачи,

Вот как просто попасть в палачи:

Промолчи, промолчи, промолчи!

Это - одно из любимых. Как и весь Галич.

Андрей Викторович, вы иногда кажетесь суровым и неприступным человеком, а потом вдруг становитесь добрым и ласковым.

Думаю, меня этому научило общение с женщинами.

- А еще мне кажется, что вас спасает чувство юмора.

Нас всех оно спасает. Но очень хочется надеяться, что не только благодаря юмору мы выживем. Я имею в виду прежде всего науку. Иногда кажется, что все безнадежно. Наукой начали командовать люди, не имеющие к ней никакого отношения. Все это прикрыто благими намерениями помощи, облегчения жизни ученым. Но это же ерунда, понимаете? Большое заблуждение, что кто-то будет землю пахать, а ученые этими плодами питаться. Тот, кто землю пашет, будет стараться сам это съесть. Именно так и получилось. Ситуация тревожная, и надо всю эту порочную систему срочно менять. Мне досадно, что сам я уже не волен тут ничего сделать. Раньше я ходил в самые высокие кабинеты, доказывал, убеждал - теперь, увы, не могу.

- Видела в вашем альбоме стихотворение Киплинга «Заповедь». Тоже из любимых?

Это - самое любимое.

Владей собой среди толпы смятенной,

Тебя клянущей за смятенье всех.

Верь сам в себя наперекор Вселенной

И маловерным отпусти их грех. <. . . >

Наполни смыслом каждое мгновенье,

Часов и дней неуловимый бег -

Тогда весь мир ты примешь как владенье,

Тогда, мой сын, ты будешь Человек!

Академика А.В. Гапонова-Грехова характеризует очень высокий научный и моральный уровень. Я убежден, что Андрей Викторович - ученый нобелевского уровня, настолько много он сделал ярких, пионерских выдающихся работ. Недавно я прочитал одну из его ранних работ по электромагнитным ударным волнам и поразился ее красоте, изяществу, элегантности. Она нисколько не устарела. Сейчас мы с сотрудниками из Объединенного института высоких температур РАН пытаемся использовать эти идеи в другой области. Это доказывает, что хорошая, сильная работа не стирается временем. Собственно, все его работы выдающиеся, проходных нет.

Андрей Викторович Гапонов-Грехов безусловно оказал на меня большое влияние - и как человек, и как ученый. Среди замечательных представителей нашей науки он всегда занимал особое положение.

Андрей Викторович родился в интеллигентной семье, которая очень много сделала для развития науки и образования в Нижнем Новгороде. В том, что Нижний Новгород, который всегда считался купеческой столицей России, сегодня стал нашей научной Меккой, - немалая заслуга этого замечательного семейства.

Андрей Викторович обладает очень высокой научной культурой и редкими человеческими качествами. Это человек чести. Он работает во многих научных сферах и везде успешно. Я сталкивался с ним по работе не раз, в частности когда он занимался наукой об океане, гидроакустикой, ответственнейшими вопросами, на которых построена вся система подводного флота. Когда с ним работаешь, остается впечатление огромной глубины, а значит, и умения выделять главное и быстро ориентироваться в новых для него вопросах. Сразу видно, что он знает больше, чем его собеседники.

Кроме того, он не конформист - будет отстаивать свою точку зрения, и ничто не заставит его отступить, потому что за его убеждениями стоят научная добросовестность и честность. Андрей Викторович очень далек от конъюнктуры. Знаю, что у него в жизни случались ситуации, когда было бы рациональнее промолчать, не заметить проблему. Он никогда так не делал. Он не прячется за обстоятельства и всегда идет проблеме навстречу.

Он очень яркий человек. Когда он защищал кандидатскую диссертацию, ученый совет сразу присудил ему докторскую степень, хотя тогда ему не было и 30 лет. В области физматнаук это бывает крайне редко, потому что планка современной физики очень высока. В 38 лет он стал членом корреспондентом, а чуть за 40 - полным академиком. Такой стремительный научный рост имел очень твердую научную основу.

Андрей Викторович - неравнодушный человек. Много времени и энергии он потратил на создание института. Помню, он даже говорил: «Самое мое большое достижение - это институт». Институт действительно получился просто блестящим! Всегда был на переднем крае науки - и когда его главной задачей была гидрофизика, и когда началось изучение нелинейных процессов в электродинамике. Он и сейчас занимает передовые позиции в лазерной физике ультракоротких импульсов. Это поразительно, потому что, казалось бы, далеко от классических теорий колебания, нелинейных процессов, ударных волн. Но его ученики, последователи смогли быстро и квалифицированно переключиться на новое направление - физику высоких плотностей энергии.

В последнее время Андрей Викторович сильно переживает из-за того, что происходит с нашей наукой, критически относится к этому. Но его критика последних событий всегда точна и конструктивна. Переживают многие, но при этом ничего не делают, а он делает очень много. Вот один лишь пример. В начале 1990-х гг., когда финансирование науки было сокращено в 30 раз, он был одним из тех, кто сразу понял, что это дело опасное и трудно поправимое. Б.Н. Ельцин тогда говорил, что ляжет на рельсы, если экономика вскоре (за шесть месяцев) не поднимется. Она и сейчас не достигла доперестроечного уровня. И Андрей Викторович горячо доказывал, что мы обрекаем на гибель Россию, потому что наша страна без науки не может не то чтобы развиваться, но и просто существовать. Это всегда производило на меня очень большое впечатление.

Но еще большее впечатление произвело то, что в эти труднейшие годы он продолжал создавать научные школы, и это позволило науке выжить. Сейчас, спустя 20 лет, к этой идее возвращаются, правда, на другом уровне. Приглашают специалистов из-за границы, хотя у нас есть свои, не менее подготовленные кадры.

Андрей Викторович Гапонов-Грехов - выдающийся ученый и замечательный, редкий по своим душевным качествам человек. Он обладает удивительной притягательной силой. Хочется с ним общаться. К сожалению, это получается не так часто, как хотелось бы. Но я всегда слежу за информацией из Нижнего, спрашиваю у тех, кто туда съездил, как дела у Андрея Викторовича, и радуюсь, что все у него хорошо.

Андрей Викторович Гапонов-Грехов - выдающийся ученый, автор целого ряда блестящих работ, положивших начало многим перспективным научным направлениям, которые и сейчас сохраняют актуальность. Это механика неголономных систем, ударные электромагнитные волны, электронно-циклотронные мазеры и гиротроны, усредненная пондеромоторная сила и ее применение.

Его научная карьера была блестящей. В 29 лет при защите кандидатской диссертации ему сразу присвоили докторскую степень, работа была посвящена механике неголономных систем. Затем - ударные электромагнитные волны, один из первых примеров нелинейных волновых процессов, то, что сейчас стало фундаментальным направлением физики и математической физики. Практически одновременно - идея мазера на циклотронном резонансе. Дело в том, что в начале 1960-х гг. появились первые лазеры, мощные источники излучения существовали и в СВЧ-сантиметровом, и дециметровом диапазоне. А вот в диапазоне миллиметровых волн не было сравнимых источников, в то время как существует множество задач, для решения которых такие источники нужны. Андрей Викторович был одним из трех ученых, предложивших идею мазера, использующего излучение электронов, вращающихся в постоянном магнитном поле. При этом он был единственным, кто понял, насколько это перспективно для освоения миллиметрового диапазона, и с учениками создал прибор, получивший название «гиротрон».

Гиротрон сегодня - это самый мощный источник электромагнитного излучения в миллиметровом диапазоне, и у него много разных приложений. Пожалуй, главное - это управляемый термоядерный синтез: в плазме установки ITER , необходимые для ее удержания токи будут генерироваться именно с помощью излучения гиротронов. Кооперация Института прикладной физики со специально созданным нами научно-производственным предприятием «ГИКОМ» - один из основных поставщиков гиротронов для ITER .

Андрей Викторович всегда был яркой, харизматичной личностью. Производили впечатление широта его научного кругозора, прекрасные аналитические способности, завидная общая культура, умение представить материал научному и вненаучному сообществу. Неудивительно, что его поддержали такие корифеи физики, как Петр Леонидович Капица, Михаил Александрович Леонтович, Анатолий Петрович Александров. При активном содействии президента академии наук А.П. Александрова в 1977 г. был создан и наш институт. Сюда перешел большой коллектив из радиофизического института (НИРФИ), где мы тогда работали.

Я знаю А.В. Гапонова-Грехова еще со студенческой скамьи. Он тесно дружил с моим научным руководителем Михаилом Адольфовичем Миллером. Я приходил к Миллеру и часто видел Андрея Викторовича - они сидели в одном кабинете в НИРФИ лицом друг к другу за большими двухтумбовыми столами, так что Андрей Викторович иногда подключался к нашим обсуждениям. Позднее, когда я защитил кандидатскую диссертацию, возникла проблема: надо было показать в нелинейном эксперименте, что гиротрон - действительно мощный прибор. Для этого мы впервые реализовали самофокусировку пучка электромагнитных волн в плазме. После этого НИРФИ в 1972 г. было поручено участие в крупной работе по оборонной тематике. Руководителем этой работы стал Андрей Викторович, а я был его заместителем. Собственно, эта работа была основанием для создания института. Так что мы работаем вместе почти полвека.

Андрей Викторович - не только ученый, но и государственный человек: как директор крупного института он не только занимался его становлением и развитием, но и выполнял целый ряд функций государственного характера. С самого начала существования института одной из его главных задач было проведение исследований в области гидроакустики. Это задача оборонного характера, связанная с проблемой акустической локации подводных объектов. Андрей Викторович стал заместителем председателя научного совета по гидрофизике при президиуме академии наук, а председателем совета был академик А.П. Александров, позднее передавший председательские полномочия Андрею Викторовичу. Был А.В. Гапонов-Грехов и депутатом Верховного Совета РСФСР - при том что никогда не состоял в КПСС, просто не считал это приемлемым для себя. Были и другие, не менее важные задачи, требующие государственного подхода.

В то же время в нашем институте всегда царила научная демократия, когда каждый волен высказывать свою точку зрения и любой аспирант может поспорить с академиком. Сочетание государственного подхода и умеренного свободомыслия всегда составляло нашу особую атмосферу, которая сохранилась и сейчас.

Мы всегда уделяли огромное значение подготовке кадров. Расскажу такой случай. В свое время мы создали в Горьковском политехе базовую кафедру, которая готовила специалистов только для науки. В середине 1980-х гг. студентов стали призывать в армию. В Горьком сначала отсрочку от призыва давали только студентам политеха, а потом и у них ее отняли. Вышло так, что мы фактически остались без перспективных студентов. Что делать? И Андрей Викторович отправился к начальнику Генштаба генералу С.Ф. Ахромееву. Рассказал ему про задачи, которыми мы занимаемся, объяснил, зачем нам нужны эти молодые люди. И наша базовая кафедра в порядке исключения получила отсрочку. Понимаете, каким надо быть человеком, чтобы суметь убедить и обаять начальника Генштаба? Вот такой он человек, Андрей Викторович Гапонов-Грехов.

Директор Института прикладной физики РАН член-корреспондент РАН А.М. Сергеев:

Мы не случайно разговариваем в этом подземном бункере-лаборатории. Здесь расположен самый мощный лазер в нашей стране, функционирующий в интересах научных исследований. Его мощность около 1 ПВт достигается за счет того, что длительность лазерного импульса очень короткая, около 10 -14 –10 -13 секунды. Это так называемый фемтосекундный диапазон длительности.

Если даже небольшие энергии - скажем, на уровне десятков джоулей (это все равно, что мне, например, немного приподнять стул) - сконцентрировать в очень маленький временной интервал, получится чудовищная мощность. Импульсная мощность лазера, который работает здесь, в 50 раз превышает мощность всех источников электрической энергии, которые сейчас существуют на Земле. Интенсивности излучения здесь таковы, что лазерные поля на много порядков превосходят электрические поля, которые соединяют электроны и ядра в атомах, то есть формируют материю и не позволяют материальным объектам распасться.

Что это значит? Во-первых, если что-то попадает в поле этого излучения, оно мгновенно превращается в плазму и создаются новые неизученные состояния вещества. Во-вторых, наш лазер - прототип еще более мощного субэксаваттного лазера, который мы собираемся строить здесь, в институте. В нем мощность будет еще на два порядка больше. И тогда в фокусе лазерного излучения мы сможем не только разрушать любую материю, но и получать из вакуума вещество и антивещество.

Создание сверхмощных лазерных комплексов нужно для того, чтобы исследовать нелинейные свойства вакуума. Это сверхинтересная научная задача. Попутно возникают множество важных приложений, прежде всего связанных с тем, что мы получаем компактные источники заряженных частиц, ускорители, источники излучения рентгеновского или гамма-диапазона, которые очень востребованны и на практике, и для различных научных исследований.

Если использовать для ускорения частиц такие лазерные поля, то это означает, что можно, например, создать аналог Большого адронного коллайдера, имеющий в окружности не 30 км, а 30 м. Один из наиболее современных и эффективных источников лучевой терапии в онкологии - так называемая протонная терапия, когда для поражения опухоли используются не рентгеновские или гамма-кванты, не электроны, а протоны. Свойства этих частиц таковы, что их энергия может быть очень локализованно выделена в определенных местах внутри биоткани.

Сейчас создают большие протонные ускорители, к которым возят пациентов. Эта ситуация может кардинальным образом измениться, если источник протонов с нужными энергиями станет компактным. Такими приборами можно будет оснастить все онкоцентры и лечить тысячи людей. Все это - лишь небольшая часть проектов нашего института, который существует благодаря Андрею Викторовичу Гапонову-Грехову.

Наталия Лескова

Высокоэнергетический, талантливый, свободный. Весь этот неполный перечень эпитетов можно отнести к одному человеку: основателю одного из лучших в стране институтов - Института прикладной физики РАН - академику Андрею Викторовичу ГАПОНОВУ-ГРЕХОВУ.

Их осталось не так много - ученых, чей расцвет пришелся на середину золотого для отечественной науки XX века, кто был дружен с такими звездами, как академики Анатолий Александров и Петр Капица.

Теперь, в силу своего солидного возраста - Гапонову-Грехову уже 91 год, - они довольно редко выходят в свет, чтобы рассказать, как надо делать науку, как надо управлять наукой, в чем заключается счастье ученого. Но в преддверии выборов президента РАН Андрей Викторович согласился встретиться с корреспондентом «МК», чтобы рассказать, в какой атмосфере полного взаимопонимания с властью творили ученые-шестидесятники, чтобы с высоты своего опыта дать дельный совет нынешним управленцам от науки.

Уже один факт, что этот человек в 60-х создал самый мощный, непревзойденный в этом плане на сегодняшний день источник электромагнитного излучения - гиротрон, который до сих пор закупают у России зарубежные институты, - заслуживает особого внимания. А познакомившись поближе, понимаешь: Гапонов-Грехов - просто уникум из тех, кто не может не творить, не создавать великое даже тогда, когда жизнь подталкивает в совсем другом направлении.

Мы беседуем с академиком на его даче в Нижнем Новгороде.

Андрей Викторович, слышала, что у вас было непростое детство: голод, разруха, война… Расскажите, как все начиналось.

О детстве у меня очень теплые воспоминания, связанные прежде всего с моей мамой - Марией Тихоновной Греховой. Я родился в Москве, мы жили напротив Всесоюзного электротехнического института, где работали мои родители. Периодически я выглядывал в окно, чтобы «поговорить» с мамой. Она вылезала для этого на крышу, где у нее была организована лаборатория, и махала мне с нее руками…

В детстве я переболел, наверное, всеми инфекционными заболеваниями, поскольку рос без прививок (от них у меня возникал анафилактический шок). Когда мне было четыре года, у меня случилась септическая форма скарлатины, началось заражение крови, думали, что придется отнимать ногу… Было решено делать операцию, но мама сказала: «Нет!» Не знаю, где Мария Тихоновна узнала об этом способе лечения, но она взялась «отливать» мою больную ногу горячей водой, почти кипятком. При этом не спала почти месяц, находясь неотлучно возле моей кровати. А когда я выздоровел - слегла сама, ее госпитализировали…

Я и позже болел часто - к примеру, во втором классе учился в году всего один месяц. Это было уже в Горьком.

- Почему переехали?

Мама как один из основателей радиофизики в стране была убеждена, то надо развивать науку не только в Москве, но и на периферии. Уезжала из Москвы целая группа: Мария Тихоновна Грехова, мой отец Виктор Иванович Гапонов, который тогда преподавал в университете, и мой будущий учитель Александр Александрович Андронов. На дворе стоял 30-й год. По приезде со временем они основали первый в стране радиофизический факультет в местном университете; Мария Тихоновна была первым деканом этого факультета, а потом организатором первого радиофизического института - НИРФИ.

- И благодаря таким родителям вы избрали науку своей жизненной целью?

Я не уверен, что это произошло исключительно благодаря родителям. Они ничего специально не делали для того, чтобы я стал ученым (кстати, не очень люблю это слово - лучше называйте меня «научник»). Их сложных разговоров о радиофизике, будучи ребенком, я просто не понимал. Но помнил очень дружескую, приятную атмосферу, когда в доме собирались Габриэль Горелик - автор учебника «Колебания и волны», Александр Андронов - создатель нового направления в теории колебаний и динамике систем (позже он был моим руководителем в аспирантуре)…

- В советские годы все посещали кружки и Дома пионеров. У вас тоже это было?

Я с интересом ходил во Дворец пионеров, мастерил модели самолетов.

- В каком классе вас застала война?

В 1941 году мне было 15 лет. К этому времени в том же Дворце пионеров я, будучи 9-классником, окончил курс тракториста и летом поехал работать в колхоз - отрабатывать выданную мне трудовую карточку. Получить такие карточки тогда стремились многие мои ровесники: время было голодное, хотелось поскорей перестать быть лишним ртом для родителей, помочь им.

- Слышала, что во время той практики с вами произошла какая-то неприятная история…

Не помню, как назывался тот район, где я работал, - кажется, Воротынский. Но там действительно произошла потрясающая история. Я работал на тракторе со сменщиком, жил на квартире. И вот как-то в пять утра будит меня хозяйка и говорит: «Тикать тебе надо - трактор запороли». Как выяснилось позже, сменщик (он был местным парнем) въехал в канаву, трактор рассыпался, а он сказал, что это сделал городской приезжий, то есть я. Так мне пришлось спросонья бежать 50 км к Волге и ловить пароход, идущий в Горький. Пока ждал транспорт, уснул в траве. Проснулся перед самым приходом судна. Хорошо, успел спуститься вниз и на ходу, когда пароход кормой шел прижатым к пристани, запрыгнул в него и бесплатно доехал до города. А история с трактором в итоге так и заглохла.

- Да, нелегкие были времена… Но при этом вы все равно умудрялись хорошо учиться?

В 9-м классе я, следом за своим приятелем, принял решение завершить учебу в школе экстерном, сдав экзамены сразу за два класса, и поступил в Политехнический институт. Но и там помимо учебы мы старались подрабатывать всеми возможными способами. Топили наш институт дровами, и мы периодически отлучались на их разгрузку. Вместо денег приглашали в столовую и говорили: «Ешь сколько хочешь». Я заказал как-то сразу 10 порций супа и буханку хлеба.

- И все-таки физика с математикой перевесили в вас тракториста и грузчика...

Когда я только сообщил родителям, что хочу поступать в Политехнический, папа, который никогда не занимался со мной физикой, решил проверить мои способности, дав задачку, которую не могли решить многие из его студентов. Я решил ее минут за десять, и папа был потрясен. После никто уже не сомневался, на кого мне следует учиться.

С академиком Петром Капицей (слева). Фото: Научная Россия

- Когда же вы «заболели» электромагнитными волнами?

Проучившись полгода в Политехе, я перешел в университет на вновь созданный радиофизический факультет, где моя мама Мария Тихоновна была первым деканом.

У нас были отличные преподаватели, которые приезжали из Москвы: будущий нобелевский лауреат Виталий Гинзбург, будущий академик РАН Евгений Фейнберг, выдающийся физик-теоретик и преподаватель очень высокого класса Михаил Львович Левин. Последний, несмотря на разницу в возрасте, очень скоро стал моим другом на всю жизнь. Он-то и увлек меня своим предметом - электродинамикой. Тогда понимали, что обучение становится эффективным, когда преподаватель, сам являясь ученым, решающим ту или иную проблему, увлекает своим поиском студентов, аспирантов… Сейчас, к сожалению, эта связь академических ученых и вузов в большинстве случаев разорвана.

- Расскажите о ваших взаимоотношениях с академиком Петром Капицей. Вы ведь дружили?

Начиналось с того, что я стал посещать знаменитые семинары Капицы - «капичники», - где доказывал свои научные теории, спорил… Многие поначалу советовали мне этого не делать. «Капица - это же кентавр, - говорили мои знакомые. - Если что-то не понравится в твоей работе, камня на камне не оставит». Но я шел и доказывал. И Петр Леонидович хорошо относился ко мне. Зная мои проблемы со слухом после перенесенной скарлатины, как-то привез мне из-за границы слуховой аппарат-очки. К сожалению, он не сохранился.

- Скажите, каким в те годы было общее отношение к людям науки со стороны руководства?

Судите сами по истории моей защиты. По окончании университета, когда я уже преподавал в родном Политехе, я собрался защищать кандидатскую диссертацию. Защиту назначили в Ленинграде (все-таки в Горьком у меня было много родственников). И после вступительных лекций мне сразу рекомендовали одновременно защищать и докторскую степень. В 38 лет, при поддержке академиков Капицы и Александрова, я стал членом-корреспондентом РАН. А в 42 года мне присвоили уже академическую степень.

- Так было за что: ваши работы говорили сами за себя. Ведь под вас создали целый институт...

Наш Институт прикладной физики РАН был основан в 1977 году. В те времена жизнь у физиков была очень интересной: создали лазеры, получило широкое развитие термоядерное направление, спутники полетели в космос… Нашей группе в НИРФИ правительство поручило тогда важную и секретную работу, связанную с противоракетной обороной, а именно с исследованиями мощного излучения и физикой плазмы. К тому времени нами был разработан источник электромагнитного излучения миллиметрового диапазона - гиротрон, за который я с учениками уже успел получить Госпремию. Встал вопрос о создании новой научной организации, которая работала бы в этом направлении, и академик Александров, который был тогда президентом РАН, взял нас к себе в подчинение. Так возникло постановление правительства о создании ИПФ РАН, в который из НИРФИ перешел весь возглавляемый мной коллектив исследователей. По-моему, институт получился. Даже в самые трудные времена, с другими директорами, моими учениками Александром Литваком и Александром Сергеевым, ему всегда удавалось только наращивать потенциал.

Нынешние школьники живут более благополучно, чем вы, будучи ребенком. Однако наука большинство из них интересует гораздо меньше. Знаю, что при ИПФ РАН создана Физико-математическая школа, которая объединяет талантливых ребят из разных городов. Как вы заражаете современных детей любовью к исследованиям?

Наши преподаватели стараются внушить детям понимание настоящего счастья ученого. Это понимание природы вещей. Не все наши воспитанники становятся знаменитыми физиками, но, пройдя эту школу, они получают способность анализировать. Ведь никакой другой предмет не учит такой системе анализа, как физика. Эта способность впоследствии пригодилась многим экономистам, бизнесменам, политикам… К примеру, наш, нижегородский радиофизический факультет заканчивали в свое время Борис Немцов, глава Росатома Алексей Лихачев; есть радиофизики и среди многих известных банкиров.

Слева направо: Александр Литвак, Андрей Гапонов-Грехов, Сергей Кириенко в ИПФ РАН. 2004 год. Фото: Научная Россия

- Как вы относитесь к тому, что сейчас происходит с Академией наук после ее реформы, начатой в 2013 году?

Я не понимаю, что происходит, несмотря на то, что слежу за ее судьбой. По-моему, имеет место забвение идеи о том, что наука имеет свои цели, правила развития и свою историю. Замечаю, что развитие науки немножко затормозилось.

- За кого будете болеть на предстоящих выборах президента РАН?

Я ознакомился со всеми обнародованными программами кандидатов и поддерживаю директора Института прикладной физики РАН Александра Сергеева. Он наиболее четко излагает пути выхода нашей академии из того трудного положения, в котором она оказалась. Мне близки его предложения к возвращению прежнего правового статуса РАН, которая была наделена большими полномочиями, чем сейчас. Академия, по его мнению, должна снова обрести главную роль в определении наиболее значимых научных исследований, а иначе это будет уже не академия. Мне также важно, что многие предложения его программы основаны на тех ценностях, которые лежат в основе деятельности нашего института. К сожалению, по состоянию здоровья я не смогу приехать на общее собрание и непосредственно отдать свой голос за Сергеева.

- Что вы с высоты своего опыта посоветовали бы нынешним управленцам от науки?

Мне не очень понятно, почему многие богатые сырьевые компании вкладывают деньги в спорт и не вкладывают в науку. Она что, менее престижна, чем спортивные достижения? Если бы они вложили хотя бы половину тех денег - наука взлетела бы у нас на высочайший уровень. Мне кажется, за последние годы у нас в стране несколько деформировалось общее понимание того, что такое наука. Научных организаций становится меньше, на первый план выходит потребность в более ускоренном получении дохода. Может, на какое-то время это полезно. Но отрицать значения фундаментальной науки ни в коем случае нельзя.

СПРАВКА "МК"

Производство гиротронов было налажено в Нижнем Новгороде 25 лет назад. Главное их назначение - нагрев плазмы в установках управляемого термоядерного синтеза. Гиротроны используются почти во всех магнитных термоядерных установках мира. ИПФ РАН совместно со специально созданным предприятием «ГИКОМ» является основным поставщиком гиротронов для проекта ИТЭР (Международный экспериментальный термоядерный реактор), который сооружается во Франции в кооперации с семью странами-участницами, включая Россию. Госпремию за создание гиротрона Андрей Гапонов-Грехов получил дважды - в 1967 и в 1983 годах. На основе этой же работы были созданы и новые гироусилители для радиолокации, которые отличаются лучшим разрешением. Получила работа развитие и в области магнитной томографии, улучшая чувствительность приборов.

Пока верстался номер, стало известно об открытом письме, которое направил Общему собранию РАН академик Гапонов-Грехов. В нем он изложил свою позицию по поводу выборов президента РАН.

Добро пожаловать!

Вы находитесь на главной странице Энциклопедии Нижнего Новгорода - центральном справочном ресурсе региона, выходящем при поддержке общественных организаций Нижнего Новгорода .

В настоящий момент Энциклопедия представляет собой описание региональной жизни и окружающего её внешнего мира с точки зрения самих нижегородцев. Здесь Вы свободно можете публиковать материалы информационного, коммерческого и личного характера, создавать удобные ссылки вида и вносить свое мнение в большинство существующих текстов. Особое внимание редакция Энциклопедии уделяет авторитетным источникам – сообщениям влиятельных, информированных и успешных нижегородских персон .

Приглашаем ввести больше нижегородской информации в Энциклопедию, стать экспертом , и, возможно, одним из администраторов .

Принципы Энциклопедии:

2. В отличии от Википедии, в Нижегородской Энциклопедии может быть информация и статья про любое, даже самое малое нижегородское явление. Кроме того не требуется наукообразность, нейтральность и тому подобное.

3. Простота изложения и естественный человеческий язык – основа нашего стиля и всячески приветствуется, когда помогают донести правду. Статьи энциклопедии призваны быть понятными и приносить практическую пользу.

4. Допускаются разные и взаимоисключающие точки зрения. Про одно и то же явление можно создавать разные статьи. Например – положение дел на бумаге, в реальности, в народном изложении, с точки зрения определенной группы лиц.

5. Аргументированное народное слово имеет всегда приоритет над административно-канцелярским стилем.

Читайте основные положения

Приглашаем вас написать статьи – о нижегородских явлениях в которых вы по вашему мнению разбираетесь.

Статус проекта

Нижегородская энциклопедия является полностью независимым проектом. ЭНН финансируется и поддерживается исключительно частными лицами и развивается активистами, на некоммерческой основе.

Официальные контакты

Некоммерческая Организация «Открытая Нижегородская Энциклопедия » (самопровозглашенная организация)