"Однажды Высоцкий сказал: «Ты знаешь, оказывается, Махно никого не расстреливал, хотя постоянно грозился. Это все вранье, что нам про него рассказывают». «А ты откуда знаешь?! Ты что, интересуешься Махно?» – спросил Давид. Высоцкий сказал, что Валерий ЗОЛОТУХИН будет играть роль Махно в фильме «Салют, Мария!» и ему принесли из спецхрана дневник Галины КУЗЬМЕНКО, вдовы атамана. Позже выяснилось, что дядя Андрея Тарковского, уроженец Екатеринослава, работал секретарем у Махно, и у режиссера сохранились ценные материалы об истории махновщины" (из книги Д.Карапетяна «Владимир Высоцкий. Между словом и славой»)

25 июля 1934 года в парижской больнице для бедных умер человек, имя которого наводило страх на ДЕНИКИНА и ВРАНГЕЛЯ, ЛЕНИНА и ФРУНЗЕ, ПЕТЛЮРУ и гетмана СКОРОПАДСКОГО. Зато украинские крестьяне произносили его имя с надеждой и любовью. Урну с его прахом похоронили на кладбище Пер-Лашез недалеко от Стены коммунаров, расстрелянных после подавления Парижской Коммуны. На мемориальной плите надпись «Нестор МАХНО. 1889-1934».

25 июля 1980 года в московской квартире скончался человек, голос которого знала вся страна. Его похоронили на Ваганьковском кладбище. На постаменте выбито «Владимир ВЫСОЦКИЙ. 1938-1980».

Эти два человека были очень похожи, они оба любили свободу. В 2002 году вышла книга Давида КАРАПЕТЯНА «Владимир Высоцкий. Между словом и славой», в которой есть глава «Гуляйполе. К Махно!» Автор рассказал о неизвестном эпизоде из жизни поэта. Карапетян был переводчиком с итальянского и работал на съемках советско-итальянских фильмов «Красная палатка» и «Ватерлоо». Тогда он и познакомился с Высоцким.

В 1970 году Карапетян решил написать сценарий фильма о Махно. «У меня сложилась своя версия мятежного атамана, - вспоминает он. – Он мог стать генералом и у гетмана, и у Петлюры, и у Деникина с Врангелем. Кавалер ордена Красного Знамени (четвертый!), он мог получить большой чин и у красных. Но «мирному врастанию в социализм» Нестор Махно предпочел борьбу со всеми режимами и голодную независимость в эмиграции. Мне он виделся героем античных трагедий, бросающим вызов Року. Оставалось лишь впрячь этот анархо-идеализм в пулеметную тачанку – эту огненную колесницу Фаэтона, на всем скаку под черным стягом Свободы ворвавшуюся в кровавую сумятицу Гражданской войны, испепелившую в ней и себя, и своего демонического возницу».

Карапетян задумал уговорить ТАРКОВСКОГО снять фильм о махновщине, а на роль главного героя хотел пригласить Высоцкого. «Мне страстно хотелось, - писал он, - чтобы в финальной сцене, после перехода остатков махновской армии через Днестр, Володя спел «Охоту на волков». Какой кадр! Румынская погранзастава, Высоцкий-Махно и – «но остались ни с чем егеря...» Однажды Карапетян сказал Высоцкому, что его «Нинку» можно считать гимном анархическому своеволию, на что тот возразил: «Нет, не «Нинка», а «Охота на волков» – настоящий гимн Анархии».

Дальше началась череда странных совпадений. Однажды Высоцкий пришел к Карапетяну и сказал: «Ты знаешь, оказывается, Махно никого не расстреливал, хотя постоянно грозился. Это все вранье, что нам про него рассказывают». «А ты откуда знаешь?! Ты что, интересуешься Махно?» – спросил Давид. Высоцкий сказал, что Валерий ЗОЛОТУХИН будет играть роль Махно в фильме «Салют, Мария!» и ему принесли из спецхрана дневник Галины КУЗЬМЕНКО, вдовы атамана. Позже выяснилось, что дядя Андрея Тарковского, уроженец Екатеринослава, работал секретарем у Махно, и у режиссера сохранились ценные материалы об истории махновщины.

Карапетян и Высоцкий на «Москвиче» выехали из Москвы 21 августа 1970 года и отправились в Гуляйполе. «Оборачивалась явью моя мальчишеская затея – скрестить в пространстве судьбы двух иноходцев века, Высоцкого и Махно», - пишет Карапетян. Недалеко от Запорожья друзья потерпели аварию - помялся кузов и повредился мотор. К ним подбежали три деревенских парня, настоящие бабелевские персонажи. Один – верзила, вылитый гайдамак, второй с маргинальным черепом наверняка был потомком комбедовца из незаможних селян, третий Карапетян про себя окрестил чоновцем. Уж очень он напоминал бойцов элитных частей Красной Армии, которые орудовали в этих местах в Гражданку. Услышав, что незнакомцы едут в Гуляйполе, «комбедовец» криво усмехнулся: «А-а-а, махновцы!» За три рубля «гайдамак» ударами гигантских ступней выправил кузов, а «комбедовец» украл ключи от машины и был таков. Высоцкий бросился в погоню, а Карапетян сказал ребятам: «Вам знакома фамилия Высоцкий? Это он и есть!» Услышав это, «чоновец» ринулся за своим приятелем, а «гайдамак» спросил: «А че это вы нам сразу не сказали?»

Владимир Высоцкий

Вскоре Высоцкий вернулся вместе с «чоновцем» и пристыженным «незаможником», который вернул ключи. Хлопцы вызвались проводить поэта и его друга и по дороге развлекали их былями и небылицами о легендарном земляке. Самым осведомленным оказался «чоновец». Запомнилась его фраза: «Конечно, останься Махно с красными, быть бы ему маршалом. Но не захотел».

Друзья переночевали в Макеевке, на следующий день приехали в Донецк и спускались в шахту «Бутовская глубокая», и на обратном пути Высоцкий провел концерт для шахтеров, на котором впервые спел «Черное золото». В Гуляйполе они поехали на служебной «Волге», которую им предоставила дирекция шахты.

«Так вот оно, Гуляйполе! Вот откуда вновь разлились воля и казачества на всю Россию! Вот это «волчье логово», ставшее кошмаром для окопавшегося в Кремле ЦК растления Родины и революции! Минуя все шлагбаумы и промачиваясь сквозь карантины, лозунги гуляйпольщины грозно реяли над Кронштадтом и Твридой, Полтавой и Западной Сибирью: «третья революция», «Советы без коммунистов», «самоуправление трудящихся», - пишет Карапетян.

Узнав адрес племянниц Махно, друзья подъехали к их дому. Какая-то баба с возу, увидев их, крикнула: «Ну шо, опять до Махна?!» Их встретила Анастасия Савельевна МИЩЕНКО, дочь старшего брата Нестора Ивановича – Саввы. Савва Махно был участником русско-японской войны, анархистом-коммунистом с 1907 года, в 1918-м командовал отрядом «черной гвардии», воевал против белоказаков и петлюровцев. Прошел путь от рядового бойца до помощника начальника снабжения Революционной Повстанческой армии Украины, пленен и расстрелян красными в феврале 1920 года.

Анастасия и ее сестра, много лет прожившая в Сибири, рассказали гостям все, что помнили о своем дяде. Женщины говорили о начальном периоде деятельности Махно, когда он был избран председателем Гуляйпольского Совета, передал землю крестьянам, черепичную фабрику – рабочему комитету, агитировал за вольные коммуны и сам три дня в неделю работал в одной из них простым пахарем.

Обе племянницы возмущались тем, как показывали их дядю в кино: «Это неправда, он не был таким!» Но когда Высоцкий спросил, как они относятся к деятельности дяди, Анастасия Савельевна сказала: «Отрицательно, потому что из-за него постарадали все мы, его близкие». Вот и борись после этого за народное счастье! Савва Махно был казнен красными, другого брата, Емельяна, расстреляли гетманцы, третий, Григорий, погиб в бою с деникинцами. Тестя Махно, отца Галины Кузьменко, тоже расстреляли красные. Дом батьки сожгли. Сама Галина Кузьменко и дочь Махно Елена, родившаяся в польской тюрьме, после смерти Нестора Ивановича жили в Париже, в 1940 году были вывезены на принудительные работы в Германию,а в 1945-м попали в лапы НКВД.Галина Андреевна провела восемь лет в Казахстане, Елена – пять лет в Коми. Жена и дочь Махно оставшуюся жизнь прожили в Джамбуле.

Высоцкий запомнил слова одной из племянниц: «Церкви он не трогал, но попов мог расстрелять, если те шпионили». Позже он сказал Карапетяну: «Слышал, а церкви-то он не трогал...»

В начале 30-х годов из-за границы Махно прислал племянницам свою фотографию с дочерью Еленой. Карапетян спросил, о чем писал бывший атаман и чем занимался в Париже. «Журналистом был, статьи писал всякие», - ответила Анастасия Савельевна.

Из Гуляйполя друзья поехали в совхоз имени Энгельса и нашли там старика, который воевал у Махно, потом жена поставила ультиматум: или семья, или ратные подвиги. Он пробыл в махновской армии всего несколько месяцев. Дед рассказал о начале борьбы, когда Махно собрал верных соратников, обнажил шашку и призвал их к мщению карателям: «Око за око, зуб за зуб!» Вспоминая батьку и его белого коня, старик прослезился. Для него батька был сказочным витязем, бесстрашным народным заступником. За «грехи юности» старик поплатился длинным сроком лагерей, хотя никакого участия в борьбе против красных не принимал. Его единственным преступлением было то, что он сражался против немцев, гетманцев и Пелюры под командованием Махно.

Во время поездки по махновским местам друзья узнали о сражении под Уманью, где погиб один из братьев Махно - Григорий. Тогда анархическая республика на колесах разбила отборные войска Деникина и сорвала их победный марш на Москву. Благодарность комиссаров не заставила себя ждать. Вскоре славный ловчий Феликс ДЗЕРЖИНСКИЙ призвал «истреблять махновцев, как бешеных зверей». То же самое произошло после разгрома ВРАНГЕЛЯ. Использовав в крымской операции лучшие махновские части, первыми форсировавшие Сиваш, ФРУНЗЕ предательски повернул оружие против вчерашних союзников. Вина махновцев заключалась не только в их стремлении к свободе, но и в отказе участвовать в бойне, которую устроили красные после взятия Крыма. За две недели большевики уничтожили больше ста тысяч сдавшихся врангелевцев и мирных жителей из числа интеллигенции. Двадцать лет спустя в Бабьем Яру погибло столько же, но от рук немцев и за два года.

Началась охота на Махно – 150 тысяч красных егерей против 3 тысяч матерых волков и волчат. «Не на равных играют с волками егеря, но не дрогнет рука. Оградив нам свободу флажками, бьют уверенно, наверняка». Махно дал прощальный бой комиссарам, и неравный поединок с псами и псарями растянулся на девять месяцев. Ленин в апреле 1921 года признал: «Наше военное командование позорно провалилось, выпустив Махно, и теперь еще более позорно проваливается, не умея раздавить горстки бандитов». Мятежный атаман ушел в Румынию только в августе 1921 года. Он. кстати, не скрывал своего восхищения храбростью белогвардейцев и невысоко ценил боевые качества красных. Они побеждали не умением, а числом.

Обо всем этом Высоцкий и Карапетян слышали от жителей Макеевки, Донецка, Гуляйполя. Сценарий фильма так и не был написан, и поэт не сыграл роль батьки. Время для такого фильма еще не пришло. Через пару лет Карапетян получил из Франции письмо, в котором его знакомая сообщила, что нашла старушку, хранящую старый рисунок. «Автора рисунка старушка видела всего один раз. Его привел на вечеринку один ее знакомый. Это был довольно плохо одетый и ничем не примечательный мужчина маленького роста. Но он привлек всеобщее внимание, когда забился в конвульсиях. Вызвали врача. Тот посоветовал оставить его ночевать. Наутро он был уже здоров и выразил желание как-то отблагодарить хозяйку. В знак признательности он и оставил ей на память этот рисунок. А имя этого человека было Нестор Махно».

В списке первых награжденных орденом Красного Знамени четвертая строка густо замазана черной краской. Под ней прячется неожиданная, «непривычная» для советского человека, фамилия - Махно.

Революционер-анархист, народный герой, и предводитель крестьянской войны, которого до недавних пор считали обыкновенным бандитом.

Но так ли это? История до сих не рассудила… Попробуем разобраться.

Согласно теории анархизма П.А. Кропоткина, обеспечение свободы личности - это объединение в коллективы не только по профессиональным навыкам, но и по симпатиям, а экономической единицей анархического общества является профессионально-производственный коллектив работников одного ремесла, которому и передаются все орудия и средства производства.

Именно идеи П.А Кропоткина пытался проводить в жизнь на практике Нестор Иванович Махно - село Гуляй-Поле стало полигоном развития и апробации эколого-анархической теории: отсутствие государства, управления и крупного производства. Каждая коммуна состояла из дюжины крестьянских хозяйств (по 100-300 человек), руководство коммунами осуществлялось на основе всеобщего полного равенства и принципов взаимопомощи. Был выделен инвентарь, скот и прочее (естественно, конфискованные в помещичьих усадьбах), а также земля (но только столько, сколько можно обработать без привлечения наемного труда).

Нестор Иванович Махно (Михновский) родился в 1888 году в селе Гуляй-Поле Екатеринославской губернии. Он был пятым ребенком в бедной крестьянской семье и с раннего детства узнал, как достается кусок хлеба.

С 7 лет работал подпаском, а после окончания 4 классов приходской школы был отдан в ученики к столяру. В 16 лет начал по вечерам заниматься в местном драматическом коллективе, который на самом деле был лишь ширмой для организации революционеров-анархистов «Союз бедных хлеборобов».

В 1905-1906 годах члены «Союза» совершили несколько удачных налетов на местных богачей, а «экспроприированное» добро раздали бедным. На след группы вышел полицейский пристав Караченцев, убитый в перестрелке. Все члены группы были арестованы, но Нестор Махно взял всю вину на себя.

«Экспроприатор», «грабитель», «убийца»… Так называли и до сих пор называют Нестора Махно…

Но также поступали и эсеры, и большевики - тот же Иосиф Сталин и Камо… С этого начинал и «красный командир» Григорий Котовский…

Смертная казнь, ему, как несовершеннолетнему, была заменена 20 годами каторги. Почти 10 лет провел Нестор Махно сначала на Акатуе, а затем, после попытки побега, в Бутырской тюрьме, где и познакомился со многими крупными анархистами - П. Аршиновым, В. Волиным и другими (позже они все займут «ключевые посты» в его армии).

В 1917 году по амнистии Временного правительства Махно был освобожден и сразу поехал домой, в Гуляй-Поле. Там его помнили как человека, «имеющего опыт революционной борьбы» и почти сразу избрали председателем местного крестьянского союза, а затем он стал и первым председателем Гуляйпольского Совета рабочих и крестьянских депутатов.

25 сентября 1917 года Н. Махно подписал «Декрет Совета о национализации всей земля в уезде и разделе ее между крестьянами». Однако, когда после позорного Брестского мира Украина отошла к Германии, Нестор Махно пробрался в Москву, где (если верить его воспоминаниям), встречался с Лениным и Дзержинским, получив от них «рекомендации начинать на оккупированной территории гражданскую войну».

Под видом сельского учителя Нестор Иванович вернулся домой, быстро собрал отряд из 40 человек и совершил ряд дерзких нападений на немецкие посты (только за апрель-июнь 1918 года их было более 100).

Отряд Махно стал увеличиваться - под его черное знамя «Смерть или неограниченная свобода!» охотно собирались и местные крестьяне, и матросы Черноморского флота, немало было и бывших офицеров, хватало и уголовников - «публика» в отряде Махно была самая разношерстная.

Армия Нестор Махно была и многонациональная - украинцы, русские, поляки, украинские немцы-колонисты, евреи, был даже эстонский оркестр! Как «истинный анархист», «воспитанный» на идеях Бакунина и Кропоткина, Махно никогда не был националистом! Никаких еврейских и иных погромов он не устраивал… Они могли быть только «инициированы» отдельными отрядами или «бойцами», в первую очередь, уголовниками из его армии…

Н.И. Махно был человеком импульса и страстей, которые бешено кипели в нём, он лично участвовал почти во всех боях, несколько раз был ранен, а дисциплину правил «железной рукой», лично расстреливая мародеров. Нестор Иванович жестко и жестоко пресекал любые грабежи и погромы! Разговор у него был короткий - расстрел!

Да и какие еврейские погромы он мог «устраивать», так как «начальником контрразведки» его «армии» был знаменитый Лёва Задов (Лев Николаевич Зодов или Зиньковский), одесский еврей, а «идейными вдохновителями» и пропагандистами, в том числе и евреи Всеволод Волин (Всеволод Михайлович Эйхенбаум) и Аарон Барон (Канторович Арон Давидович ), анархисты группы «Набат», которые в июне 1918 года из Киева пробрались к Махно, чтобы «подвести под движение идейную базу».

Вот так и началась «крестьянская война» под предводительством Нестора Махно.

Но сражаясь с немцами и петлюровцами, он, тем не менее, не пускал на освобожденную им территорию, ни красных, ни «продотряды».

В декабре 1918 года армия Махно захватила Екатеринослав, и с этого момента имя «батьки Махно» приобретает всероссийскую известность

Командованию Красной Армии пока приходилось жить в дружбе с Нестором Махно, он стал даже командиром 3-й бригады Заднепровской дивизии, хотя жесткой центральной власти «военного коммунизма» своеволие известнейшего анархиста, естественно, не нравилось.

В конце 1919 года сгруппировалось «Армия имени батьки Махно», состоявшая из двух частей - основного ядра, около 5000 человек (кавалерия, артиллерия и тачанки), и временных, в основном пехотных частей, собираемых по мобилизации из крестьян. В зависимости от района, мобилизация давала в одну ночь 10-15 и более тысяч бойцов. У каждого селянина в скирде сена были спрятана винтовка, а то и пулемет, а обычная бричка за несколько минут превращалась в легендарную тачанку… Кстати, есть мнение, что тачанку изобрели именно в «Армии Нестора Махно», и в его «Анархической армии» их было 800!

Отношения с Советской властью стали резко ухудшаться, когда 1920 году Махно не допустил сбора продналога на Украине.

Лев Троцкий прямо заявил: «С анархо-кулацким развратом пора кончать». И при взятии Перекопа войска Махно были брошены на самый тяжелый участок (они брали «в лоб» Турецкий вал), почти полностью выбиты, а оставшиеся в живых около 5 тысяч бойцов, по личному приказу Льва Троцкого были тут же расстреляны.

Уйти удалось немногим, а сам «батько», тяжело раненный, лежал в Старобельске (всего за 4 года войны он был ранен 12 раз!).

Узнав о такой «благодарности» за его службу у «красных», Махно собрал остаток Армии и начал мстить, жестоко и беспощадно, убивая комиссаров, коммунистов, продотрядчиков, чекистов и других советских работников, не щадя никого.

И именно образ только такого Махно, непримиримого врага Советской власти, «бандита и грабителя» и сохранила для нас официальная история. Почти вся освободившаяся после захвата Крыма Красная Армия была брошена на поимку Махно, а руководил операцией лично Михаил Фрунзе, его «старый боевой товарищ» по гражданской войне.

В 1921 году остатки отрядов Махно были прижаты к румынской границе, и 28 августа Махно с отрядом всего в 78 человек перешёл границу и до начала апреля 1922 года с женой Галиной и несколькими единомышленниками проживал в районе Бухареста под надзором полиции.

Но затем румынское правительство передало Нестора Махно и его жену Галину Польше, где они был помещёны в лагерь для интернированных.

25 сентября 1923 года Махно был арестован и помещён в Варшавскую цитадель, а 27 ноября 1923 года предстал перед судом по абсурдному обвинению в подготовке восстания в Восточной Галиции для присоединения её к Советской Украине.

Однако суд оправдал Н.И. Махно, и его вместе с Галиной и годовалой дочкой Еленой отправили на поселение в город Торунь.

В 1924 году с помощью российских анархистов-эмигрантов он добился разрешения на выезд в Германию, а в апреле 1925 года переехал во Францию, где и жил в пригороде Париже, Венсенне до своей смерти 6 июля 1934 года.

В последние годы жизни Нестор Махно бедствовал, подрабатывал столяром, плотником, даже занимался плетением домашних тапочек.

Помощь Н.И. Махно оказывали местные организации анархистов, но связей с Россией у него почти не было.

В последние годы жизни Н.И.Махно активно участвовал и в жизни европейских анархических объединений, публиковал отдельные очерки в анархическом журнале «Дело труда» (Париж), готовил мемуары, и вел упорную борьбу против клеветы в сторону махновщины и самой его личности.

В то время звучали обвинения Махно и его армии в еврейских погромах во время боевых действий. В результате бурных разбирательств, с привлечением независимых свидетелей и объективных фактов, Махно и его соратники были полностью оправданы в этом вопросе.

Также были опровергнуты и домыслы, основанные на «рассказах» одного из белых офицеров, по поводу якобы его «многоженства», а также разгулов и резни, якобы устраиваемых махновцами повсеместно во время гражданской войны.

Нет, его жизнь за границей не была бессмысленной, как у многих эмигрантов. Испанцы-анархисты даже призывали возглавить их революцию!

Но здоровье Нестора Махно было сильно подорвано множеством ранений, в том числе тяжёлых, полученных в боях, и лично участвовать в боевых действиях он уже не мог. Но, больной туберкулёзом, мучимый старыми ранами, Махно помогал чем мог, и давал советы восставшим «пролетариям Испании».

6 июля 1934 года в возрасте 45 лет он умер в парижской больнице от костного туберкулёза, а 28 июля урна с прахом Нестора Махно была замурована в стене колумбария кладбища Пер-Лашез, в ячейке под номером 6685.

Его жена Галина (Агафья) Андреевна Кузьменко, надолго пережила мужа - она умерла в 1978 году в возрасте 86 лет, а дочь Елена, родившаяся в 1923 году, скончалась в 1993 году.

Галина работала прачкой в одном из пансионов для девочек русских эмигрантов в парижском предместье.

А теперь - о судьбе его дочери Елены. Она родилась в 1923 году в польской тюрьме.

Дочь Елена, которую Махно очень любил и баловал, живя в Париже, воспитывалась в семьях знакомых анархистов, училась во французской школе, украинского языка не знала вовсе, да и русский быстро забывался.

Елене было 11 лет, когда умер её отец, Нестор Махно. До лета 1940 она жила с матерью в Париже, но во время немецкой оккупации Франции дочь Елена выехала в Германию, где работала в фирме «Siemens».

Уехала и Галина Кузьменко, она попыталась устроиться на нескольких разных фабриках, но условия труда были для нее слишком тяжелыми.

А причина отъезда в Германию проста - в Париже работы не было, был голод, и многие французы уезжали работать в Германию.

В 1943-м Елену отправили на работу в Берлин, а Галина поехала вслед за дочерью.

В 1945-м году они оказались в зоне английской оккупации, но «советские органы» установили их личности, и англичане просто выдали их НКВД, как выдавали бывших граждан СССР, попавших в плен, «отправленных на работы в рейх», с оккупированной немцами территории СССР - русских, украинцев, белорусов, или бежавших после революции в Европу и живших в Германии.

Жену и дочь Нестора Махно интернировали, и «вместе» с генералом Красновым, атаманом Шкуро и другими «врагами советской власти» (ещё со времен гражданской войны!) привезли в Москву.

В 1945-м году в их этапом отправили в Киев, для суда, и поместили в одну камеру с уголовницами, которые «зарились на наши заграничные тряпки, в особенности белье», как вспоминала Г.А. Кузьменко.

В середине декабре им зачитали приговор… Жена Н.И. Махно, Галина Кузьменко, была приговорена к восьми годам лишения свободы. Она отбывала наказание в лагерях Средней Азии и казахстанском городе Джамбуле. Хотя есть данные, что часть срока она отбывала в Дубровлаге, в Мордовии

Дочь Н.И. Махно, Елену Нестеровну, приговорили к пяти годам ссылки.

После смерти Сталина, Галина Кузьменко была освобождена по амнистии в 1954 г., она жила с дочерью в Джамбуле, на окраине, в крохотной мазанке, в дыму и копоти заводов по переработке фосфорита, а не, как утверждают некоторые авторы, в «квартире», которую им якобы «выбил» Клим Ворошилов (http://evreimir.com/16416/).

Там, на окраине Джамбула, и закончилась история жены и боевой подруги Нестора Махно «матушки» Галины…

А вот как существовали долгие годы Галина Андреевна и Елена в Джамбуле, именно существовали и выживали, сказать очень сложно… Да и мало что об этом известно…

Они снимали «углы», кое-что и кое-как подрабатывали, а через несколько лет Галина Андреевна даже получила крошечную пенсию по старости - за пятнадцать лет «пребывания» в Советском Союзе это был ее первый «твердый заработок».

Ещё во время пребывания Галины в лагере Елена писала ей письма. Она не очень хорошо знала русский язык, писала по-русски с ошибками, и до конца жизни сохранила «парижский акцент».

Приведу отрывок из письма Елены к матери, написанного уже после казахстанской ссылки (http://bookz.ru/authors/sergei-semanov/pod-4ern_452/page-11-pod-4ern_452.html).

Письмо датировано 25-м апреля 1950 года… Орфография сохранена… «… «Дорогая мамочка. Письмо от 7 февраля получила. Пиши теперь на следующий адрес Каз. ССР - Джамбульск… об. - ст. Луговая (Село Луговое) Октябрьская ул. № 17 Швейный цех. Е. Н. Михненко. На Розу Котлер не пиши, она уехала, только указывай мою фамилию и все. Вот кратко как я жила с мая м-ц 1948 г. я поступила через один м-ц в райпотреб-союз, буфетчицей. Работала один месяц и закрыли столовую, и через месяц была снова без работы, тут меня поддержал сапожник, я в скоре заболел а тифом и лежала два м-ца в больнице (август-сентябрь 48 г.). Пока я лежала в больнице мне этот сапожник носил кушать, а когда я вышла из больницы я узнала что это все он носил мне за деньги приобретены продажей моих вещей, я осталась без ничего и он скоро уехал оправдываясь тем что у него денег не было а видал что мне глодно, иму было жалко меня и он решил распорядится и мне сказать правду только когда я выздоровлю. Он рассуждал так: лиж бе здоровье, а остальное все будет, и по неволе мне пришлось мериться незная до сех пор сердиться или нет.

Когда я вышла из больницы, у меня было осложнение на печень и на уши. Сейчас печень нормально, а слух средний. В октябре 1948 года я поступила на железнодорожный вокзал посудомойкой (если бы я хотела быть официанткой, я бы не могла из-за одежды). Работала сутками и двое отдыхала. Жила в чеченской семье. В декабре я была уволена по сокращению штата, в январе я поступила судомойкой в ОРС железнодорожной организации, работала в паровозном депо. В марте была уволена из-за документов. Если бы не это, то во всех организациях можно быстро продвинуться, посылают на курсы поваров и т.д. В каждой отрасли можно продвинуться, но не с моей фамилией и происхождением…

…И вот как я прожила эту зиму с 48 по 49 гг., раздетая и босая, с переменами каждые три месяца. Это самое жуткое воспоминание моей жизни… Я лазила по паровозам и тендерам, выпрашивала у машинистов уголь. Таскала его, грязная, потная… Я с дрожью вспоминаю эту зиму.

… Я предупредила своего майора на отметке, что осенью останусь без работы, потому что сезон молока кончается и всех увольняют. Майор обещал меня устроить. Работа была тяжелая на заводе, к осени я уволилась, потому что работа зимняя мне не по силам, хотя меня оставляли, но надо было перейти на хозяйственные работы, как копать, мазать, белить, лед заготавливать, ледник копать, это не в моих силах, и так лето еле выдержала, а в холод раздетой никак невозможно. Вот так и жила до октября 1949 г. В следующем письме дальше напишу. Пока крепко-прекрепко целую. Лена».

От них «шарахались», когда узнавали кто они - жена и дочь «самого» Нестора Махно, их боялись, не брали на работу, им было трудно снять жильё… Потом проживали по адресу: г. Джамбул, 5-й микрорайон, д. 8, кв. 31.

Шли годы… Елена Нестеровна сменила свою «неудобную» фамилию Махно на Михненко, окончила Ташкентский строительный техникум, а затем Джамбульский гидромелиоративно-строительный институт. Работала прорабом…

В конце 1989 года Елена Несторовна Махно-Михненко получила «очень важный документ»:

«Прокуратура СССР. Прокуратура УССР. Михненко Елене Нестеровне.

Сообщаем, что на основании Указа Президиума Верховного Совета СССР от 16 января 1989 года уголовное дело, по которому вы были репрессированы, прекращено и в настоящее время вы реабилитированы».

Такой же документ она получила и на свою мать - Галину Андреевну Кузьменко.

Когда ей вручали бумаги о посмертной реабилитации матери, она с горечью спросила: «Где же вы были десять лет назад?…».

В субботу, 16 января 1993 года, ведущий вечерней программы «Новости» (Останкино, Москва) сообщил, что в г. Тараз (ранее Джамбул), в Казахстане, умерла Елена Нестеровна Михненко, Люси Махно - последний прямой потомок Нестора Ивановича Махно…

Ей было 70 лет… 70 лет испытаний, мучений, издевательств, голода… Но Елена, Люси, как и её отец, была гордой, неуступчивой и выдержала всё…

Говорят, на местном кладбище за металлической оградкой есть памятник с надписью: «Здесь покоятся жена батьки Махно «матушка» Галина Андреевна и дочь Елена Нестеровна». Номер захоронения - № 6069.

Галина Кузьменко – последняя женщина в жизни Нестора Махно. Боевую подругу батьки, говорят, побаивались даже сами махновцы. Наравне с мужчинами она ходила в атаку, стреляла из пулемета и рубила саблей.

Матушка

С Нестором Махно Галина Кузьменко (по паспорту Агафья) познакомилась в Гуляйполе, в то время одном из главных центров повстанческого движения на Украине, где работала учительницей 4-х классов в местной земской школе. В 1918 году они связали себя узами законного брака.
У молодоженов казалось было мало общего: она высокая, красивая, интеллигентная – он маленький, невзрачный, грубоватый. Галина была убежденной сторонницей самостийности, активно отстаивая права Украины на самоопределение. Соратник Махно Виктор Белаш характеризовал ее также как «неутомимую защитницу женщин». Осенью 1919 года активистке доверили пост председателя Союза учителей махновской республики, где она пыталась украинизировать все делопроизводство повстанческой державы.
Но эта интеллигентная, высокообразованная, носящая пенсне женщина могла выражать себя не только через общественную работу, но и с помощью оружия, как и любой другой махновец. Очевидцы рассказывают, когда в ставке Махно узнали о расстреле отца Галины красноармейцами, она, не раздумывая, отправилась мстить.
Прибыв в родное село, Галина разыскала соседку, которая выдала красным ее отца и с плеча рубанула предательницу саблей по шее. После этого эпизода махновцы стали почтительно именовать подругу батьки «матушкой». Впрочем, впоследствии Галина опровергала свое участие в махновских карательных операциях. Более того, она нередко конфликтовала с мужем после бесчинств, которые чинили его подопечные.

Вдали от родины

Летом 1921 года Галина вместе с Нестором навсегда покидает Украину. Сначала они бежали в Румынию, затем в Польшу. Накануне побега Махно получил тяжелое пулевое ранение в затылок. Врачи не давали ему шансов на выживание, однако заботливая супруга сумела выходить находящегося на грани жизни и смерти мужа. Именно в этот тяжелый период на свет появляется единственный ребенок Галины и Нестора – дочь Елена.
В конце сентября 1923 года на долю семейной четы Махно выпадает еще одно испытание: их арестовывают польские власти по обвинению в подготовке восстания в Галиции и попытке создания там анархического советского государства. Впрочем, за недостаточностью улик суд был вынужден вынести оправдательное решение.
В 1924 году семья перебирается в Германию, а затем оседает во Франции, в тесной однокомнатной квартирке парижского пригорода Венсенна. В это время серьезно ухудшаются отношения Нестора и Галины. Как свидетельствуют очевидцы, жена не пропускала ни одного случая, чтобы в обществе поиздеваться над мужем. Так, в отношении одного упоминаемого в разговоре военачальника она якобы произнесла: «Вот, настоящий генерал, не то, что Нестор!».
Автор мемуаров о батьке Махно в прошлом его сподвижница Ида Мэтт отмечала, что Галина и Нестор неоднократно сходились и расходились, они не походили друг другу ни морально, ни физически. Наконец, в 1927 году пара развелась.
В этот период у легендарного командира стал прогрессировать туберкулез, который впервые обнаружился еще в двадцатилетнем возрасте. Теперь болезнь с легких перекидывалась на кости. Галина как мола поддерживала угасающего с каждым годом мужа. Незадолго до смерти она навестила его в больнице: «Он был уставший, измученный, ослабевший. На мой вопрос: „Ну как?“ - ничего не ответил, только из глаз покатились слезы», – вспоминала впоследствии Кузьменко. Умер Махно 6 июля 1934 года в Париже. Ему было всего 45.

Возвращение

Галина не сложила руки. Спустя три года она открывает в Париже собственный продуктовый магазин, возможно на средства, оставленные ей мужем. Однако ее предприятие просуществовало всего год, понеся серьезные убытки. В дальнейшем Галине, чтобы содержать себя и дочь, пришлось перепробовать множество специальностей: она была уборщицей, прачкой, кухаркой, и даже работала в сапожной мастерской.
Какое-то время Кузьменко бесплатно проработала в парижском Союзе украинских граждан, который финансировало советское правительство. Видимо женщина рассчитывала таким способом вернуться на родину, однако вскоре организацию прикрыли.
Окончательно подорвав здоровье, Галина была признана нетрудоспособной и смогла рассчитывать на пособие. Однако после вторжения во Францию гитлеровских войск оккупационные власти лишили ее пособия, и чтобы хоть как-то подзаработать она вместе с дочерью решила переехать в Берлин. Это случилось незадолго до нападения Германии на СССР.
После мая 1945 года Галина, имея возможность уйти в западную зону оккупации, решила остаться в восточном Берлине, надеясь, что с советскими войсками вернется на любимую Украину. В Киев она все-таки попала, но как обвиняемая по делу участия в вооруженной борьбе против Красной Армии в период Гражданской войны. В столице советской Украины ей вынесли окончательный вердикт: за причастность к махновскому движению и ведение антисоветской деятельности в эмиграции она была приговорена к десяти годам лишения свободы.
Ее отправили отбывать наказание в мордовский Дубравлаг, дочь Елену на пять лет сослали в казахстанский Джамбул. В лагере Галина Кузьменко просидела до 1954 года и была освобождена после хрущевской амнистии. За 8 лет лагерной жизни эта красивая и статная женщина утратила былой шарм, превратившись в сгорбленную под ношей прожитых годов старушку.
Остаток своей жизни она провела с дочерью в Джамбуле, где до пенсии трудилась на хлопчатобумажном комбинате. Там же она и умерла в 1978 году. Галине Кузьменко все же удалось осуществить мечту своей жизни и вырваться в Гуляйполе. Говорят, что боевая подруга Нестора Махно произвела на бывших односельчан неизгладимое впечатление.

Желание катнуть в Гуляйполе было давно. Но время предоставились только в августе. Итак за день до поездки велосипед был тщательно подготовлен, трансмисия почищена и смазана, а шины накачаны по максимуму. 8 августа около 09.00 часов я со своим товарищем, который кстати к тому времени из Орловщины уже приехал на своем велосипеде в г.Синельниково выехали на трассу Т 0401 в направлении г.Гуляйполе. По пути я проезжал через живописные села Днепропетровщины. В пгт.Васильковка, мы свернули с трассы к реке Волчья, где немного передохнули и искупались. День поездки выдался очень жарким, но ехалось довольно легко.

Около 17.00 мы приехали в г.Гуляйполе и первым делом направились к родственникам Нестора Махно, а именно в дом его самого старшего брата Поликарпа (Карпа) который сохранился до наших дней. Подъехав, постучались во двор, вышла хозяйка и спросила: "К Нестору пришли? Да, он тут сидит", заходите. Пошутила хозяйка. В доме сейчас живет жена покойного племянника батьки Виктора - Любовь Федоровна, которой 78 лет, а до этого в доме жила Акулина, дочь Карпа и мать Виктора. Дом Карпа хоть и старый, но отремонтирован хорошо. Помогла городская власть. Прямо во дворе возле дома установлен памятник Нестору Махно. Хата огорожена невысоким забором и летом буквально утопает в зелени и цветах. В этом доме по преданиям, часто останавливался батька. Любовь Федоровна пригласила нас пройти в дом. В доме четыре комнаты, дальняя — вся в фотографиях рода Махно, плакатах "Анархия — мать порядка" и "Гуляйполе-Махноград". Любовь Федоровна показала пакет с рваным пальто Галины, в котором она приехала в Гуляйполе после ГУЛАГа. "Ей предлагали остаться тут, но она уехала в Казахстан к дочери, — говорит Любовь Федоровна. — Жаловалась, что Елена не вышла замуж и не хотела детей, а свою фамилию считала проклятием рода. Когда я находилися в хате Карпа, у меня было такое ощущение, что здесь до сих пор витает дух воли и борьбы, наверное энергетика все таки есть. Когда я рассматривал фото, Любовь Федоровна рассказывала интересные факты о Несторе и его семье, а так же о том, что всю жизнь Виктор занимался поисками людей, которые были связаны с его знаменитым родственником. В 1970-х г. Виктор узнал, о том чо первая жена Нестора живет в соседнем городке Пологи, куда сразу и поехал. Так же Виктор нашел и в далеком Казахстане Галину Кузьменко и дочь Нестора Махно - Елену. Потом хозяйка угостила нас чаем. Любовь Федоровна завела специальную тетрадку, куда записывают имена все гости. - Чаще всего из Украины, России и Франции. Не нарушая традицию и мы оставили свои автографы). Говорила, что к ней беларусы приезжали и привезли буханку черного хлеба, кторый так любил батько Махно. Побеседовав еще немного мы поблагодарили хозяйку за гостеприимство и поехали посмотреть музей. В сам музей попасть уже не получалось, так как было около 18.30 час. Когда подъехали к зданию краеведческого музея, то пошли посмотреть на памятник тачанке и памятный крест Махно расположенные возле музея. В это время к нам вышел сторож и узнав, что мы приехали в сюда на велосипедах из другой области, пошел нам на встречу и пустил в музей. Так сторожу пришлось поработать для нас еще и экскурсоводом). Основан музей в 1960 году по решению Гуляйпольского районного совета. Для музея было отведено историческое здание, где раньше находился банк «Общество взаимного кредита», который является уникальным памятников архитектуры начала 20 века. В музее более чем 18 тысяч экспонатом и по моему 8 или 9 экспозиций. Музей состоит из двух уровней. Само здание, его величественные и массивные стены постройки 1901 года очень впечатляют. Музей пользуется большой популярностью не только у украинских туристов, но и у жителей Германии, Франции, Италии, Польши, Испании, России. После осмотра экспонатов в музее мы отправились к Гуляйпольскому городскому совету имени Махно. В здании все сохранилось практически в первозданном виде. Современный ремонт выдают лишь пластиковые окна и двери, а также свежий слой краски. В здании горсовета в те времена проходили съезды фронтовиков-повстанцев, рабочих и крестьянских советов. В память о Несторе Махно на ярко-синем здании установлена в середине 1990-х мемориальная табличка. Недалеко от горсовета находится паровая мельница. На фасаде здания кирпичная гравюра «Надежда 1894 год». Это имя дочери помещика и переселенца из Германии Дмитрия Шредера. Он был одним из самых богатых помещиков в этом районе. В конце 19 века ему и принадлежала постройка. В трехэтажной части здания жила семья Шредеров, рядом находился цех. За свою долгую историю мельница несколько раз горела и до 2010 года голые стены трехэтажного здания украшали город, пока местные предприниматели не взяли ее в аренду и не отремонтировали. Что ни будь перестраивать и реставрировать в здании мельницы им не разрешают власти потому, что это памятник архитектуры. Сейчас мельница используется по назначению, за старыми стенами кипит производство - там как и раньше изготавливают муку. Я бы даже сказал муку с традициями:) В завершении нашей экскурсии мы заехали в центр города, где находится второй памятник Нестору Махно. Немного передохнув, мы поехади дальше, в г. Бердянск, но это уже совсем другая история.

В пути на Гуляйполе...

Заехали немного передохнуть и окунуться.

Гуляй-Поле, гуляй ветер,

Как же дышится легко,

Ветер, воля и свобода,

Да и поле широко...

Хата самого старшего брата Нестора - Поликарпа (Карпа) Ивановича Махно сохранившаяся до наших дней. В доме сейчас живет жена покойного племянника батьки Виктора - Любовь Федоровна, которой 78 лет. Дом Карпа хоть и старый, но отремонтирован хорошо. Помогла городская власть. Хата огорожена невысоким забором и летом буквально утопает в зелени и цветах. Пользуясь случаем и я решил сфотографироваться возле дома в котором по преданиям, часто останавливался батька.

В доме четыре комнаты, дальняя — вся в фотографиях рода Махно, плакатах "Анархия — мать порядка" и "Гуляйполе-Махноград".

Любовь Федоровна показала пакет с рваным пальто Галины, в котором она приехала в Гуляйполе после ГУЛАГа. "Ей предлагали остаться тут, но она уехала в Казахстан к дочери, — говорит Любовь Федоровна. — Жаловалась, что Елена не вышла замуж и не хотела детей, а свою фамилию считала проклятием рода.

Нестор Махно.

Дочь Нестора Махно - Елена.

Братья Махно. Все братья были заодно с Нестором и по очереди погибли за общую идею, но именно Карпу Нестор больше всех доверял и считал правой рукой.

В 1970-х Виктор узнал, что в соседнем городке Пологи живет первая жена Нестора - Настя Кузьминична.
- В молодости Настя была первой красавицей на селе. Нестор Иванович, как только увидел ее, сразу влюбился.

Любовь Федоровна завела специальную тетрадку, куда записывают имена все гости. - Чаще всего из Украины, России и Франции. Не нарушая традицию и мы оставили свои автографы)

Виктор и Галина Кузъменко в Казахстане 1973 год.

Семейные реликвии. Раньше в хате жила Акулина дочь Карпа Махно, а после нее Виктор - ее сын с семьей. С первой женой он развелся, после встретил Любовь Федоровну. Они с 1986 года жили вместе, а в 2003-м она овдовела. - Всю жизнь Виктор занимался поисками людей, которые были связаны с его знаменитым родственником.

Памятник тачанке возле Краеведческого музея.

Памятный крест Махно.

Краеведческий музей расположен в помещение бывшего банка «Общество взаимного кредита» в центре города Гуляйполе.

При входе в музей, находится бюст Нестора Махно и герб города.

Махновская тачанка, ставшая легендой и символом эпохи.

Галерея гетманов Запорожской Сечи.

Воссозданная вычурная обстановка мещанской комнаты начала ХХ столетия с ее резной мебелью и кружевными скатертями, фарфоровой посудой и шторами с бахромой, пианино и лампой под тканевым абажуром.

Экспонаты и предметы, а так же обстановка комнаты как нельзя лучше передают дух предреволюционного возвышено-мечтательного времени.

Очень понравилась мещанская обстановка тех лет. Вся мебель, предметы и вещи находящиеся в комнате - подлинные.

Величественные и массивные стены постройки 1901 года очень впечатляют (на снимке подвал здания бывшего бынка)

События бурных лет гражданской войны и Нестор Махно, прославивший Гуляйполе далеко за пределами Украины.

В плакатах, лозунгах, знаменах осели пылью искалеченных человеческих судеб и несбывшихся чаяний где-то на колесе черной тачанки.

Притаившейся в углу среди карт, схем, писем, фотографий, личных вещей тех, что стал их непосредственным участником...

Гражданская война на Украине 1919-1920 гг.

Боевой путь Революционной повстанческой армиии Украины им.Батько Махно.

Цитата сообщения ЛЮБОВЬ ХАЗАН: ГАЛИНА КУЗЬМЕНКО. ВРЕМЕНА НЕ ВЫБИРАЮТ

Боевую подругу Нестора МАХНО Галину Кузьменко побаивались даже махновцы. Она ходила в атаку, стреляла из пулемета и была лиха на расправу — нескольких махновцев убила сама, поймав их во время грабежа и насилия над женщинами

Агафья (Галина) Кузьменко родилась в семье киевского жандарма

35 лет назад ушла из жизни супруга Нестора Махно

«Бульвар Гордона»

Музы нужны не только пылким художественным натурам, созидателям и творцам, но и лишенным сантиментов разрушителям, пусть и «старого мира». Именно такую неоднозначную роль судьба отвела Галине Кузьменко, невенчанной жене и боевой спутнице Нестора Махно. Матушка Галина, как махновцы почтительно называли ее, пронеслась на тачанке по полям Гражданской войны то ли красной валькирией, то ли мстительной фурией, отдавшей себя без остатка делу анархии. Казалось, ей неведомы ни страх, ни сострадание. Она отважно воевала под черным знаменем, собственноручно рубила головы врагам и не стеснялась облачаться в платья и шубы несчастных жертв, на месте которых, повернись иначе обстоятельства, вполне могла оказаться сама.

Сколько таких женщин, вовлеченных в революционный водоворот, искалеченных страшным временем и бесчеловечными обстоятельствами, было по обе стороны фронта в те годы? Но если женщин-комиссаров — разумеется, в кожанках и с револьвером! — в годы советской власти воспевали в «Оптимистических трагедиях», то другим, не принявшим большевиков с их идеей мировой революции, посвящали не книги — протоколы допросов. В ныне рассекреченном архиве СБУ хранится папка с делом двух самых близких женщин батьки Махно — жены Галины и дочери Елены.

ВЛЮБЛЕННЫЙ В ПОСЛУШНИЦУ АНФИСУ ПОЛИЦЕЙСКИЙ ДЕЛОВОД, УЗНАВ О ЕЕ ИЗМЕНЕ, ЗАСТРЕЛИЛСЯ

Нестор Махно, 1919 год

В Берлине стоял первый послевоенный солнечный август, наполненный предвкушением счастливой жизни. Когда Люси Мих-ненко вызвали в комендатуру, велев прихватить документы, она нисколько не испугалась. Понятно, что если ей удалось устроиться переводчицей в советскую военную часть, которая занимается вывозом оборудования из побежденной страны, то тщательная проверка документов неизбежна. Но домой девушка не вернулась: ее задержали и отвезли в фильтрационный лагерь.

При домашнем обыске у Люси нашли не бог весть какой скарб: два полотенца, одно шерстяное одеяло, одно платье, одну шерстяную кофту, одну пару шерстяных носков, одну пару чулок и 23 марки.

В лагерь привезли и Галину Андреевну Кузьменко, маму Люси. У нее обнаружили 210 марок, припасенных на черный день. Этот день настал, но деньги не помогли — их попросту изъяли.

Из обвинительного заключения по следственному делу 1. Кузьменко Г. А., 2. Михненко Е. Н. 9 марта 1946 года: «В августе 1945 года оперативной группе НКВД района Митте-Берлин стало известно, что в г. Берлине проживают жена и дочь известного руководителя анархистских банд на Украине Махно Нестора — Кузьменко Галина Андреевна и Михненко Елена Несторовна, которые в эмиграции занимались активной антисоветской деятельностью... Дело... направить на рассмотрение Особого совещания при НКВД СССР».

Люси Михненко, которая оказалась Еле-ной Несторовной, рассказывать следователям о себе было особенно нечего. Родилась за границей, советской гражданкой не являлась. По молодости лет вся ее биография умещалась на одной-двух страничках, исписанных крупным почерком. Куда пространнее оказались протоколы допросов Галины Кузьменко. Вот что она рассказала 10 января 1946 года, будучи доставлена из Берлина в Киев:

«Отец мой Кузьменко Андрей Иванович в 1919 году был расстрелян частями Красной Армии в селе Песчаный Брод за связь с махновцами. Мать Кузьменко Домникия Михайловна умерла в 1933 году в селе Песчаный Брод. Моя мать в момент расстрела отца сумела скрыться и около двух недель вместе с моим братом Кузьменко Степаном Андреевичем, вместе со мной была в отряде Махно...

Брат Степан был непродолжительное время в отряде Махно рядовым, из отряда ушел, скрывался от преследований за участие в махновском движении и, как мне впоследствии стало известно, в 1926 или 1927 году умер где-то под Москвой. Второй брат, Николай Андреевич, участия в махновском движении не принимал, умер приблизительно в 1935-1936 году».

Неплохо зная советскую конъюнктуру, в анкетной графе «Социальное прошлое» Галина написала: «Из крестьян-середняков». Позже ей пришлось признаться: отец Андрей Иванович Кузьменко служил жандармским писарем. Историки определили, что он был унтер-офицером, за пьянство выгнан со службы и, чтобы прокормить семью, переехал в село Песчаный Брод. Настоящее имя дочери Андрея Кузьменко — Агафья, уменьшительно-ласкательное — Гапочка. Галочкой она стала, заменив всего одну букву.

НЕСТОР БРОСИЛ НАСТЕНЬКУ «ВО ИМЯ ВЕЛИКОГО ДЕЛА УКРАИНСКИХ ТРУЖЕНИКОВ»

Пока отец с матерью были молоды, пытались дать дочери хорошее образование. К 15 годам Гапочка окончила шесть классов гимназии. Там ей привили грамотность и амбициозность.

История умал-чивает, по соб-ственной воле или по желанию родителей хорошенькая гимназистка бросила учебу и подалась в Крас-ногорский женский монастырь. Продолжение описывают в красках весьма драматических.

Монашки шушукались об отношениях послушницы Анфисы, как в монастыре нарекли девицу Агафью, с полицейским деловодом Евстигнеевым. Но она положила конец этим пересудам, умчавшись вместе с отпрыском барона Корфа в его родовое имение под Уманью. Титулованные родители экстравагантный выбор сына не одо-брили, поэтому несостоявшаяся невеста вернулась в монастырь, а бедный деловод Евстигнеев застрелился. Монастырь, расписавшись в неспособности совладать с буйным нравом послушницы и желая замять скандал, отказал ей в приюте.

«Вопрос: Как правильно ваша фамилия?

Ответ: Правильная фамилия моя Махно. Мой отец Нестор Махно сменил свою фамилию во Франции на Михненко по предложению французской полиции. Я фамилию Михненко ношу с 15 лет...

Вопрос: Расскажите, что вам известно о прошлом отца — Михненко Нестора?

Нестор Иванович с дочерью, 1927 год

Ответ: Из рассказов матери мне известно, что мой отец из России, до революции в России был учителем, арестовывался царским правительством и сидел в тюрьме, откуда был освобожден революцией.

Во время революции он принимал учас-тие в восстании против царского режима, боролся против белогвардейцев на сторо-не Красной Армии и якобы «не поладил» с красными, так как у них были разные взгляды, и он уехал за границу».

Елена рассказала, кто открыл ей глаза на «бандитское» прошлое отца. «Уже после того, как меня задержали в Берлине, от русских офицеров я узнала, что мой отец был известный в России бандит, который вел вооруженную борьбу с Красной Армией и издевался над населением. Больше мне о нем ничего не известно».

Нестор Махно не удался ни статью, ни лицом, но женщины его любили — за сумасшедший темперамент, смелость и авантюризм. Жены и коханки прощали ему пьянство, грубость, пренебрежение, а он легко переступал через них, поскольку дамой его сердца была Анархия.

Когда Февральская революция открыла засовы темниц и Нестор Махно, осужденный на 20 лет за участие в грабежах и убийствах, вернулся в Гуляйполе, он организовал в барской усадьбе коммуну, где и поселился с односельчанкой Настенькой Васецкой. Зажили, как возвышенным слогом вспоминал Нестор Иванович, «под звуки свободных песен о радости».

В телесериале «Девять жизней Нестора Махно» история его первой семьи подана в духе песни о Стеньке Разине и персидской княжне — «и за борт ее бросает в набежавшую волну». По фильму соратники Нестора, недовольные тем, что любовь к молодой жене и их перевенцу отвлекает его от революции, обманом вывозят их в глухую чащу и топят в болоте.

По мемуарам же самого Махно, в канун взятия Гуляйполя гетманцами и германо-австро-венграми коммунары в полном сос-таве бежали из барского поместья, погрузившись в вагоны. Ехали долго, пока поезд не остановился под Царицыном. Неустроен-ность быта особенно тяготила Настеньку — она вот-вот должна была родить. Несмотря на это, Нестор бросил жену, по его словам, «во имя великого дела украинских тружеников». В мемуарах он написал: «Моя подруга долго крепилась, все не поддавалась тяжелому, перед родами в особеннос-ти, чувству одиночества и теперь плакала».

Настенька то ли так страшно убивалась, то ли пыталась прервать беременность, но на свет сыночек появился с врожденными уродствами и прожил всего неделю. Потом, рассказывали, она вышла замуж за вдовца с четырьмя детьми, собственного ребеночка так больше не родив.

Аналогия с «персидской княжной», скорее, приложима к сельской телефонистке Тине Овчаренко — она стала второй женой, вернее, «коханкой», Нестора. Махно описал в мемуарах, как после проигранного мадьярам боя в селе Темировка ему пришлось отступить за околицу. Тут к нему подбежала девушка, выбравшаяся из-под пуль: «Ваша, Батько, жена с подводой ос-та-лась в деревне». — «Ничего, теперь уже поздно спасать ее», — спокойно ответил он.

Чудом Тина все-таки осталась жива. Но, видя такое отношение батьки к своей очередной подруге, один из махновских бойцов решил ее поматросить, чтобы потом с чистой совестью выбросить за борт. Все произошло, как и было задумано. Батьке «открыли глаза» на «измену», и опозоренной женщине пришлось вернуться домой.

СОСЕДКУ, КОТОРАЯ ЯКОБЫ ВЫДАЛА ЕЕ ОТЦА, ГАЛИНА ПОЛОСНУЛА САБЛЕЙ ПО ШЕЕ

В рассказе «Ледоход» Борис Пильняк назвал еще одну возлюбленную Нестора — легендарную атаманшу Марусю Никифорову: «Она пришла перед боем, попросила коня и была в строю первой, а потом расстреливала пленных спокойно, не спеша, деловито, как не каждый мужчина». В то же время известно, что Маруся Никифорова была замужем за поляком Витольдом Бржос-теком. И погибли они вместе: в 1919-м в Кры-му их повесил белый генерал Слащев, многим известный как булгаковский Хлудов.

Нечто похожее на то, как Пильняк описал «подвиги» Маруси, рассказывали и о Галине Кузьменко. Люди, называвшие себя очевидцами, свидетельствовали: когда из Песчаного Брода в Гуляйполе прискакал человек и доложил, что отряд красных расстрелял отца Галины «за связь с махновцами», она вскочила на коня и во главе отряда примчалась в родную деревню.

Сонных карателей вытащили из постелей, туда же во двор привели соседку, которая якобы выдала отца Кузьменко. Галина полоснула ее саблей по шее. Ближайшая подружка Галины Феня Гаенко, любовница махновского контрразведчика Левы Задова, зарубила не-скольких крас-ноармейцев. Ос-таль-ное доделали мужчины. С тех пор махновцы именовали жену батьки «матушкой». Сама же Галина отрицала свое участие в махновских расправах.

«Мне известно, что махновцы жестоко расправлялись с работниками милиции (расстреливали их), с лицами, проводившими продразверстки, забирали собранный ими хлеб, часть которого раздавали крестьянам... К зверствам, о которых я знала, я относилась отрицательно и неоднократно лично сама имела на этой почве столкновения с Махно, называла действия его сподвижников бандитскими».

Дочь Нестора Махно Люси ничего не знала ни о дореволюционном, ни о революционном прош-лом отца. Он вообще никогда ничего ей не рассказывал. Любил ее, по словам знакомых русских эмигрантов и местных французских анархистов, но за малейшее непослушание мог сильно отшлепать. Потом страдал и каялся.

С малолетства девочку отдали в пансионат, и она приезжала домой только на каникулы. Люси казалось, что так было всегда.

Что должна была испытать молодая благовоспитанная француженка Люси, вдруг узнав от советских офицеров, что ее отец — бандит? А они, скорее всего, запомнили карикатурный образ батьки по трилогии Алексея Толстого «Хождение по мукам»: «Махно гулял. В добытой после налета на Бердянск гимназической форме колесил на велосипеде напоказ всему городу...».

Может быть, впоследствии Елена прочитала и книгу Константина Паустовского «Повесть о жизни». В отличие от Толстого Паустовский своими глазами видел Махно. Это было на станции Помошная, когда там остановился состав с опереточно разодетыми махновцами. Батька полулежал на сиденье из красной сафьяновой кожи в ландо, водруженном на открытой платформе. Эпизод довершает сцена бессмысленного убийства батькой ни в чем не повинного дежурного по станции. Невозможно заподозрить Паустовского, писателя репутации честной и неконъюнктурной, в намеренном искажении фактов.

ИЗ ГЛУБИНЫ ЕЕ ОРЕХОВЫХ ГЛАЗ ВЫСКОЧИЛИ ТАКИЕ ЧЕРТЕНЯТА, ЧТО ОН ПОНЯЛ: ЭТО ЕГО ЖЕНЩИНА

Разумеется, была и массированная антимахновская пропаганда. Только в последние годы заговорили о безусловных достоинствах Нестора Ивановича — защите интересов крестьян и непоказном интернационализме.

И все же трудно понять, как бывшая гимназистка, учительница Галина Кузьменко, решилась выйти замуж за человека, чье душевное равновесие было подорвано тяжелым детством, каторгой, туберкулезом, ранениями.

Может, она в нем увидела не предателя и бандита, каковым позднее Махно объявила официальная идеология, а народного кумира, взнуздавшего революционную энергию масс, и непревзойденного степного стратега? Может, эту роковую женщину влекла стихия анархии? А может, ее как магнит притягивали успешные мужчины, от которых исходил запах крови и власти? А ведь в войске Нестора распевали: «Наш Махно и царь, и бог с Гуляйполя до Полог».

Встретились они в гуляйпольской школе, где Галина учила малышню азбуке. Виктор Белаш, начальник махновского штаба, вспоминал о военных играх, популярных в этой школе. Детей делили на «махновцев» и «белых», и они сражались, подчас забывая, что это игра: «Белые» ученики, поймав «махновца», повесили его по приказу командира: «Пусть повисит, пока я не управлюсь с махновцами и не свистну». Но этот 12-летний командир так увлекся «боем», что забыл «свистнуть», и мальчика сняли из петли мертвым».

Знакомство Нестора и Галины обросло легендами. Одна из них гласит, что батька заглянул в школу, услышав об учительствовавшей там барышне. Чтобы продемонстрировать свою эрудицию, он потребовал какую-то редкую книгу, прочитанную им в Бутырской тюрьме. Та ответила, что такая уникальная литература за пределы библиотеки не выдается. Махно якобы побагровел и стал настаивать. Галина уступила, но так швырнула тяжеленный том, что тот полетел на пол.

Спутник Махно наклонился было за ним, но батька остановил его и приказал учительнице: «Подними!». Но не на ту напоролся. Галина вспыхнула: «Вот ты и подними!». Нестор схватил револьвер и готов был выпустить в нее всю обойму. Но из глубины ее ореховых глаз выскочили такие чертенята, что он понял: это его женщина.

Любовь вдохновила Нестора на пересмотр своего гардероба. Он стал щеголевато наряжаться в цветные шелковые сорочки и высокие желтые сапоги. Преобразилась и Галина, полюбившая мужской костюм и высокую каракулевую шапку. Вместе с подругой Феней Гаенко они возили за собой огромные чемоданы отнятого у буржуев добра. Ее знакомая вспоминала: «В котиковом пальто, в светлых ботах, красивая, улыбающаяся, она казалась элегантной дамой, а не женой разбойника, которая сама ходила в атаку, стреляла из пулемета и сражалась. Рассказывали про нее, что несколько махновцев она сама убила, поймав их во время грабежа и насилия над женщинами. Ее махновцы тоже побаивались».

Гордячка Галина умудрилась сохранить независимость и в непростом браке с Нестором. В своем дневнике времен расцвета Гуляйполя с явной брезгливостью она описывала самогонные загулы махновцев. Прочитав в эмиграции выдержки из дневника Галины, Нестор возмутился: это чекистская подделка. И в наше время подлинность документа подвергают сомнениям. В 70-х годах Галина Кузьменко уклончиво говорила, что действительно вела дневник, но после его утери не знает, тот это документ или нет.

«Вопрос: В каких отношениях вы были с Нестором Махно?

Ответ: С 1919 года была женой Махно, состояла в гражданском браке.

Вопрос: Какое участие вы принимали в махновском движении на Украине?

Ответ: Проводила культурно-просветительную работу с участием в распространении газет, постановок спектаклей. Вопросом политической работы я не занималась. Эту работу выполнял сам Махно и Волин, который руководил изданием газет (Всеволод Волин — теоретик анархо-коммунизма, начальник штаба махновской армии. — Авт.), и Аршинов — советник Махно (Петр Аршинов — террорист, идеолог анархизма. — Авт.)».

Сначала мать и дочь допрашивали в Берлине. К началу нового, 1946 года, их отправили в Киев, в «разработку» следователями НКВД УССР.

Поезд миновал Польшу, и Галина вспомнила, наверное, то время, когда родила в варшавской тюрьме Леночку. В Варшаву они с Нестором переехали из Бухареста. Вспомнилась и Румыния, куда бежали, переплыв Днестр на лошадях.

Вообще-то, батька сразу хотел бежать в Польшу, но буденновцы, получившие приказ на безжалостное уничтожение Махно, оттеснили его к Днестру. 77 всадников (все, что осталось от грозного некогда войска, в лучшие для него времена насчитывавшего десятки тысяч) вплавь перешли реку. За несколько дней до этого батька был ранен в шею навылет через щеку, в почти бессознательном состоянии едва ухватился за стремя. Его поддерживал Лева Задов.

Выбравшись на берег, Галина первым делом стянула с себя насквозь промокшие юбки. А тут подоспели румынские пограничники. Увидев даму в неглиже, они прониклись к перебежчикам доверием и спокойно отконвоировали их на заставу.

Очень быстро растратив в Бухаресте все, что удалось прихватить с собой, Нестор и Галина, наверное, не раз вспоминали о тех несметных сокровищах, которые остались закопанными неподалеку от Гуляйполя. Отправили туда Леву Задова, вслед за ним телохранителя батьки Ивана Лепетченко. Оба как в воду канули. Галина и Нестор не знали, что их пос-ланцы отрыли клад, но Лева, завербованный ЧК, сдал его в придачу с Ле-петченко.

Возможно, чекисты подозревали, что найти удалось далеко не все. Поэтому вопросы о кладе стали стандартной процедурой на всех допросах махновцев.

«Вопрос: Следствию известно, что в 1919 году в городе бывшем Екатеринославе отрядами Махно были захвачены драгоценности, в том числе много золота. Расскажите, что вам известно о судьбе этих драгоценностей?

Ответ: Действительно, осенью 1919 года отрядами Махно в городе Екатеринославе в банках и ломбарде было захвачено большое количество драгоценностей, в том числе и золото. Часть ценностей была разграблена отдельными участниками махновских отрядов при захвате их, а другая часть, значительное количество, по поручению штаба была запрятана созданной комиссией в составе Махно Савелия — брата Нес-то-ра, Лепетченко Александра (брат Ивана, расстрелянного в 1937 году. — Авт.) и Василевского Григория (адъютант Махно. — Авт.), которые во время боев один за другим были убиты. Куда именно они запрятали оставшиеся ценности, я не знаю».

Но была ли Галина чистосердечна? Только ли из любви к Родине она страстно рвалась в Гуляйполе? Ей так хотелось домой, что во второй половине 20-х, живя во Франции, она даже устроилась в Союз украинских граждан, который финансировало советское правительство. На допросе она расскажет: «Целью организации была пропаганда политических идей Советского Союза среди украинцев и галичан. Некоторое время я выполняла в этом Союзе работу в порядке общественного участия без оплаты. В последнее время работала секретарем Союза». Но Союз вскоре прикрыли, и, если у нее был план возвращения с помощью этой организации, он провалился.

В 45-м, имея возможность еще до прихода Советской Армии выехать из Берлина в западную зону, как это сделали многие беженцы из СССР, она фактически отдала себя в руки «органов». Может, таким образом она рассчитывала попасть в Гуляйполе?

ВЫЙДЯ НА СВОБОДУ, БАТЬКА СДЕЛАЛ ГРОМКОЕ ЗАЯВЛЕНИЕ, ЧТО ВСТУПАЕТ В БОРЬБУ ПРОТИВ СОВЕТСКОЙ ВЛАСТИ

Несмотря на то что в начале 20-х Москва не поддерживала официальных дипломатических отношений с Румынией, она направила ноту председателю румынского совета генералу Авереску с требованием выдать Махно. Бухарест колебался. И тогда Махно и некоторые из его товарищей решили действовать: они бежали из лагеря для интернированных и 12 апреля 1922 года перешли польскую границу.

Варшава встретила Галину и Нестора не-ласково. Прошел слух, будто они готовят восстание в Галиции, хотят создать там крестьянскую анархическую республику. Супругов отправили в тюрьму. За решеткой Галина родила дочь. На адвокатов ушли все средства, которые удалось собрать у американских и европейских анархистов.

Выйдя на свободу, батька сделал громкое заявление, что вступает в борьбу против советской власти. И вдруг осознал, что дальше только тупик и нищета. В отчаянии он полоснул себя по горлу ножом. Такова общепринятая версия.

Но вот что пишет парижская знакомая Нестора, анархистка Ида Метт: «На правой щеке Махно был огромный шрам, доходивший почти до самого рта. Это его вторая жена Галина Кузьменко попыталась убить его во сне. Это случилось еще в Польше, кажется, у нее был роман с каким-то петлюровским офицером».

Тогда получается, что, желая выгородить жену перед полицией, Нестор сказал, будто пытался покончить с собой. Как бы там ни было, врачи не дали ему помереть, а власти перевели под надзор полиции в Данциг.

В это время Галина с малышкой на руках была на пути в Берлин. «В городе Берлине мне помог оформить документы для переезда во Францию анархист Волин», — скажет она на киевском допросе. Жизненные пути Всеволода Волина, Нестора Махно и Галины Кузьменко то и дело пересекались, однажды образовав, если верить некоторым исследователям, любовный треугольник.

Отбыв за участие в «эксах» (принудительной экспроприации собственности у частных лиц и государства, сибирскую ссылку, Всеволод взял говорящий о воле псевдоним. Человек, знавший его во времена Гуляйполя, нарисовал такой портрет: «Широкоплечий среднего роста человек интеллигентного облика. Небольшая клинышком бородка с проседью, выражение лица страдальческое, глубоко посаженные глаза». Многим он казался старше своего возраста.

В отличие от практика Махно Волин был теоретиком и оратором, его конек — зажигательные речи и выпуск газет. Когда батька без суда и следствия расстрелял своего соратника Полонского, его жену-актрису и еще несколько человек, заподозрив их в попытке подсунуть ему отравленный коньяк, Волин бесстрашно обругал его «Бонапартом и пьяницей». Махно выхватил маузер и, потрясая им, выпалил: «Когда какая-то падла осмелится требовать ответа — вот ему!». Волин писал о махновцах: «Выпив, эти люди совершали недопустимые — одиозные, другого слова нет — поступки, вплоть до оргий, в которых были вынуждены участвовать некоторые женщины».

Всеволод ненавидел подобные раз-влечения. Потомственный интеллектуал, внук Якова Эйхенбаума, выдающегося поэта и математика, жившего на Украине и умершего в Киеве, он был старшим братом знаменитого советского литературоведа Бориса Эйхенбаума.

В какой-то момент большевики предложили Волину пост наркома просвещения Украины. Он отказался, и через не-которое время его изловили и отправили в ЧК. Из тюрьмы товарища выручил Махно, воспользовавшись кратковременным союзом с Красной Армией. Второй раз из-под ареста Волина вызволил Ленин. Условие: вы-езд за пределы страны. Так и получилось, что за границей Всеволод снова повстречался с Нестором и Галиной.

В Венсенне, пригороде Парижа, Нестор снял крохотную квартирку, состоявшую из одной комнатки и кухоньки. Леночку стали называть на французский манер Люси. Ей исполнилось пять лет, когда родители окончательно расстались.

Ида Метт уверена: «Они (Нестор и Галина) были чужды друг другу морально, а может, даже и физически. В то время она его определенно не любила и, кто знает, любила ли его вообще когда-либо».

В 34-м Нестора окончательно одолел туберкулез, заработанный еще в Бутырке. С легких болезнь перекинулась на кости, стали гнить ребра, и его поместили в госпиталь. Спустя четверть века в одном из писем Галина рассказала, что навестила Нестора. Увидев его на больничной койке в предсмертной беспомощности, почему-то спросила: «Ну как?». «Он ничего не ответил, только из глаз покатились слезы».

Ида Метт утверждала, что парижскую записную книжку батьки, в которой могли быть компрометирующие Галину и Волина записи, эта парочка уничтожила. Волин оправдывался: «Я очень сожалею о том, что личный конфликт с Нестором Махно помешал мне проредактировать первый том его воспоминаний. Незадолго до смерти Н. Махно мои личные отношения с ним несколько наладились». О чем плакал Нестор, исчерпавший, наконец, весь отпущенный ему лимит из девяти жизней?

ИЗ ЗАЛА СУДА ГАЛИНУ ПОВЕЗЛИ НА ВОСЕМЬ ЛЕТ В МОРДОВСКИЙ ДУБРАВЛАГ, ЕЛЕНУ СОСЛАЛИ НА ПЯТЬ ЛЕТ В КАЗАХСКИЙ ГОРОД ДЖАМБУЛ

Спустя три года после ухода из жизни Нестора Галина вдруг открыла собственный продуктовый магазин. То ли от Нестора осталась заначка, то ли зарубежные анархисты скинулись, то ли Всеволод расщедрился. Магазин просуществовал год и разорился. После этого Галина перепробовала все работы: в сапожной мастерской плела туфли, убирала квартиры, стирала белье, куховарила в ресторане. Здоровье ее ухудшилось, она прошла медицинскую комиссию и получила пособие. Так и перебивалась.

За полгода до вторжения гитлеровцев в СССР мать с дочерью переехали в Берлин. На допросах она объясняла переезд прозаично: просто в оккупированной Франции ей отказали от пособия, а найти работу было невозможно.

Между тем Волин остался во Франции, чтобы, по его словам, готовить революцию после войны. Обедневший во время упорного написания своего главного труда — книги «Неизвестная революция», он пошел продавать билеты в маленьком кинотеатре. Ожидать от него помощи больше не приходилось.

В Париже он и скончался. По странному совпадению — ровно через неделю после ареста в Берлине Галины с дочкой. Причиной его смерти называют ту же обретенную в тюрьмах чахотку. Прах Всеволода Волина покоится на кладбище Пер-Лашез неподалеку от могилы Нестора Махно.

В Берлине Галина исхитрялась то работать, то отлынивать, и ее даже вызывали в криминальную полицию по подозрению в одном из тягчайших преступлений в военное время — саботаже. Но ей удалось выхлопотать медицинские справки, и полиция успокоилась. Кто мог понять, что для нее значило так низко пасть с вершины могущества, испытанного в Гуляйполе?

А вот молоденькую Люси легко взяли на фабрику концерна «Сименс» браковщицей продукции. Тогда, как и теперь, концерн специализировался на производстве элект--роприборов и, по утверждению историков, начиная с 1936 года субсидировал гитлеровский режим. Взамен «Сименс» по-лучал рабочих из «Освенцима» и даже обзавелся собственным небольшим концлагерем.

На допросе в Киеве Елена сообщила, что на «Сименсе» без отрыва от производства окончила курсы повышения квалификации и стала чертежницей и переводчицей для рабочих из Франции, России и Украины. У девочки могла появиться перспектива...

12 января 1946 года Елене дали прочесть постановление: «...являясь дочерью руководителя банд на Украине в годы гражданской войны — Нестора Махно... работая переводчицей, проводила активную пособническую работу в пользу немцев».

Елена возмутилась: «Виновной в предъ-явленном мне обвинении я себя не при-знаю. Я не отрицаю, что являлась дочерью Нестора Махно, который в годы гражданской войны на Украине руководил бандами и в 1921 году бежал за границу, но я об этом ничего не знала, так как родилась в 1922 году в Варшаве и с отцом не воспитывалась».

За день до этого обвинение предъявили Галине Кузьменко. «...являлась женой руководителя банд на Украине Нестора Махно, в период Гражданской войны участвовала в вооруженной борьбе против Красной Армии. В 1921 году вместе с остатками банды Махно бежала за границу. Проживая в эмиграции, занималась активной антисоветской деятельностью».

Галина Кузьменко: «Я не признаю себя виновной в том, что в эмиграции якобы занималась активной антисоветской деятельностью, так как этого не было».

Все понимали, что вина матери и дочери состоит лишь в том, что они — близкие Махно женщины. Не говоря уж о Елене, даже Галине не имели права предъявить никакого обвинения, потому что она подпадала под амнистию, объявленную советской властью махновцам еще в 1927 году. Но кого это теперь интересовало? Из зала суда Галину повезли на восемь лет в мордовский Дубравлаг, Елену сослали на пять лет в казахский город Джамбул.

«ДЕЛО, ПО КОТОРОМУ ВЫ БЫЛИ РЕПРЕССИРОВАНЫ, ПРЕКРАЩЕНО»

Очевидно, переписка матери и дочери была затруднена. В 1950 году Люси-Елена написала ей, как жила последние два года: работала сначала в привокзальном ресторане, а потом в железнодорожном ОРСе (отделе рабочего снабжения) посудомойкой («Если бы я хотела быть официанткой, я бы не могла из-за одежды». - Е. М.), в колхозе — свинаркой. Потом заболела тифом. Знакомый сапожник носил ей в больницу передачи («А когда я вышла из больницы, узнала, что это все он носил мне за деньги, приобретенные продажей моих вещей». - Е. М.) . Она осталась без гроша...

И дальше: «Как я прожила эту зиму с 48-го по 49-й год, раздетая и босая, с переменами каждые три месяца? Это самое жуткое воспоминание моей жизни... Я лазила по паровозам и тендерам, выпрашивала у машинистов уголь. Таскала его гряз-ная, потная. Я с дрожью вспоминаю эту зиму». Каким упреком должны были упасть на материнскую душу слова: «В марте была уволена из-за документов. Если бы не это, то во всех организациях можно быстро продвинуться, посылают на курсы поваров и т. д. В каждой отрасли можно выдвинуться, но не мне с моей фамилией и происхождением».

И все-таки она унаследовала от родителей не только плохую фамилию, но и упорство. Благодаря чему сумела получить инженерный диплом. Со временем вышла замуж за отставного летчика. Когда к ней стали приезжать интересовавшиеся махновским движением люди, они отмечали, что в этом заброшенном Богом месте Елена умудрялась выглядеть элегантно, как парижанка. Это, однако, не отменяло того факта, что жизнь ее оказалась надломленной и, подобно держащейся на последнем волоске веточке, тихо усыхала. Реабилитацией обрадовали Елену, когда ей стукнуло 67.

А вот Галина утратила в лагере весь былой шарм. Куда подевалась ореховоглазая дама в котиковом пальто и светлых ботах, бравая махновка в кавалерийском галифе и высокой каракулевой шапке? Теперь она повязывала на голову простую косынку, все время копалась в огороде и стала по-хо-жа на обыкновенную советскую бабушку.

Пробыв в заключении восемь лет и девять месяцев, подруга грозного батьки была освобождена по амнистии 1954 года, объявленной после смерти Сталина. Остаток жизни провела в городе Джамбуле Казахской ССР, где до выхода на пенсию трудилась на хлопчатобумажном комбинате. А спустя 11 лет после кончины матушки Галины на ее имя прислали уведомление: «Дело, по которому Вы были репрессированы, прекращено, и в настоящее время Вы реабилитированы». Может, она порадовалась то ли на небесах, то ли в каком-то другом определенном ей на том свете месте.

А за два года до ухода из жизни 84-летней Галине Андреевне разрешили, наконец, съездить в Гуляйполе. Боевая подруга батьки Махно произвела на местных жителей неизгладимое впечатление. Кажется, рассказывая о своей неугасимой любви к Нестору, она и сама в это поверила.