Случилось богатырю молодому, Добрыне Никитичу, в жаркий день возле Пучай-реки в поле гулять. А неподалеку оттуда на горе Сорочинской жила Змея свирепая, жадная. Ненавидела Змея Добрыню за то, что не раз богатырь ее змеёнышей ядовитых топтал, не раз спасал от плена змеиного людей русских, которых Змея к себе на гору в пещеру утаскивала. Много раз уговаривала Добрыню матушка родимая:

— Берегись, дитятко, Пучай-реки, не купайся в ней. Налетит на тебя Змея, как безоружный с ней справишься?
Помнил Добрыня наказы матушкины. Да очень уж жарко в тот день богатырю в поле было. Сбросил платье, в воду кинулся.
А Змея тут как тут. Поднялась над рекою, вьется над Добрынею, броситься на него готова. Издевается:
— Захочу – Добрыню целиком сожру! Захочу – Добрыню в хоботы возьму! Захочу – Добрыню в плен унесу!

Но не испугался Змеи Добрыня: успел ловко на берег выскочить. Схватил он колпак свой в три пуда весом, да как хватит Змею по голове! Вмиг отшиб у нее хоботы ядовитые. Кинулся к платью своему, выхватил нож булатный. Испугалась, завыла Змея лютая:
— Не бей, не губи меня, Добрынюшка! Не буду больше на Русь летать, людей русских в плен уносить! Помиримся! И ты моих детенышей не трогай впредь.
Поверил ей Добрыня. Согласился. Отпустил Змею на волю. Мигом скрылась, улетела змея лютая. А Добрыня домой пошел.
Приходит домой, а Киев-град печален стоит.
— Что за горе приключилось? – Добрыня спрашивает.
Отвечают ему люди киевские:
— Одна была у князя Владимира племянница любимая, Забава дочь Путятична. Пошла она в зеленом саду прогуляться. Пролетала тут над Киевом Змея проклятая. Подхватила, унесла княжну в свою пещеру змеиную!

Идет Добрыня к Владимиру, а там богатыри сидят в горнице, думу думают: как освободить Забаву Путятичну? Кого послать? Все на Добрыню кивают: он, мол, с таким делом лучше всех справится.

Сел Добрынюшка на своего добра коня. Дала ему мать в руки плёточку шелковую:
— Как приедешь, дитятко, на гору Сорочинскую, покрепче коня хлещи, чтобы крепко топтал он злых змеёнышей.
Помчался Добрыня к пещере змеиной. До пещеры доехал. Начал он тут коня плеткой стегать. Начал конь копытами змеёнышей топтать. А из пещеры навстречу Добрыне вылетает Змея лютая, свирепая.
— Это что же ты, Добрыня, делаешь? А не ты ли обещался не топтать больше моих змеёнышей?
Отвечал ей Добрынюшка:

— А не ты ли обещала людей русских не носить к себе? Зачем похитила Забаву Путятичну? Не спущу тебе этого!
И пошла тут у Добрыни со Змеёй битва жестокая. Трое суток они бились да еще три часа. Не вынесла Змея, сдохла. Прикончил ее Добрынюшка.

Побежал он в пещеру змеиную, стал на свет выводить пленников.

— Выходите, — кричит, — люди русские! Убита Змея Добрынею!

Ищет он Забаву Путятичну среди пленников, отыскать не может. В самой последней пещере запрятанную нашел.
Садился он на своего добра коня, княжну перед собой посадил. И повез ее в Киев к дядюшке, князю Владимиру.

Вышел князь Владимир на высокое крыльцо, встретил Добрыню с поклоном, с великой благодарностью:
Спасибо тебе, Добрынюшка, — один ты из всех богатырей сослужил нам такую службу важную!

И наградил он Добрыню золотой казной, платьем праздничным.

Добрыня Никитич - второй по значению богатырь былин киевского цикла . Он пришел на смену древнему Дунаю, однако он не только богатырь-змееборец, но и богатырь-дипломат. В ряде былин Добрыня выполняет различные дипломатические поручения князя Владимира.

В былине "Добрыня и Змей" он совершает ратный подвиг - одерживает победу над Змеем, который много горя принес на Русскую землю. Сюжет былины вышел из древнейшего сказочного фольклора. Былина начинается рассказом о том, как мать не велит Добрыне ездить на Пучай-реку купаться:

Добрынюшке-то матушка говорила, Да Никитичу-то матушка наказывала: "Ты не езди-ка далече во чисто поле, На ту на гору да Сорочинскую, Не топчи-ка ты младых змеенышей, Ты не выручай-ка полонов да русских, Не куплись, Добрыня, во Пучай-реке - Пучай-река очень свирепая, Середняя-то струйка как огонь сечет". 2

С этого сказочного запрета обычно начинаются сказки. Так же как в сказке, Добрыня не слушается совета матери и далеко заплывает. В этот момент налетает на него Змей:

Ветра нет, да тучу наднесло, Тучи нет, да будто дождь дождит, А дождя-то нет, да только гром гремит, Гром гремит да свищет молния. Как летит Змеище Горынище А тыех двенадцати о хоботах. 3

Битва богатыря со Змеем изображается коротко: ударил Добрыня Змея, отшиб все его "хоботы" и взял с него слово не летать больше на Русь. Вернувшись в Киев, Добрыня узнает, что Змей опять летал через Киев и унес племянницу князя Владимира - Забаву Путятичну.

Добрыня отправляется в дальний путь к пещерам Змея. Но, в отличие от сказочного героя, который борется с чудовищем ради своих личных интересов (освобождение невесты), он представляет нового героя, выступающего за общественные интересы в борьбе за целостность Руси и ее границ. Сказочный мотив борьбы за женщину становится мотивом борьбы за русскую полонянку. В былине Добрыня представляется как освободитель Русской земли. Былина поет славу богатырю, который освободил не только племянницу Владимира, но и множество других пленных, томившихся в подземелье Змея:

Тогда Добрыня во нору пошел, Во те во норы да во глубокие. Там сидит сорок царей, сорок царевичей, Сорок королей да королевичей, А простой-то силы - той и смету нет. Тогда Добрынюшка Никитинич Говорил то он царям да он царевичам И тем королям да королевичам: "Вы идите нынь туда, откель принесены. А ты, молода Забава дочь Путятична, Для тебя я эдак теперь странствовал, Ты поедем-ка ко граду ко Киеву, А ий ко ласковому князю ко Владимиру". 4

Добрыня во всех былинах выражает свои богатырские качества, ревностно оберегает достоинство русского воина, он разумен в речах, сдержан, тактичен, заботливый сын и верный супруг. Во всех былинах раскрываются эти черты его облика.

Читайте также другие статьи по теме "Русский героический эпос. Былины" :

• Былина "Добрыня и Змей"

Страница 1 из 2

Былины о Добрыне Никитиче: Добрыня и Змей

Добрынюшке–то матушка говаривала,
Да и Никитичу–то матушка наказывала:
– Ты не езди–ка далече во чисто поле,
На тую гору да сорочинскую,

Ты не выручай–ка полонов да русскиих,
Не купайся, Добрыня во Пучай–реке,
Та Пучай–река очень свирепая,

А Добрыня своей матушки не слушался.
Как он едет далече во чисто поле,
А на тую на гору сорочинскую,
Потоптал он младыих змеенышей,
А й повыручил он полонов да русскиих.
Богатырско его сердце распотелося,
Распотелось сердце, нажаделося –
Он приправил своего добра коня,
Он добра коня да ко Пучай–реке,
Он слезал, Добрыня, со добра коня,
Да снимал Добрыня платье цветное,
Да забрел за струечку за первую,
Да он забрел за струечку за среднюю
И сам говорил да таковы слова:
– Мне, Добрынюшке матушка говаривала,
Мне, Никитичу, маменька и наказывала:
Что не езди–ка далече во чисто поле,
На тую гору па сорочинскую,
Не топчи–ка младыих змеенышей,
А не выручай полонов да русскиих,
И не купайся, Добрыня, во Пучай–реке,
Но Пучай–река очень свирепая,
А середняя–то струйка как огонь сечет!
А Пучай–река – она кротка–смирна,
Она будто лужа–то дождевая!
Не успел Добрыня словца смолвити –
Ветра нет, да тучу нанесло,
Тучи нет, да будто дождь дождит,
А й дождя–то нет, да только гром гремит,
Гром гремит да свищет молния –
А как летит Змеище Горынище
О тыех двенадцати о хоботах.
А Добрыня той Змеи не приужахнется.
Говорит Змея ему проклятая:
– Ты теперича, Добрыня, во моих руках!
Захочу – тебя, Добрыня, теперь потоплю,
Захочу – тебя, Добрыня, теперь съем–сожру,
Захочу – тебя, Добрыня, в хобота возьму,
В хобота возьму, Добрыня, во нору снесу!
Припадает Змея как ко быстрой реке,
А Добрынюшка–то плавать он горазд ведь был:
Он нырнет на бережок на тамошний,
Он нырнет на бережок на здешниий.
А нет у Добрынюшки добра коня,
Да нет у Добрыни платьев цветныих –
Только–то лежит один пухов колпак,
Да насыпан тот колпак да земли греческой,
По весу тот колпак да в целых три пуда.
Как ухватил он колпак да земли греческой*,
Он шибнет во Змею да во проклятую –
Он отшиб Змеи двенадцать да всех хоботов.
Тут упала–то Змея да во ковыль–траву,
Добрынюшка на ножку он был поверток,
Он скочил на змеиные да груди белые.
На кресте–то у Добрыни был булатный нож –
Он ведь хочет распластать ей груди белые.
А Змея Добрыне ему взмолилася:
– Ах ты, эй, Добрыня сын Никитинич!
Мы положим с тобой заповедь великую:
Тебе не ездити далече во чисто поле,
На тую на гору сорочинскую,
Не топтать больше младыих змеенышей,
А не выручать полонов да русскиих,
Не купаться ти, Добрыне, во Пучай–реке.
И мне не летать да на святую Русь,
Не носить людей мне больше русскиих,
Не копить мне полонов да русскиих.
Он повыпустил Змею как с–под колен своих –
Поднялась Змея да вверх под облако.
Случилось ей лететь да мимо Киев–града.
Увидала она Князеву племянницу,
Молоду Забаву дочь Потятичну,
Идучи по улице по широкоей.
Тут припадает Змея да ко сырой земле,
Захватила она Князеву племянницу,
Унесла в нору да во глубокую.
Тогда солнышко Владимир стольно–киевский
А он по три дня да тут былиц кликал**,
А былиц кликал да славных рыцарей:
– Кто бы мог съездить далече во чисто поле,
На тую на гору сорочинскую,
Сходить в нору да во глубокую,
А достать мою, князеву, племянницу,
Молоду Забаву дочь Потятичну?
Говорил Алешенька Левонтьевич:
– Ах ты, солнышко Владимир стольно–киевский
Ты накинь–ка эту службу да великую
На того Добрыню на Никитича
У него ведь со Змеею заповедь положена,
Что ей не летать да на святую Русь,
А ему не ездить далече во чисто поле,
Не топтать–то младыих змеёнышей
Да не выручать полонов да русскиих.
Так возьмет он Князеву племянницу,
Молоду Забаву дочь Потятичну,
Без бою, без драки–кроволития. –
Тут солнышко Владимир стольно–киевский
Как накинул эту службу да великую
На того Добрыню на Никитича –
Ему съездить далече во чисто поле
И достать ему Князеву племянницу,
Молоду Забаву дочь Потятичну.
Он пошел домой, Добрыня, закручинился,
Закручинился Добрыня, запечалился.
Встречает государыня да родна матушка,
Та честна вдова Офимья Александровна:
– Ты эй, рожено мое дитятко,
Молодой Добрыня сын Никитинец!
Ты что с пиру идешь не весел–де?
Знать, что место было ти не по чину,
Знать, чарой на пиру тебя приобнесли
Аль дурак над тобою насмеялся–де?
Говорил Добрыня сын Никитинец:
– Ты эй, государыня да родна матушка,
Ты честна вдова Офимья Александровна!
Место было мне–ка по чину,
Чарой на пиру меня не обнесли,
Да дурак–то надо мной не насмеялся ведь,
А накинул службу да великую
А то солнышко Владимир стольно–киевский,
Что съездить далече во чисто поле,
На тую гору да на высокую,
Мне сходить в нору да во глубокую,
Мне достать–то Князеву племянницу,
Молоду Забаву дочь Потятичну.
Говорит Добрыне родна матушка,
Честна вдова Офимья Александровна:
– Ложись–ка спать да рано с вечера,
Так утро будет очень мудрое –
Мудренее утро будет оно вечера.
Он вставал по утрушку ранёшенько,
Умывается да он белёшенько,
Снаряжается он хорошохонько.

«Былины о Добрыне Никитиче»

Былины о Добрыне Никитиче

Добрыня и Алёша

Во стольном городе во Киеве,
А у ласкового князя у Владимира,
Заводился у князя почестный пир
А на многи князя, на бояра
И на все поляницы удалые.
Все на пиру напивалися,
Все на пиру наедалися,
Все на пиру да пьяны-веселы.

Говорит Владимир стольно-киевский:
- Ай же вы князи мои, бояра,
Сильные могучие богатыри!
А кого мы пошлем в Золоту Орду
Выправлять-то даней-выходов
А за старые года, за новые -
За двенадцать лет.
А Алешу Поповича нам послать,
Так он, молодец, холост, не женат:
Он с девушками загуляется,
С молодушками он да забалуется.
А пошлемте мы Добрынюшку Никитича:
Он молодец женат, не холост,
Он и съездит нынь в Золоту Орду,
Выправит дани-выходы
Да за двенадцать лет.
Написали Добрыне Никитичу посольный лист.
А приходит Добрынюшка Никитинич к своей матушке,
А к честной вдове Амельфе Тимофеевне,
Просит у ней прощеньица-благословеньица:
- Свет государыня, моя матушка!
Дай ты мне прощение-благословеньице
Ехать-то мне в Золоту Орду,
Выправлять-то дани-выходы за двенадцать лет.

Остается у Добрыни молода жена,
Молода жена, любима семья,
Молода Настасья Микулична.
Поезжат Добрыня, сам наказыват:
- Уж ты ай же моя молода жена,
Молода жена, любима семья,
Жди-тко Добрыню с чиста поля меня три года.
Как не буду я с чиста поля да перво три года,
Ты еще меня жди да и друго три года.
Как не буду я с чиста поля да друго три года,
Да ты еще меня жди да третье три года.
Как не буду я с чиста поля да третье три года,
А там ты хоть вдовой живи, а хоть замуж поди,
Хоть за князя поди, хоть за боярина,
А хоть за сильного поди ты за богатыря.
А только не ходи ты за смелого Алешу Поповича,
Смелый Алеша Попович мне крестовый брат,
А крестовый брат паче родного.

Как видели-то молодца седучнсь,
А не видели удалого поедучись.

Да прошло тому времечка девять лет,
А не видать-то Добрыни из чиста поля.
А как стал-то ходить князь Владимир свататься
Да на молодой Настасье Микуличне
А за смелого Алешу Поповича:
- А ты с-добра не пойдешь, Настасья Микулична,
Так я тебя возьму в портомойницы,
Так я тебя возьму еще в постельницы,
Так я тебя возьму еще в коровницы.
- Ах ты, солнышко Владимир стольно-киевский!
Ты еще прожди-тко три года.
Как не будет Добрыня четверто три года,
Так я пойду за смелого Алешу за Поповича.

Да прошло тому времени двенадцать лет,
Не видать, не видать Добрынюшки с чиста поля.
Ай тут пошла Настасья Микулична
Да за смелого Алешу Поповича.
Да пошли они пировать-столовать к князю Владимиру.

Ажно мало и по мало из чиста поля
Наезжал удалой дородный добрый молодец.
А сам на коне быв ясен сокол,
А конь тот под ним будто лютый зверь.
Приезжает ко двору да ко Добрынину -
Приходит Добрыня Никитич тут
В дом тот Добрыниный.

Да поклон тот ведет по-ученому,
Поклон ведет да сам здравствует:
- Да ты здравствуй, Добрынина матушка!
Я вчера с твоим Добрынюшкой разъехался,


Он велел подать дубинку скоморошьюю,
Да идти мне ко князю Владимиру да на почестен пир.

Говорит тут Добрынина матушка:
- Отойди прочь, детина засельщина,
Ты засельщина детина, деревенщина!
Как ходят старухи кошельницы,
Только носят вести недобрые:
Что лежит убит Добрынюшка в чистом поле,
Головой лежит Добрыня ко Пучай-реке,
Резвыми ножками Добрыня во чисто поле,
Скрозь его скрозь кудри скрозь желтые
Проросла тут трава муравая,
На траве расцвели цветочки лазуревы,
Как его-то теперь молода жена,
Молода жена, любима семья,
Да выходит-то за смелого Алешу за Поповича.
Он ей и говорит-то второй након:
- Да ты здравствуй ли, Добрынина матушка,
Ты честна вдова Амельфа Тимофеевна!
Я вчера с твоим Добрынюшкой разъехался.
Он велел подать гусли скоморошные,
Он велел подать платья скоморошьии,
Он велел подать дубинку скоморошьюю
Да идти мне к князю Владимиру да на почестен пир.

Отойди прочь, детина засельщина!
Кабы было живо мое красное солнышко,
Молодой тот Добрынюшка Никитинич,
Не дошло бы те, невеже, насмехатися,
Уж не стало моего красного солнышка,
Да не что мне делать с платьями скоморошьими,
Да не что мне делать с гуслями скоморошьими,
Да не что мне делать с дубинкой скоморошьею.

Тут-то ходила в погреба глубоки,
Принесла она платья скоморошьии,
Приносила гуселышки яровчаты,
Принесла она дубину скоморошьюю.
Тут накрутился молодой скоморошинко,
Удалый добрый молодец,
Да пошел он к князю Владимиру на почестный пир.

Приходил он во гридню столовую,
Он крест тот кладет по-писаному,
Да поклон ведет по-ученому,
Он кланяется да поклоняется
Да на все на четыре на стороны.
Он кланяется там и здравствует:
- Здравствуй, солнышко Владимир стольно-киевский,
Да со многими с князьями и со боярами,
Да со русскими могучими богатырями,
Да со своей-то с душечкой со княгиней со Апраксией!
Говорит ему князь Владимир стольно-киевский:
- Да ты поди-тко, молода скоморошинка!
А все тыи места у нас нынь заняты,
Да только местечка немножечко
На одной-то печке на муравленой.
Да тут скочил молода скоморошинка
А на тую-ту печку на муравлену.
Заиграл он в гуселушки яровчаты.
Он первую завел от Киева до Еросолима,
Он другу завел от Еросолима да до Царяграда,
А все пошли напевки-то Добрынины.

Ай тут-то князь Владимир распотешился,
Говорит он молодой скоморошинке:
- Подь-тко сюды, молода скоморошинка!
А я тебе дам теперь три места:
А первое-то место подле меня,
А другое место опротив меня,
Третьее противо княгини Настасьи Микуличны.

А тут-то молода скоморошинка
Садился он в скамейку дубовую,
Да противо Настасьи Микуличны.
А тут-то Настасья Микулична
Наливала она чару зелена вина в полтора ведра
Да турий тот рог меду сладкого,
Подносила она Добрынюшке Никитичу.
А й тут-то Добрынюшка Никитинич
Да брал он чару зелена вина в полтора ведра,
А брал он чару единой рукой,
Выпивал он чару на единый дух,
Да й турий рог выпил меду сладкого,
Да спускал он в чару перстень злачёный,
Которым перстнем с ней обручался он.
Да говорит он Настасье Микуличне:
- Ты гляди-тко, Настасья Микулична,
Во чару гляди-тко злаченую.

Как поглядела Настасья Микулична
В тую чару золочёную,
Взяла в руки злачен перстень.
Говорит тут Настасья Микулична:
- Да не тот муж - который подле меня сидит,
А тот мой муж - который противо меня сидит.

А тут-то Добрыня Никитинич,
Да скочил Добрыня на резвы ноги,
Да брал Алешу за желты кудри,
Да он выдергивал из-за стола из-за дубового,
А стал он по гридне потаскивать,
Да стал он Алеше приговаривать:
- Не дивую я разуму женскому,
Да дивую я ти, смелый Алеша Попович ты,
А ты-то, Алешенька, да мне крестовый брат*.
Да еще тебе дивую, старый ты
Князь Владимир стольно-киевский!
А сколько я те делал выслуг-то великиих,
А ты все, Владимир, надо мной надсмехаешься.
Да теперь я выправил из Золотой Орды,
Выправил дани и выходы
За старые годы, за новые.
Везут тебе три телеги ордынские:
Три телеги злата и серебра.

Тут он взял свою молоду жену,
Молоду жену, любиму семью,
Да повел Добрыня к своей матушке.

Да тут ли Алешенька Попович тот,
Да ходит по гридне окоракою**,
А сам ходит приговаривает:
- Да всяк-то на сем свете женится,
Да не всякому женитьба удавается.

А только Алешенька женат бывал.

Добрыня и Змей

Добрынюшке-то матушка говаривала,
Да и Никитичу-то матушка наказывала:
- Ты не езди-ка далече во чисто поле,
На тую гору да сорочинскую,

Ты не выручай-ка полонов да русскиих,
Не купайся, Добрыня во Пучай-реке,
Та Пучай-река очень свирепая,

А Добрыня своей матушки не слушался.
Как он едет далече во чисто поле,
А на тую на гору сорочинскую,
Потоптал он младыих змеенышей,
А й повыручил он полонов да русскиих.
Богатырско его сердце распотелося,
Распотелось сердце, нажаделося -
Он приправил своего добра коня,
Он добра коня да ко Пучай-реке,
Он слезал, Добрыня, со добра коня,
Да снимал Добрыня платье цветное,
Да забрел за струечку за первую,
Да он забрел за струечку за среднюю
И сам говорил да таковы слова:
- Мне, Добрынюшке матушка говаривала,
Мне, Никитичу, маменька и наказывала:
Что не езди-ка далече во чисто поле,
На тую гору па сорочинскую,
Не топчи-ка младыих змеенышей,
А не выручай полонов да русскиих,
И не купайся, Добрыня, во Пучай-реке,
Но Пучай-река очень свирепая,
А середняя-то струйка как огонь сечет!
А Пучай-река - она кротка-смирна,
Она будто лужа-то дождевая!
Не успел Добрыня словца смолвити -
Ветра нет, да тучу нанесло,
Тучи нет, да будто дождь дождит,
А й дождя-то нет, да только гром гремит,
Гром гремит да свищет молния -
А как летит Змеище Горынище
О тыех двенадцати о хоботах.
А Добрыня той Змеи не приужахнется.
Говорит Змея ему проклятая:
- Ты теперича, Добрыня, во моих руках!
Захочу - тебя, Добрыня, теперь потоплю,
Захочу - тебя, Добрыня, теперь съем-сожру,
Захочу - тебя, Добрыня, в хобота возьму,
В хобота возьму, Добрыня, во нору снесу!
Припадает Змея как ко быстрой реке,
А Добрынюшка-то плавать он горазд ведь был:
Он нырнет на бережок на тамошний,
Он нырнет на бережок на здешниий.
А нет у Добрынюшки добра коня,
Да нет у Добрыни платьев цветныих -
Только-то лежит один пухов колпак,
Да насыпан тот колпак да земли греческой,
По весу тот колпак да в целых три пуда.
Как ухватил он колпак да земли греческой*,
Он шибнет во Змею да во проклятую -
Он отшиб Змеи двенадцать да всех хоботов.
Тут упала-то Змея да во ковыль-траву,
Добрынюшка на ножку он был поверток,
Он скочил на змеиные да груди белые.
На кресте-то у Добрыни был булатный нож -
Он ведь хочет распластать ей груди белые.
А Змея Добрыне ему взмолилася:
- Ах ты, эй, Добрыня сын Никитинич!
Мы положим с тобой заповедь великую:
Тебе не ездити далече во чисто поле,
На тую на гору сорочинскую,
Не топтать больше младыих змеенышей,
А не выручать полонов да русскиих,
Не купаться ти, Добрыне, во Пучай-реке.
И мне не летать да на святую Русь,
Не носить людей мне больше русскиих,
Не копить мне полонов да русскиих.
Он повыпустил Змею как с-под колен своих -
Поднялась Змея да вверх под облако.
Случилось ей лететь да мимо Киев-града.
Увидала она Князеву племянницу,
Молоду Забаву дочь Потятичну,
Идучи по улице по широкоей.
Тут припадает Змея да ко сырой земле,
Захватила она Князеву племянницу,
Унесла в нору да во глубокую.
Тогда солнышко Владимир стольно-киевский
А он по три дня да тут былиц кликал**,
А былиц кликал да славных рыцарей:
- Кто бы мог съездить далече во чисто поле,
На тую на гору сорочинскую,
Сходить в нору да во глубокую,
А достать мою, князеву, племянницу,
Молоду Забаву дочь Потятичну?
Говорил Алешенька Левонтьевич:
- Ах ты, солнышко Владимир стольно-киевский
Ты накинь-ка эту службу да великую
На того Добрыню на Никитича
У него ведь со Змеею заповедь положена,
Что ей не летать да на святую Русь,
А ему не ездить далече во чисто поле,
Не топтать-то младыих змеёнышей
Да не выручать полонов да русскиих.
Так возьмет он Князеву племянницу,
Молоду Забаву дочь Потятичну,
Без бою, без драки-кроволития. -
Тут солнышко Владимир стольно-киевский
Как накинул эту службу да великую
На того Добрыню на Никитича -
Ему съездить далече во чисто поле
И достать ему Князеву племянницу,
Молоду Забаву дочь Потятичну.
Он пошел домой, Добрыня, закручинился,
Закручинился Добрыня, запечалился.
Встречает государыня да родна матушка,
Та честна вдова Офимья Александровна:
- Ты эй, рожено мое дитятко,
Молодой Добрыня сын Никитинец!
Ты что с пиру идешь не весел-де?
Знать, что место было ти не по чину,
Знать, чарой на пиру тебя приобнесли
Аль дурак над тобою насмеялся-де?

- Ты эй, государыня да родна матушка,
Ты честна вдова Офимья Александровна!
Место было мне-ка по чину,
Чарой на пиру меня не обнесли,
Да дурак-то надо мной не насмеялся ведь,
А накинул службу да великую
А то солнышко Владимир стольно-киевский,
Что съездить далече во чисто поле,
На тую гору да на высокую,
Мне сходить в нору да во глубокую,
Мне достать-то Князеву племянницу,
Молоду Забаву дочь Потятичну.
Говорит Добрыне родна матушка,
Честна вдова Офимья Александровна:
- Ложись-ка спать да рано с вечера,
Так утро будет очень мудрое -
Мудренее утро будет оно вечера.
Он вставал по утрушку ранёшенько,
Умывается да он белёшенько,
Снаряжается он хорошохонько.
Да йдет на конюшню на стоялую,
А берет в руки узду он да тесьмяную,
А берет он дедушкова да ведь добра коня
Он поил Бурка питьем медвяныим,
Он кормил пшеной да белояровой,
Он седлал Бурка в седелышко черкасское,
Он потнички да клал на спинушку,
Он на потнички да кладет войлочки,
Клал на войлочки черкасское седелышко,
Всех подтягивал двенадцать тугих подпругов,
Он тринадцатый-то клал да ради крепости,
Чтобы добрый конь-то с-под седла не выскочил,
Добра молодца в чистом поле не вырутил.
Подпруги были шелковые,
А шпеньки у подпруг все булатные,
Пряжки у седла да красна золота -
Тот да шелк не рвется, да булат не трется,
Красно золото не ржавеет,
Молодец-то на коне сидит да сам не стареет.
Поезжал Добрыня сын Никитинец,
На прощанье ему матушка да плетку подала,
Сама говорила таковы слова:
- Как будешь далече во чистом поле,
На тыи горы да на высокия,
Потопчешь младыих змеенышей,
Повыручишь полонов да русскиих,
Как тыи-то младые змееныши
Подточат у Бурка как они щеточки,
Что не сможет больше Бурушко поскакивать,

Ты возьми-ка эту плеточку шелковую,
А ты бей Бурка да промежу ноги,
Промежу ноги да промежу уши,
Промежу ноги да межу задние,-
Станет твой Бурушко поскакивать,
А змеенышей от ног да он отряхивать -
Ты притопчешь всех да до единого.
Как будет он далече во чистом поле,
На тыи горы да на высокия,
Потоптал он младыих змеенышей.
Как тыи ли младые змееныши
Подточили у Бурка как они щеточки,
Что не может больше Бурушко поскакивать,
Змеенышей от ног да он отряхивать.
Тут молодой Добрыня сын Никитинец
Берет он плеточку шелковую,
Он бьет Бурка да промежу уши,
Промежу уши да промежу ноги,
Промежу ноги межу задние.
Тут стал его Бурушко поскакивать,
А змеенышей от ног да он отряхивать,
Притоптал он всех да до единого.
Выходила как Змея она проклятая
Из тыи норы да из глубокия,
Сама говорит да таковы слова:
- Ах ты, эй, Добрынюшка Никитинец!
Ты, знать, порушил свою заповедь.
Зачем стоптал младыих змеенышей,
Почто выручал полоны да русские?
Говорил Добрыня сын Никитинец:
- Ах ты, эй, Змея да ты проклятая!
Черт ли тя нес да через Киев-град,
Ты зачем взяла Князеву племянницу,
Молоду Забаву дочь Потятичну?
Ты отдай же мне-ка Князеву племянницу
Без боя, без драки- кроволития.
Тогда Змея она проклятая
Говорила-то Добрыне да Никитичу:
- Не отдам я тебе князевой племянницы
Без боя, без драки-кроволития!
Заводила она бой-драку великую.
Они дрались со Змеею тут трои сутки,
Но не мог Добрыня Змею перебить.
Хочет тут Добрыня от Змеи отстать -
Как с небес Добрыне ему глас гласит:
- Молодой Добрыня сын Никитинец!
Дрался со Змеею ты трои сутки,
Подерись со Змеей еще три часа:
Ты побьешь Змею да ю, проклятую!
Он подрался со Змеею еще три часа,
Он побил Змею да ю, проклятую,-
Та Змея, она кровью пошла.
Стоял у Змеи он тут трои сутки,
А не мог Добрыня крови переждать.
Хотел Добрыня от крови отстать,
Но с небес Добрыне опять глас гласит:
- Ах ты, эй, Добрыня сын Никитинец!
Стоял у крови ты тут трои сутки -
Постой у крови да еще три часа,
Бери свое копье да мурзамецкое
И бей копьем да во сыру землю,
Сам копью да приговаривай:
"Расступись-ка, матушка сыра земля,
На четыре расступись да ты на четверти!
Ты пожри-ка эту кровь да всю змеиную!"
Расступилась тогда матушка сыра земля,
Пожрала она кровь да всю змеиную.
Тогда Добрыня во нору пошел.
Во тыи в норы да во глубокие,
Там сидит сорок царей, сорок царевичей,
Сорок королей да королевичей,
А простой-то силы - той и сметы нет.
Тогда Добрынюшка Никитинец
Говорил-то он царям да он царевичам
И тем королям да королевичам:
- Вы идите нынь туда, откель принесены.
А ты, молода Забава дочь Потятична,-
Для тебя я эдак теперь странствовал -
Ты поедем-ка ко граду ко Киеву
А й ко ласковому князю ко Владимиру.
И повез молоду Забаву дочь Потятичну.

* - Колпак да земли греческой - Головной убор странника по святым местам
превращен в метательное оружие.
** - Былиц кликал - Былица - знахарка гадающая по травам.

Матушка Добрынюшке говаривала,
Матушка Никитичу наказывала:



Не выручай же полону там русского,
Не куплись ка ты во матушке Пучай реки;
Тая река свирипая,
Свирипая река, сердитая:

Из за другой же струйки искра сыплется,
Из за третьей же струйки дым столбом валит,
Дым столбом валит да сам со пламенью».
Молодой Добрыня сын Никитинич
Он не слушал да родители тут матушки,
Честной вдовы Офимьи Александровной,
Ездил он на гору сорочинскую,
Топтал он тут малыих змеенышков,
Выручал тут полону да русского.
Тут купался да Добрыня во Пучай реки,
Сам же тут Добрыня испроговорил:
«Матушка Добрынюшке говаривала,
Родная Никитичу наказывала:
Ты не езди тко на гору сорочинскую,
Не топчи тко там ты малыих змеенышев,
Не куплись, Добрыня, во Пучай реки;
Тая река свирипая,
Свирипая река да е сердитая:
Из за первоя же струйки как огонь сечет,
Из за другоей же струйки искра сыплется,


Эта матушка Пучай река
Как ложинушка дождёвая».
Не поспел тут же Добрыня словца молвити,
— Из за первоя же струйки как огонь сечет,
Из за другою же струйки искра сыплется.
Из за третьеей же струйки дым столбом валит,
Дым столбом валит да сам со пламенью.
Выходит тут змея было проклятая,
О двенадцати змея было о хоботах:

Захочу я нынь — Добрынюшку цело сожру,
Захочу — Добрыню в хобота возьму,
Захочу — Добрынюшку в полон снесу».
Испроговорит Добрыня сын Никитинич:
«Ай же ты, змея было проклятая!
Ты поспела бы Добрынюшку да захватить,
В ты пору Добрынюшкой похвастати,
А нунчу Добрыня не в твоих руках».
Нырнет тут Добрынюшка у бережка,
Вынырнул Добрынюшка на другоем.
Нету у Добрыни коня доброго,
Нету у Добрыни копья вострого,
Нечем тут Добрынюшке поправиться.
Сам же тут Добрыня приужахнется,
Сам Добрыня испроговорит:
«Видно, нонечу Добрынюшке кончинушка!»
Лежит тут колпак да земли греческой,
А весу то колпак буде трех пудов.
Ударил он змею было по хоботам,
Отшиб змеи двенадцать тых же хоботов,
Сбился на змею да он с коленками,
Выхватил ножище да кинжалище,
Хоче он змею было пороспластать.
Змея ему да тут смолилася:
«Ах ты, душенька Добрыня сын Никитинич!
Будь ка ты, Добрынюшка, да больший брат,
Я тебе да сестра меньшая.
Сделам мы же заповедь великую:
Тебе ка ва не ездить нынь на гору сорочинскую,
Не топтать же зде ка маленьких змеенышков,
Не выручать полону да русского;
А я тебе сестра да буду меньшая,
Мне ка не летать да на святую Русь,
А не брать же больше полону да русского,
Не носить же мне народу христианского».
Отслабил он колен да богатырскиих.
Змея была да тут лукавая,
С под колен да тут змея свернулася,
Улетела тут змея да во ковыль траву.
И молодой Добрыня сын Никитинич
Пошел же он ко городу ко Киеву,
Ко ласковому князю ко Владимиру,
К своей тут к родители ко матушке,
К честной вдовы Офимье Александровной.
И сам Добрыня порасхвастался:
«Как нету у Добрыни коня доброго,
Как нету у Добрыни копья вострого,
Не на ком поехать нынь Добрыне во чисто поле».

«Как солнышко у нас идет на вечере,
Почестный пир идет у нас навеселе,
А мне ка ва, Владимиру, не весело:
Одна у мня любимая племянничка
И молода Забава дочь Потятична;
Летела тут змея у нас проклятая,
Летела же змея да через Киев град;
Ходила нунь Забава дочь Потятична
Она с мамками да с няньками
В зеленом саду гулятиться,
Подпадала тут змея было проклятая
Ко той матушке да ко сырой земли,
Ухватила тут Забаву дочь Потятичну,
В зеленом саду да ю гуляючи,
В свои было во хобота змеиные,
Унесла она в пещерушку змеиную».
Сидят же тут два русскиих могучиих богатыря,
Сидит же тут Алешенька Левонтьевич,
Во другиих Добрыня сын Никитинич.
Испроговорит Владимир стольнекиевский:
«Вы русские могучие богатыри,
Ай же ты, Алешенька Левонтьевич!
Мошь ли ты достать у нас Забаву дочь Потятичну
Из той было пещеры из змеиною?»
Испроговорит Алешенька Левонтьевич:
«Ах ты, солнышко Владимир стольнекиевский!
Я слыхал было на сем свети,
Я слыхал же от Добрынюшки Никитича:
Добрынюшка змеи было крестовый брат;
Отдаст же тут змея проклятая Молоду Добрынюшке Никитичу
Без бою, без драки кроволития
Тут же нунь Забаву дочь Потятичну».
Испроговорит Владимир стольнекиевский:
«Ах ты, душенька Добрыня сын Никитинич!
Ты достань ка нунь Забаву дочь Потятичну
Да из той было пещерушки змеиною.
Не достанешь ты Забавы дочь Потятичной,
Прикажу тебе, Добрыня, голову рубить».
Повесил тут Добрыня буйну голову,
Утопил же очи ясные
А во тот ли во кирпичен мост,
Ничего ему Добрыня не ответствует.
Ставает тут Добрыня на резвы ноги,
Отдает ему великое почтение,
Ему нунь за весело пирование.
И пошел же ко родители, ко матушке
И к честной вдовы Офимьи Александровной.
Тут стретает его да родитель матушка,
Сама же тут Добрыне испроговорит:
«Что же ты, рожоное, не весело,
Буйну голову, рожоное, повесило?
Ах ты, молодой Добрыня сын Никитинич!
Али ествы ты были не по уму,
Али питьица ты были не по разуму?
Аль дурак тот над тобою надсмеялся ли,
Али пьяница ли там тебя приобозвал, Али чарою тебя да там приобнесли?»
Говорил же тут Добрыня сын Никитинич,
Говорил же он родители тут матушке,
А честной вдовы Офимьи Александровной:
«А й честна вдова Офимья Александровна!
Ествы ты же были мне ка по уму,
А и питьица ты были мне но разуму,
Чарою меня там не приобнесли,
А дурак тот надо мною не смеялся же,
А и пьяница меня да не приобозвал;
А накинул на нас службу да великую
Солнышко Владимир стольнекиевский,
А достать было Забаву дочь Потятичну
А из той было пещеры из змеиною.
А нунь нету у Добрыни коня доброго,
А нунь нету у Добрыни копья вострого,
Не с чем мне поехати на гору сорочинскую,
К той было змеи нынь ко проклятою».
Говорила тут родитель ему матушка,
А честна вдова Офимья Александровна:
«А рожоное мое ты нынь же дитятко,
Молодой Добрынюшка Никитинич!
Богу ты молись да спать ложись,
Буде утро мудро мудренее буде вечера —
День у нас же буде там прибыточен.
Ты поди ка на конюшню на стоялую,
Ты бери коня с конюшенки стоялыя,
Батюшков же конь стоит да дедушков,
А стоит бурко пятнадцать лет,
По колен в назем же ноги призарощены,
Дверь по поясу в назем зарощена».
Приходит тут Добрыня сын Никитинич
А ко той ли ко конюшенке стоялыя,
Повыдернул же дверь он вон из назму,
Конь же ноги из назму да вон выдергиват.
А берет же тут Добрынюшка Никитинич,
Берет Добрынюшка добра коня
На ту же на узду да на тесмяную,
Выводит из конюшенки стоялыи,
Кормил коня пшеною белояровой,
Поил питьями медвяныма.
Ложился тут Добрыня на велик одёр.
Ставае он по утрушку ранехонько,
Умывается он да и белехонько,
Снаряжается да хорошохонько,
А седлае своего да он добра коня,
Кладывае он же потнички на потнички,
А на потнички он кладе войлочки,
А на войлочки черкальское седелышко,
И садился тут Добрыня на добра коня.
Провожает тут родитель его матушка,
А честна вдова Офимья Александровна,
На поезде ему плеточку нонь подала,
Подала тут плетку шамахинскую,
А семи шелков да было разныих,
А Добрынюшке она было наказыват:
«Ах ты, душенька Добрыня сын Никитинич!
Вот тебе да плетка шамахинская:
Съедешь ты на гору сорочинскую,
Станешь топтать маленьких змеенышев,
Выручать тут полону да русского,
Да не станет твой же бурушко поскакиватъ,
А змеенышев от ног да прочь отряхивать,
Ты хлыщи бурка да нунь промеж уши,
Ты промеж уши хлыщи, да ты промеж ноги,
Ты промеж ноги да промеж заднии,
Сам бурку да приговаривай: «Бурушко ты, конь, поскакивай,

Тут простилася да воротилася.
Видли тут Добрынюшку да сядучи,
А не видли тут удалого поедучи.
Не дорожками поехать, не воротами,
Через ту стену поехал городовую,
Через тую было башню наугольную,
Он на тую гору сорочинскую.
Стал топтать да маленьких змеенышев,
Выручать да полону нонь русского.
Подточили тут змееныши бурку да щеточки,
А не стал же его бурушко поскакивать,
На кони же тут Добрыня приужахнется,
Нунечку Добрынюшке кончинушка!
Спомнил он наказ да было матушкин,
Сунул он же руку во глубок карман,
Выдернул же плетку шамахинскую,
А семи шелков да шамахинскиих,
Стал хлыстать бурка да он промеж уши,
Промеж уши, да он промеж ноги,
А промеж ноги да промеж заднии,
Сам бурку да приговариват:
«Ах ты, бурушко, да нунь поскакивай,
А змеенышев от ног да прочь отряхивай!»
Стал же его бурушко поскакивать,
А змеенышев от ног да прочь отряхивать.
Притоптал же всех он маленьких змеенышков,
Выручал он полону да русского.
И выходит тут змея было проклятое
Да из той было пещеры из змеиною,
И сама же тут Добрыне испроговорит:
«Ах ты, душенька Добрынюшка Никитинич!
Ты порушил свою заповедь великую,
Ты приехал нунь на гору сорочинскую
А топтать же моих маленьких змеенышев».
Говорит же тут Добрынюшка Никитинич:
«Ай же ты, змея проклятая!
Я ли нунь порушил свою заповедь,
Али ты, змея проклятая, порушила?
Ты зачем летела через Киев град,
Унесла у нас Забаву дочь Потятичну?
Ты отдай ка мне Забаву дочь Потятичну
Без бою, без драки кроволития».
Не отдавала она без бою, без драки кроволития,
Заводила она бой драку великую,
Да большое тут с Добрыней кроволитие.
Бился тут Добрыня со змеей трое сутки,
А не може он побить змею проклятую.
Наконец хотел Добрынюшка отъехати,
— Из небес же тут Добрынюшке да глас гласит:
«Ах ты, молодой Добрыня сын Никитинич!
Бился со змеей ты да трое сутки,
А побейся ка с змеей да еще три часу».
Тут побился он, Добрыня, еще три часу,
А побил змею да он проклятую,
Попустила кровь свою змеиную
От востока кровь она да вниз до запада,
А не прижре матушка да тут сыра земля
Этой крови да змеиною.
А стоит же тут Добрыня во крови трое сутки,
На кони сидит Добрыня — приужахнется,
Хочет тут Добрыня прочь отъехати.
С за небесей Добрыне снова глас гласит:
«Ай ты, молодой Добрыня сын Никитинич!
Бей ка ты копьем да бурзамецкиим
Да во ту же матушку сыру землю,
Сам к земли да приговаривай!»
Стал же бить да во сыру землю,
Сам к земли да приговаривать:
«Расступись ка ты же, матушка сыра земля,
На четыре на все стороны,
Ты прижри ка эту кровь да всю змеиную!»
Расступилась было матушка сыра земля
На всех на четыре да на стороны,
Прижрала да кровь в себя змеиную.
Опускается Добрынюшка с добра коня
И пошел же по пещерам по змеиныим,
Из тыи же из пещеры из змеиною
Стал же выводить да полону он русского.
Много вывел он было князей, князевичев,
Много королей да королевичев,
Много он девиц да королевичных,
Много нунь девиц да и князевичных
А из той было пещеры из змеиною,
А не може он найти Забавы дочь Потятичной.
Много он прошел пещер змеиныих,
И заходит он в пещеру во последнюю,
Он нашел же там Забаву дочь Потятичну
В той последнею пещеры во змеиною,
А выводит он Забаву дочь Потятичну
А из той было пещерушки змеиною,
Да выводит он Забавушку на белый свет.
Говорит же королям да королевичам,
Говорит князям да он князевичам,
И девицам королевичным,
И девицам он да нунь князевичным:
«Кто откуль вы да унесены,
Всяк ступайте в свою сторону,
А сбирайтесь вси да по своим местам,
И не троне вас змея боле проклятая.
А убита е змея да та проклятая,
А пропущена да кровь она змеиная,
От востока кровь да вниз до запада,
Не унесет нунь боле полону да русского
И народу христианского,
А убита е змея да у Добрынюшки,
И прикончена да жизнь нунчу змеиная».
А садился тут Добрыня на добра коня,
Брал же он Забаву дочь Потятичну,
А садил же он Забаву на право стегно,
А поехал тут Добрыня по чисту полю.
Испроговорит Забава дочь Потятична:
«За твою было великую за выслугу
Назвала тебя бы нунь батюшком,
И назвать тебя, Добрыня, нунчу не можно!
За твою великую за выслугу
Я бы назвала нунь братцем да родимыим,
А назвать тебя, Добрыня, нунчу не можно!
За твою великую за выслугу
Я бы назвала нынь другом да любимыим,
В нас же вы, Добрынюшка, не влюбитесь!»
Говорит же тут Добрыня сын Никитинич
Молодой Забавы дочь Потятичной:
«Ах ты, молода Забава дочь Потятична!
Вы есть нунчу роду княженецкого,
Я есть роду христианского:
Нас нельзя назвать же другом да любимым».